1.ЦЕЗАРЬ — РОБЕСПЬЕР; КОНФЛИКТ КАК ЛОЖНАЯ ДУАЛИЗАЦИЯ

Поначалу в этой диаде также возникают симпатии и очарование: Цезарь кажется Робеспьеру очень отзывчивым и душевно щедрым человеком, а если знакомство происходит у него в гостях, то и гостеприимным, радушным и хлебосольным хозяином. (Робеспьеру ведь много не надо, чтоб активизироваться по аспекту сенсорики ощущений — его угостили от души, вот он и очарован.) Впрочем, солнечный оптимизм, доброжелательность и радушие ненадолго вводят Робеспьера в заблуждение. При более длительном общении у Цезаря начинают проявляться и те качества, которыми он на Гюго и вовсе не похож.

Прежде всего Робеспьера настораживает полнейшее отсутствие скромности в Цезаре, его принцип: “Пришёл, увидел, победил” — очень Робеспьеру несимпатичен, что- то в этом есть несправедливое по отношению к остальным людям.

Цезарь — завоеватель, а Робеспьер экспансии очень не любит. Не любит он ни бахвальства, ни самовлюблённости Цезаря, ни его амбиций, ни напористости. Терпеть не может его рассказы о постоянных победах: о том, как он кого - то где - то потеснил, у кого - то что - то перехватил, кого - то покорил, кого - то очаровал. (Как видим, всё то, что восхищает дуала, на конфликтёра производит совершенно обратное впечатление.)

У Робеспьера вызывает тошноту постоянное стремление Цезаря быть “самым - самым”, быть единственным и неповторимым в своём роде, — быть пупом земли.
А эти его постоянные разговоры об успехах у представителей противоположного пола? Совершенно непонятно, заводит ли их Цезарь для собственного удовольствия или для того, чтобы пощекотать нервишки своего партнёра? (Цезарю такой способ привлечения внимания крайне необходим: все эти “намёки ” подаются в расчёте на определённые действия со стороны его дуала Бальзака. Но Робеспьер всего этого не знает, он Цезарю дуалом не является, а потому и воспринимает это как пошлое хвастовство, как глупое и непристойное поведение развращённой до мозга костей особы, о чём и высказывает Цезарю в далеко не литературных выражениях.)

Принцип справедливости, всегда так почитаемый и любимый Робеспьером, — Цезарем ни в коей мере не соблюдается, а иначе как объяснить его стремление захватить побольше, вернуть поменьше? А стремление “застолбить” все пространства и территории какие только под руку подвернутся? Иными словами, как быть с привычкой Цезаря одновременно сидеть на трёх стульях? Да к этому ещё прибавьте и напористость и настырность Цезаря, (что особенно антипатично Робеспьеру), да привычку сметать и сокрушать любые препятствия.

В третьей квадре о справедливости говорить трудно. Справедливое распределение материальных благ здесь осуществляется не через демократичную логику соотношений (-б.л.) — этот аспект вытеснен в зону антагонистических ценностей, а через прагматичную и предусмотрительную интуицию времени Бальзака: справедливо то, что полезно для дела. Бальзак не рекомендует Цезарю отбирать всё у поверженного противника (или конкурента) — что - нибудь да надо оставить человеку, чтобы не нажить в его лице врага (по принципу : “Живи сам и дай жить другим.” Чтобы этот “+ чёрно- сенсорный произвол” не ударил по самому Цезарю — его, Бальзака, дуалу и покровителю.)

Наметив цель, Цезарь быстро “захватывает добычу”, быстро достигает желаемого. Но он же и разрушает установившиеся связи завоёванного им поля ( б.л.), разрушает сложившуюся структуру (объекта или отношений, существующих на этом поле), вносит сумятицу, сумбур, разброд, хаос. И только Бальзак, с его гибким и манипулятивным логическим инструментарием может перестраиваться в удобную для волевой сенсорики Цезаря форму, приспосабливаясь к нему, создавая для него структуры, оптимально подходящую для решения каких - то практических задач. (Во времена правления М.С. Горбачёва (СЭЭ) много говорили о “ перестройке”, о необходимости “перестраиваться”, но мало кто представлял себе, что это такое и в какую структуру надо перестроить весь бюрократический аппарат, чтобы он удовлетворял заявленным задачам! Понятие “ перестройки в технологическом смысле этого слова понятно только Бальзаку.)

Только логически гибкий Бальзак с его объективистской множественностью трактовок и версий, с его методичной интуитивно- логической программой и богатым технологическим опытом может создать некий “конструкт”, соответствующий намерениям Цезаря.

Для Робеспьера с его незыблемой логической программой, с его жёсткой (субъективистской) однозначностью мнений, никакая логическая гибкость, “податливость” (не говоря уже о “перестройке”) неприемлема. Робеспьер — противник всякого хаоса, равно как и всевозможных волюнтаристских тенденций, насаждающих этот хаос. Именно такой всёразрушающей и сметающей на своём пути силой покажется ему “добрая воля” Цезаря — его программная волевая сенсорика (+ ч.с.1) противником которой Робеспьер себя неизбежно объявит и будет непримиримо бороться с ней на всех фронтах, всеми доступными средствами, чего бы ему это ни стоило.

Чувствам Цезаря Робеспьер тоже не верит — в них ему постоянно видится фальшь, лукавство, хитрость, и наигранное притворство, — словом, всё то, что выражают демонстративные эмоции Цезаря — всё это раздражает Робеспьера. Стремление Цезаря к богатству — тоже у него симпатий не вызывает. (Хотя алчность Гюго он бы ещё как- нибудь перетерпел. ) К сожалению, именно то, что у дуала нам кажется ещё более - менее приемлемым, — у конфликтёра всегда принимает нестерпимо уродливые формы. Поэтому, по поводу денег, по поводу взаимной алчности и прижимистости здесь тоже возникает немало споров.

С другой стороны Робеспьер не мешает Цезарю предаваться всяким эстетическим излишествам, но вот это уже запрещает себе сам Цезарь: он любит одеваться хоть и эффектно, но дёшево. (Деньги тоже нужно экономить.) А Робеспьер всё это воспринимает как жадность, как проявление дурного вкуса и стремление к дешёвым эффектам.

Нет, как хотите, а чем дольше Робеспьер общается с Цезарем, тем больше убеждается, что до идеала ( то есть, до Гюго) ему ещё очень и очень далеко, что и высказывается Цезарю в самых нелицеприятных формах.

И это мы ещё не касались основной болевой точки конфликта — аспекта логики соотношений. Да, пренебрегает Цезарь справедливостью. Да, хочет победы только для себя. Да, хочет быть всегда первым, а остальные пусть будут последними — таково требование его программы, программы сильного и волевого лидера.

Но дело ведь не только в этом. Дело в том, что Цезарь вообще кажется Робеспьеру очень глупым человеком: ничего никогда толком объяснить не может, всё путает, перевирает, всё в одну кучу смешивает — какие уж тут претензии на лидерство! Разве лидер может позволить себе такой сумбур, такой разброд в мыслях?! Что это за человек, что это за лидер, который ни одному понятию не может дать чёткого и толкового определения? О том, чтобы что - то систематизировать или классифицировать — вообще речи нет. Зато как он любит рассуждать о том, чего не понимает! А его глупые и тривиальные высказывания — в этом он особенно уморителен!

Но не дай Бог сказать Цезарю, что он в чём - то смешон! Потому, что, кроме всего прочего, он бывает ещё и страшен, и вспыльчив, и непредсказуем в своих реакциях — особенно в гневе. Ведь, и Робеспьер Цезаря тоже третирует, “достаёт” его своей жёсткостью и прямолинейностью, стремлением подчинить всех и вся своим логическим принципам. Получается, принципы — это всё, а человек — ничто? Так получается?!

И вот уже вступают в противоборство две статические ценности первой и третьей квадры, и вот уже люди “жалят” друг друга и словами, и упрёками. И вот уже измученный, обиженный и вконец разъярённый Цезарь кричит Робеспьеру: “Молчи! Заткнись, не смей так говорить со мной!”, — а вот этого Робеспьер уж совсем не потерпит — это что же выходит, он даже говорить не имеет права?! (здесь уже приходит в действие альфа-квадровый “комплекс зажатого рта”).

Конфликт Робеспьера и Цезаря — это конфликт двух упрямых стратегов - статиков — конфликт упорный, жёсткий и беспощадный. Когда дело касается принципов Робеспьер умрёт, но не уступит — будет отстаивать их до конца, не считаясь ни с чем. Цезарь тоже свой волевой приоритет не уступит — с какой стати? — он будет бороться и драться пока не победит.

Одна беда: — в отношениях конфликта победителей не бывает...

2. НЕТЕРПИМОСТЬ К ТЩЕСЛАВИЮ И САМОДОВОЛЬСТВУ

Робеспьер не выносит самолюбования во всех его проявлениях и формах, поэтому подгоняет под своё представление о скромности всех самовлюблённых и заносчивых, подающих дурной пример своим "непристойным поведением" — всех, у кого самооценка "зашкаливает".

Следуя своему программному аспекту — демократичной логике соотношений (-б.л.1), насаждающей равенство (а вместе с ним и нормированное ограничение) прав и возможностей в принудительном и добровольном порядке, Робеспьер осуждает самодовольство во всех его проявлениях и формах. Не терпит чванливости и тщеславия самовлюблённых выскочек и считает необходимым создавать условия, препятствующие неуёмному росту их амбиций (равно как и профессиональному их росту, и росту их карьеры), для чего и вводит соответствующие социально - правовые нормативы, ориентируясь на собственное представление о приличиях. Но то, что Робеспьеру кажется нормативно приличным, умеренным, скромным, по меркам Цезаря граничит с "убожеством", выглядит невзрачным и ничтожным до неприличия. Так что и по этому вопросу им трудно прийти к соглашению.

Робеспьер выступает моралистом при каждом удобном случае, осуждая в "зазнайках" "грех гордыни" по своему нормативному аспекту демократичной этики отношений (-б.э.3), что делает его очень похожим на Драйзера (у которого этот аспект программный), вследствие этого отношения конфликта Робеспьера и Цезаря становятся похожими на зеркальные отношения Цезаря и Драйзера, (тоже очень напряжённые, из- за чего их ещё называют конфликтом или ревизией внутри квадры).

Многие (и прежде всего этики - сенсорики третьей квадры) приписывают это свойство ЛИИ (Робеспьера) его зависти, ущербности, ханжеству, заниженной самооценке собственных сил и возможностей.

Так или иначе, Робеспьер и сам не способен быть самовлюблённым "зазнайкой", и не выносит самодовольства у других.

Даже будучи актёром высочайшего класса, представитель этого ТИМа не способен играть роль самодовольного и самовлюблённого идиота. И он не способен им быть. (Это слишком чуждое для него состояние, слишком далёкая и глубоко противоречащая его программе психологическая характеристика).

Робеспьер не может позволить себе выглядеть глупо даже на сцене. (И это одна из причин, по которой роли глупых комических персонажей представителям этого ТИМа не удаются.) И тем более он не может позволить себе попадать в глупое, смешное, нелепое положение в жизни. (А в партнёрстве с Цезарем, невольно подражая зазнайству, чванливости и тщеславию конфликтёра, он попадает в эту ситуацию ежеминутно, что его также глубоко удручает, потому что он очень не хочет быть похожим на своего конфликтёра и он не хотел бы перенимать у него те качества, которые сам же в нём и осуждает. И поэтому, по мере возможности, сразу же одёргивает Цезаря и осуждает его тут же на месте по каждому отдельному поводу, что неизбежно приводит к скандалу, обостряет конфликт делает его похожим на ИТО ревизии в одностороннем порядке. Из - за чего Робеспьер кажется Цезарю занудным и въедливым компаньоном, мелочным, злобным, придирчивым "блохоловом", который только и ищет, к чему бы придраться, на чём бы подловить.

Для Робеспьера характерно постоянное недовольство собой, свои внешним видом, своим, своим самочувствием, своим мироощущением (аспект сенсорики ощущений расположен на слабых позициях "инфантильного" блока СУПЕРИД), своими скромными силами (аспект волевой сенсорики на позициях Т.Н.С.), своими "скромными" успехами (вследствие высокой требовательности к себе и к другим по творческому аспекту интуиции потенциальных возможностей +ч.и.2).

Робеспьер запрещает себе зазнаваться. (А Цезарь позволяет себе это. Для него это так естественно, ощущать себя успешным, всесильным и всемогущим: "Надо просто хотеть добиваться желаемого, и тогда цель будет легко достигнута. Всё в наших руках, всё зависит от нас самих").

Робеспьеру такая точка зрения кажется волевым произволом: "Что значит — "захотел и добился"?! О других тоже подумать надо! Необходимо соизмерять свои возможности с возможностями других."

3.ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ДВУХ СТРАТЕГОВ

Робеспьер пытается оградить Цезаря от тех условий, которые позволяют ему вырываться вперёд. Он стратегически старается усложнить Цезарю путь к достижению цели. Внедряет всевозможные правила, препятствующие продвижению Цезаря к цели, опутывает его всевозможными правовыми ограничениями. ("Перекрывает кислород" по аспектам логики соотношений и интуиции потенциальных возможностей. И одновременно терроризирует Цезаря по аспекту волевой сенсорики и этики отношений, запрещая ему идти напролом и вырываться вперёд, обходя других членов коллектива (равных по положению и статусу) не считаясь с их правами и возможностями.

Робеспьер постоянно обвиняет Цезаря в том, что тот действует не по правилам, попирает правила работы или существования в коллективы. А именно — забегает вперёд, не оглядываясь на своих товарищей, не задумывается о том, что может быть им трудно с ним состязаться, трудно с ним конкурировать. У Робеспьера складывается ощущение, что Цезаря этот вопрос менее всего волнует — как будто это не его проблема, как будто в коллективе все не должны идти вровень друг с другом, нога в ногу, ноздря в ноздрю! Цезарь как будто даже радуется этому отставанию других и не задумывается о том., что из - за этого его стремительного продвижения вперёд, кто - то может себя неловко чувствовать: ощущает себя неспособным, неуспешным — отстающим. Робеспьер осуждает Цезаря за то, что тот в ослеплении своими успехами, редко предлагает свою помощь товарищам по работе, редко кого берёт на буксир, не помогает им подтянуться до его уровнять, догнать его и даже перегнать. Более того — Цезарь с наигранным удивлением иногда даже имеет наглость спрашивать, почему он может делать успешную карьеру, продвигать вперёд семимильными шагами, а у других это не получается — в чём причина? Он что, — какой - то особенный? Или все остальные слабее его? (Вот ведь какой зазнайка!)

Чтобы объяснить Цезарю причину неуспешности других, Робеспьер нередко (а в разгар конфликта — и всемерно) старается усложнить Цезарю жизнь, вставляет палки в колёса, где может, чтобы человек знал: не всякий путь к успеху бывает лёгким. Робеспьер считает необходимым своевременно учить таких "везунчиков" уму - разуму, чтобы жизнь мёдом не казалась, чтобы знали настоящую цену успеху.

Робеспьер часто возмущается беспардонным отношением Цезаря к товарищам постоянно упрекает Цезаря в том, что тот грубо, некрасиво и неэтично поступает, "думая только о себе". Цезарь слушает его замечания (и очень огорчается, наталкиваясь на его откровенную недоброжелательность), но старается не принимать её близко к сердцу (программа запрещает ему разочаровываться в самом себе ) и твёрдо и неуклонно следует вперёд намеченным курсом, преодолевая все препятствия, созданные конфликтёром, какие бы горя он на его пути ни поставил, каких бы преград ни нагородил.

Цезарь — стратег (по психологическому признаку). Наметив цель, он от неё не отступает. Положение усложняет только необходимость постоянно разрушать путы и препятствия, возводимые его конфликтёром ( тоже стратегом) Робеспьером, постоянно выставляющим барьеры на пути Цезаря, заставляя его растрачивать свои силы ни их преодоление.

4."РАЗОЧАРОВАНИЕ" ПО АСПЕКТУ ЭТИКИ ЭМОЦИЙ,
ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ НЕДОСТАТОЧНОСТЬ В ИТО КОНФЛИКТА

Будучи внушаемым по аспекту этики эмоций, Робеспьер в больше степени доверяет эмоциональным этиком - субъективистам, из которых наибольшее доверие оказывает своему дуалу Гюго, полагая, что тот в любой сфере эмоциональных отношений "выкладывается по полной" — искренне и от всей души.

К демонстративным эмоциям экстравертов- этиков - объективистов — конфликтёра СЭЭ (Цезаря) и подревизного ИЭЭ (Гексли) у Робеспьера (при ближайшем знакомстве с ними) доверие утрачивается полностью и разочарование ЛИИ (Робеспьера) постигает ни с чем не сравнимое. Демонстративные эмоции конфликтёра кажутся ему удручающе неубедительными и воспринимаются как нечто несуразное, используемое не по назначению и не по существу: крутить, вертеть ими можно как угодно, но находятся они определённо не там, где должны быть.

И всё это только потому, что любование собственными эмоциями обесценивает в его глазах сами эмоции. Любование Цезаря собственным радушием обесценивает в глазах ЛИИ (Робеспьера) само радушие, вытесняет и заслоняет его. Также негативно воспринимается им и любование Цезаря собственными талантами, успехами, поклонниками и отношение ко всему этому, как к чему - то естественному, обычному, само собой разумеющемуся. (Скромнее надо быть, тогда и эмоции Цезаря покажутся Робеспьеру более убедительными!)

По большому счёту с этой проблемой сталкивается каждый человек в ИТО конфликта, получая на свою суггестивную функцию (ПО КАНАЛУ 8 — 5) вместо ожидаемой и полноценной информации только дутую "ДЕМО- версию" — некий "выставочный вариант", "рекламный ролик возможного пакета услуг" (причём, самого дешёвого и низкопробного) — этакие "Потёмкинские деревни".

Разочарование "фальшивкой" (и именно тогда, когда человек более всего нуждается в качественной информационной поддержке) глубоко фрустрирует, действует угнетающе. Воспринимается как издевательство и оскорбление, как намеренное желание жестоко подшутить или обидеть (Это всё равно, что голодному подкинуть бутафорский пирог вместо настоящего, да ещё и посмеяться над этим "приколом").

За издевательство (за разочарование и обиду) Робеспьер мстит, как и любой квестим, по принципу "мера за меру" — справедливость должна быть восстановлена с избытком. Когда - нибудь обидчику отольются слёзы "обиженного". Придёт время, когда он сам будет нуждаться в дельном совете и действенной помощи, но вместо неё получит ответный "бутафорский пирожок" ("от нашего столика — вашему") ему подадут бесполезный (или, ещё того хуже — "провальный") совет, который подведёт его под "подставу", под неприятности (А "таких" только так и надо учить — "мерой за меру"!)

5. КОНФЛИКТ РЕШИТЕЛЬНОГО И РАССУЖДАЮЩЕГО;
(ВОЛЕВОЕ ПРОТИВОБОРСТВО И ИНТУИТИВНОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ)

Справедливость должна восторжествовать, и Робеспьер торжествует, направляя конфликтёра по ложному следу, засылая в поисках решений "туда, не знаю, куда". Отношения переходят на уровень взаимных "приколов", подвохов, подстав, издевательств. Советы с обеих сторон подаются такие, что хуже и не придумаешь. За каждым "приколом" и ложным советом следует ( как это принято у квестимов) череда бойкотов, отказов от помощи в чрезвычайно важных, критических ситуациях. (Вплоть до отказа мужа (ЛИИ) поехать вместе с женой (СЭЭ) в больницу к (их общему) сыну, попавшему в реанимацию в результате автодорожной аварии.)

Другой случай: муж - конфликтёр (логик-интуит первой квадры) бойкотировал поручение жены — отказывался ухаживать за больным, полуторагодовалым ребёнком в то время как ей приходилось (по разным уважительным причинам) ненадолго выходить из дома. Отвечал так: "Ты — мать, ты сиди и выхаживай!" Она одна и выхаживала ребёнка, но постоянно находиться дома не могла: муж, хоть и работал (преподавал географию в вечерней школе), но жене зарплату не отдавал. Заставлял её каждые два-три дня унизительно выпрашивать у него деньги на домашние расходы, что позволяло ему постоянно контролировать все её траты и вводить (в воспитательных целях) новые экономические санкции — новые ограничения, ставящие её в ещё более унизительное, материально зависимое положение.

(Как истинный субъективист и программный системный логик ЛИИ (Робеспьер) считает, что каждое звено системы должно соответствовать своему месту, назначению и статусу — своему "ярлыку": кем называешься, тем и будь. Называешься матерью, так и будь ею — сиди дома и выхаживай ребёнка без помощи врачей, — одной только своей материнской заботой, любовью и душевным теплом, а на работу не ходи. Нужны будут деньги, — попроси у мужа. Отчитайся за все предыдущие расходы, докажи, что ты умеешь их правильно тратить. И тогда, может быть, муж выделит тебе ещё какую - то небольшую, но достаточную (по его мнению) сумму. Муж — глава семьи и обязан жену и учить, и контролировать.)

Жена с таким унизительным положением мириться не захотела и при первой же возможности устроилась на работу. Начав зарабатывать, она перестала брать у мужа деньги на расходы (чтобы не терпеть унижений) и содержание семьи стала оплачивать сама, что мужа тоже вполне устраивало. Но с течением времени, видя, что жена становится всё более самостоятельной, он забеспокоился и стал требовать, чтобы она уволилась с работы. Жена наотрез отказывалась сделать это. Она успешно совмещала работу и дом, везде поспевала и не считала нужным возвращаться к прежнему унизительному положению. Проблема заключалась единственно в том, что когда ребёнок заболевал (простужался в яслях), её не всегда отпускали на больничный: на работе она была единственным по своей профессии, незаменимым специалистом. Поэтому её часто вызывали на работу, даже когда она брала больничный. Работала она только в утреннюю смену, а муж — только в вечернюю. У них была возможность совмещать домашние обязанности, в том числе и по уходу за ребёнком, но муж бойкотировал абсолютно все её просьбы и поручения, надеясь сломить её сопротивление, рассчитывая, что она всё - таки подчинится его требованиям и уволится с работы.

В стремлении настоять на своём, он шёл на самые крайние меры. Рискуя здоровьем ребёнка, он самым чудовищным образом игнорировал все её просьбы и поручения. Дошло до того, что он сам же и застудил ребёнка, поскольку, несмотря на её строжайший запрет, курил в комнате, а потом выветривал запах табака, не потрудившись ни прикрыть ребёнка, ни вынести его из комнаты. Когда у мальчика поднялась температура, он запретил вызывать к нему неотложку. Говорил жене: "Сама сиди дома и сама его выхаживай, а не сбагривай в больницу кому ни попадя!". В её отсутствии он не ухаживал за ребёнком совершенно — ни есть, ни пить ему не давал. (Его возмущал сам факт таких поручений.) Температуру не мерил. Лекарство ребёнку не давал, подгузники не менял — ничего не делал! И, главное, — не позволял его госпитализировать. Говорил: "Ты нарочно его хочешь сплавить, чтобы самой дома с ним не сидеть!"

Выбрав момент и воспользовавшись отсутствием мужа, жена всё - таки вызвала неотложку, когда у мальчика в очередной раз поднялась температура. Ребёнка забрали в больницу. Но даже после этого муж не поверил в необходимость госпитализации. Разгневанный он примчался в больницу, чтобы забрать ребёнка и отвезти домой. (Даже попытался вырвать его из рук медсестры!) Накричал на врача (полагая, что он в сговоре с его женой), а потом и ей устроил скандал: "Ты на всё готова пойти, лишь бы только дома с ребёнком не сидеть!"

В конфликтных диадах альфа- интуитов (логиков - интуитов альфа - квадры) и гамма -сенсориков (этиков - сенсориков гамма - квадры) дети первыми попадают под удар из - за неспособности сенсориков вовремя сориентироваться в сложной ситуации, своевременно принять важное и правильное решение. Дети первыми страдают от несвоевременности и неэффективности их действий, от неспособности противостоять "мстительным бойкотам" инфантильных альфа - интуитов (доходящих до идиотизма, до безумия или, как минимум, до слабоумия в своём тупом и упрямом инфантилизме), готовых на самые безрассудные поступки, ради утверждения и защиты своего субъективного ("системного") права на вседозволенность, на беспредельный "системный" (по белой логике) произвол и доходящий до абсурда интуитивно - возможностный (+ч.и.) беспредел, последствия которого бывают ужасны.

Конфликтное противодействие по доминирующим иррациональным аспектам между решительным Цезарем (в квадре доминируют аспекты волевой сенсорики и интуиции времени) и рассуждающим Робеспьером (в квадре доминируют аспекты интуиции потенциальных возможностей и сенсорики ощущений — пространственной, "белой" сенсорики) как раз в том и проявляется, что Цезарь всемерно сопротивляется пространственным и возможностным ограничениям Робеспьера, не теряя надежды со временем разрешить ситуацию, какой бы безысходной она ни казалась. Какие бы испытания ни посылала судьба, когда - нибудь они всё - равно заканчиваются. При необходимости уступить обстоятельствам, всякую "полосу невезения" можно переждать, неприятности — перетерпеть (если нет другого выхода), трудности — преодолеть. Главное, — не отчаиваться и идти к цели намеченным курсом, стараясь продумывать каждое действие, каждый шаг, взвешивать каждое слово, чтобы не попасть в ещё более тяжёлое положение, под новые неприятности. (Конфликт мучит, конфликт учит)

6. АКТИВАЦИЯ И КОНТРОЛЬ;
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ПО АСПЕКТАМ ДЕЛОВОЙ ЛОГИКИ И СЕНСОРИКИ ОЩУЩЕНИЙ (КАНАЛЫ: 6 —7)

Аспект деловой логики находится на позициях наблюдательной функции, а потому и контроль работы, успехов и действий ("самодовольного" и "самовлюблённого") конфликтёра Робеспьер считает своим неотъемлемым правом. Аспект деловой логики в квестимной модели — аристократический аспект (рациональный со знаком " +"), реализуется у статиков Робеспьера и Цезаря на витальном уровне, вследствие чего конфликтёры по этому аспекту подсознательно устанавливают отношения соподчинения.

Завидуя достижениям Цезаря и не встречая ответной зависти по поводу своих (скромных деловых) успехов с его стороны, демократичный системный логик Робеспьер, подсознательно начинает его унижать, старается поставить в унизительно зависимые отношения соподчинения, выступая в них деспотичным и жестоким доминантом, стараясь (ограничением возможностей реализации творческих потенциалов) сделать всё, чтобы положение конфликтёра в этой системе отношений стало незавидным. Чтобы, несмотря на все прошлые свои успехи и достижения, Цезарь не смог в полную силу реализовать свой творческий потенциал в настоящем и в силу сложившихся соотношений (тотального ограничения деловой активности Цезаря) вынужден был бы завидовать скромным деловым успехам Робеспьера.

Рассчитывая таким образом уравнять себя в правах, возможностях, а главным образом — в результатах, по которым учитываются заслуги, Робеспьер, одновременно с бойкотом просьб и поручений Цезаря (отказом в помощи и несправедливым перераспределением обязанности, при котором Цезарю приходится взваливать на себя абсолютно всю возможную и необходимую работу по дому, совмещая её с профессиональной деятельностью и другими обязательствами перед своими близкими и семьёй) вводит ограничительные санкции на профессиональную деятельность конфликтёра, убеждая его в необходимости на некоторое время отказаться от какой - то части работ, предлагает ему не разбрасываться по разным направлениям, не растрачивать себя по всем фронтам, не гоняться за всесторонним и разноплановым успехом ( "за многими зайцами сразу"), а заняться чем - нибудь одним.

Это предложение вызывает бурю протеста у иррационального экстраверта - стратега Цезаря. Прежде всего его пугает сама тенденция ограничения, какого - либо аспекта или направления его деятельности. По своему наблюдательному аспекту безграничной, разносторонней и разноплановой сенсорике ощущений (-б.с.7), "запускающей его активацию по деловой логике (+ч.л.), позволяющей отслеживать новые и интересные области реализации его творческого потенциала. Цезарь, как акын — что видит, то и поёт. Если ограничить его видение хотя бы с одной стороны, ему уже будет не до песен: понизится деловая активность, начнёт угасать вдохновение, он почувствует себя глубоко несчастным. Цезарь — человек широчайшего поля деятельности, поэтому предложение ограничить себя в чём- то одном настораживает его уже само по себе. За всем этим ему как стратегу видится опасная стратегическая тенденция его конфликтёра Робеспьера (патологического завистника в ИТО конфликта). Интуитивно Цезарь понимает, что стоит только начать ограничивать его деятельность с одной стороны, приободрённый успехами конфликтёр начнёт практиковать это все сторонне. А Цезарь более всего именно всесторонни системных (режимных) ограничений его творческой деятельности. Кроме того, что это бьёт по его квадровому комплексу "связанных рук", это ещё приводит к охлаждению его активационного аспекта логики действий, к угасанию его собственной воли, его волевой инициативы, к понижению ( угасанию) его жизненных сил, его волевого тонуса, он становится вялым, безынициативным рабом чужих указаний — рабски покорной марионеткой.

Именно это и происходит в семьях, где деспотичный муж ЛИИ (Робеспьер) завидуя всесторонним успехам своей жены СЭЭ (Цезаря) приводит её в рабски покорное состояние планомерно и стратегически: сначала организует тотальный бойкот (бойкотирует все её поручения, взваливает на неё всю возможную и невозможную нагрузку), потом начинает придираться к качеству её работы, контролирует по своей наблюдательной деловой логике все её действия, контролирует своевременность и качество выполнения всех её обязанностей и обязательств, ужесточает контроль, терроризирует контролем. И выбрав благоприятный момент (каких либо очень сложных обстоятельств, при которых была бы поставлена на карту жизнь или здоровье близкого ей человека) убеждает её ограничить свою деятельность только домашней работу. Что позволяет ему с полным правом взвалить все домашние обязанности только на неё, установить в семье отношения соподчинения по патриархальному образцу, самому стать полновластным патриархальным диктатором ("жена да убоится мужа своего"), а её сделать безропотной покорной рабыней его воли и всех его прихотей. Что позволит ему и беспредельно издеваться над ней, над её вялой и сонной безынициативностью, язвительно напоминая о прежних успехах и сравнивать с другими ухоженными и красивыми жёнами, не позволяющими себе плохо выглядеть, разонравиться своему мужу и быть нелюбимыми им.

Быть нелюбимым для Цезаря — это трагедия. Потерять уважение близких, разонравиться своему мужу — трагедия в степени. Но в отношениях конфликта жене-Цезарю быть любимой не суждено, даже если муж-Робеспьер будет ревновать её к каждому фонарному столбу. Изречение: "Ревнует — значит любит" — слабое утешение для этика - объективиста, который по таким примитивным формулам отношения не выстраивает и которым он, по большому счёту не верит. Видя, что ревнивый супруг не перестаёт к ней придираться и терроризировать, игнорируя все её попытки добиться его расположения ( что тоже невозможно в ИТО конфликта), она понимает, что ситуация зашла в тупик и, будучи не в состоянии её разрешить, покорно подчиняется его воле, позволяя ему стать безраздельным диктатором в семье.

Добившись полного контроля над её действиями, Робеспьер переводит бойкот (по деловой логике) в блокаду. Если раньше (когда работала) она права имела ему что - то поручить и даже потребовать отчёт о выполнении поручения, то теперь у неё этих прав нет: он не обязан перед ней отчитываться, он — диктатор и контролем по логике действий поставил её в подчинённое положение. Зато теперь, находясь в положении диктатора, он получает возможность одновременно с контролем за её действиями, ввести систему запретов и ограничений во всём, что, по его мнению, "мешает" ей успешно выполнять свои обязанности. То есть, теперь, наряду с ужесточающимся контролем за её действиями (который он считает своим исключительным и преимущественным правом — своей прерогативой) и по которому он требует отчёт о выполненной домашней работе, он имеет право запрещать ей заниматься всем тем, что не имеет непосредственного отношения к её прямым семейным обязанностям. Теперь он может отсекать все "ненужные" и "лишние" направления деятельности, выходящие за рамки установленной им ("справедливой" и "правильной") системы отношений — так он уравнял себя с нею в возможностях, так он сравнял (прежде невыигрышную для него) разность потенциалов успешной творческой самореализации, добиваясь (и "добившись") СПРАВЕДЛИВОГО распределения прав и обязанностей в семье, — такова цена и такова суть справедливости Робеспьера: его полное и неограниченное господство, и тотальное подавление и угнетение всех остальных.

(А по- другому невозможно "насытить" его вечно голодное "ощущение несправедливости происходящего",— известное простонародье как обычная, тривиальная ЗАВИСТЬ, — по - другому — не удаётся: всё, что глаз видит, а око неймёт, вызывает в ЛИИ жгучую зависть, связанную с ложной активацией и последующими фрустрациями ("обломами") по его активационному аспекту сенсорики ощущений (-б.с.6). Неспособность получить желаемое вызывает в нём острые приступы ненасыщаемой, "голодной" зависти", обостряют чувство несправедливости происходящего и заставляют ратовать за ограничение прав и возможностей других, имеющих (пока ещё!) свободный доступ к тому, что для самого ЛИИ недоступно (доступным будет).

Если он завидует сияющей красоте Цезаря, его румянцу во всю щёку, значит надо сделать всё возможное, чтобы Цезарь, попавший под его диктат, под его систему запретов и ограничений, потускнел, помрачнел, побледнел — угас и не сиял больше. Потому, что Робеспьеру — рассуждающему, слабому, инфантильному логику и интуиту, — при всём желании трудно сравниться по яркости и красоте с ослепительным Цезарем — ярким экстравертом, волевым сенсориком - этиком. А раз не допрыгнуть до этой красоты, значит надо жёсткими мерами запретов и ограничений поубавить его сияние. Других вариантов его программная логика соотношений не предлагает. (Меньше и хуже его кормить, хуже одевать, держать взаперти, постоянно унижать его, внушать ему, что он ничтожество, да так убедительно, чтоб он сам в это поверил, — а как ещё сбить гонор с такого (по мнению ЛИИ) "самовлюблённого эгоцентриста" и "задаваки"? — только так…)

Во всём, что касается деспотизма тотальных запретов и ограничений Робеспьер не имеет себе равных. Сказываются особенности его программной (разделительно - ограничительной) логики соотношений (-б.л.1), программирующей, в соответствии с этими разделениями и ограничениями, дифференциальные свойства любой системы, в которую внедряется, которую "организует "для себя, в своей системе координат Робеспьер.

Свои отношения в семье как в системе он также преобразует в соответствии с этими разделительными свойствами. (По многократно проверенному и доказавшему свою успешность и эффективность принципу "разделяй и властвуй".)

7. БОЙКОТЫ И БЛОКАДЫ В СИСТЕМЕ ЗАПРЕТОВ И ОГРАНИЧЕНИЙ ЛИИ

Как и любой логик - субъективист Робеспьер жестокими, системными санкциями пытается занизить деловую активность жены-конфликтёра. Всемерно и всесторонне ограничивая её деловую инициативы, он пытается её себе подчинить, старается сделать её абсолютно зависимой от его воли и решений марионеткой, а затем начинает жестоко и деспотично с ней обращаться, терзает её морально и психологически, всячески угнетает, унижает, физически и психологически терроризирует, обращается с ней как с "никчёмным", "никудышным" существом ограниченных возможностей. Стараясь загнать её в рамки системы и сломить её волю, заставив примириться со всем происходящим, он обращается с ней как с неприспособленным к суровой действительности существом, не способным выживать за пределами той "системы" — того "тёплого и уютного гнёздышка" которое он организовал для неё как "любящий", но "строгий, но справедливый" муж.

Внушает ей "глупой" и "неразумной", что мир враждебен, что там, за пределами дома и семьи ей будет намного хуже, чем здесь, под его крылом и опекой. (Он забывает, что имеет дело с вольнолюбивым и независимым экстравертом, эволютором, деятельным позитивистом, оптимистом, который ни за что не позволит запереть себя в четырёх стенах, как бы его ни запугивали и что бы ни внушали. Любое ограничение своей свободы СЭЭ будет рассматривать как досадную помеху, которую он найдёт возможность устранить, как временное негативное явление, которому он сам положит конец, найдёт выход из тупика и "пробьётся к свету", чего бы ему это ни стоило.

В описываемом выше примере семьи конфликтёров, после продолжительного пребывания ребёнка в больнице, муж всё же вынудил жену уволиться с работы, а потом долгое время попрекал её и этим увольнением, и тем, что она находится на его иждивении (он всё же заставил её выпрашивать у него деньги каждые два - три дня). Чтобы унизить её ещё больше, он постоянно называл её неудачницей (что для Цезаря особенно обидно), постоянно внушал ей, что она — пустой и не пригодный ни к чему, кроме самой грубой и примитивной (домашней) работы, человек: "Ты только болтать можешь! Ты ни на что не способна! Ты хотела устроиться на работу, почему же ты не работаешь?" — подначивал он её. "Ты же сам заставил меня с работы уволиться!" — возмущалась она. (Каждое его слово она ощущала как пощёчину, как удар бича по спине.). "А не надо было отдавать ребёнка в больницу! — отвечал он язвительно. — Может быть тогда я и не заставил бы тебя уходить с работы!"

Ох, уж эти игры по интуиции возможностей! — поди, знай, что было бы, а чего бы не было, если хотя бы один из конфликтёров поступил иначе, если бы обстоятельства сложились по - другому! Из всего этого она поняла, что ради утверждения личного превосходства, он готов был рискнуть всем тем, что для неё особенно ценно и важно: здоровьем и жизнью их ребёнка, её здоровьем и жизнью, их браком, семьёй, отношениями. Он жесточайше терроризировал и её, и ребёнка (как будто это был чужой сын). У неё даже создавалось впечатление, что он хочет от их обоих отделаться. Видя её упорное сопротивление всем его "режимным" ограничениям, он начал открыто издеваться над ней: постоянно намекал на то, что женился только ради прописки, ежедневно скандалил и изводил её в присутствии ребёнка, унижал и оскорблял их обоих. Доводил ребёнка до истерики так, что тот подолгу рыдал, захлёбываясь от плача и не мог успокоиться.

Много раз он подвергал её жизнь и жизнь ребёнка опасности тем, что бойкотировал очень важные её просьбы и поручения! Дошло до того, что он вообще ничего не делал, ни к чему не прилагал (и не желал прилагать) своих усилий: "Тебе надо, ты и делай!".

Когда им вскоре после рождения ребёнка пришлось переезжать на другую квартиру, всю подготовку, всю работу по переезду и сбору вещей ей пришлось взять на себя. Всё пришлось делать и организовывать самой. (И это при том, что она тогда ещё была кормящей матерью!) На новой квартире им необходимо было сделать ремонт. И опять, только она одна этим и занималась. Бегала в поисках подходящего по цвету и качеству отделочного материала, организовывала покупку, погрузку, доставку (в советские времена всё это было очень непросто). К ним привезли ящики с кафельной плиткой. Все ящики сгрузили и уложили пирамидой в углу коридора, а один ящик грузчики оставили в коридоре, в самом центре прохода — не захотели ставить его на место, после того, как с ними уже расплатились. Она просила, умоляла мужа убрать ящик из коридора, по которому она всё время ходит взад - вперёд с грудным ребёнком на руках. Она боялась споткнуться о него и упасть. Объясняла ему, что это очень опасно для неё и ребёнка. Но всё бесполезно! Он её не слышал! Лежал на диване, курил и смотрел телевизор. Не допросившись, она перенесла этот злополучный ящик сама. Сама рывком подняла его и взгромоздила на вершину пирамиды. Через пятнадцать минут с ней случился тяжелейший сердечный приступ. Тёща, которая случайно зашла их проведать, тут же вызвала неотложку. После того, как кризис миновал и неотложка уехала, муж напустился на тёщу с претензиями: "Это безобразие! Вы мне подсунули больную жену!" Он часто подступал к тёще с упрёками и обвинениями в адрес жены, в которой ему постоянно что - то не нравилось. (Такого кляузника и жалобщика ещё надо было поискать!)

Конечно, он ревновал её до безумия! Придирался к стилю одежды, требовал, чтобы одевалась скромнее, меньше пользовалась косметикой. (А её природа и так красками не обделила: глаза синие, румянец до ушей, волосы цвета спелой ржи.) Ему она, конечно, казалась очень яркой и вульгарной. Стоило им только выйти вдвоём, на неё все сразу обращали внимание, оглядывались и мужчины, и женщины. Его это бесило: почему только ей? Почему всё внимание ей одной, — а он чем хуже?

К каждому слову, к каждому действию жены он придирался, в каждом её поступке находил повод для ссоры и скандала. Он ей выговаривал постоянно и за всё: и за облегающее платье, и за глубокий вырез, за туфли на высоких каблуках. Всё в ней его раздражало: и походка, и горделивая осанка, и привычка вскидывать голову ("задирать нос", как он говорил). Раздражали и широкие жесты (некоторая неуклюжесть, некоординированность движений, свойственная иррационалам) и то, что посуда у неё из рук выпрыгивает (преимущественно — хрусталь и фарфор) и то, что она загораживает собой проход в коридоре, потому что широко двигается во время ходьбы — и спиной двигает, и руками — не обойдёшь её!

Воспитывать её он никогда не уставал. Считал это крайне необходимым, просто потому, что многое в её словах, в её поведении ему казалось несправедливым и неправильным. И, конечно, терроризировал её запретами постоянно. Дошло до того, что он даже запретил ей мечтать. Она не имела права делиться с ним своими планами. (Всё в этой семье позволялось планировать только ему). Он ей устроил жуткий скандал, когда она вслух размечталась о заграничном путешествии. (Посмотрела "клуб кинопутешествий по чёрно - белому телевизору и сказала: "А хорошо бы съездить в Италию, попутешествовать, подняться на Везувий…" Тут- то он ей и устроил "Везувий" в цветах и красках, — "последний день Помпеи" со всеми удовольствиями... И надолго отбил у неё охоту к подобного рода высказываниям). О том, чтобы поделиться с ним своими творческими или профессиональными планами и речи быть не могло: он страшно боялся, что она отдаст ребёнка в садик, чуть только дитя подрастёт, а сама пойдёт устраиваться на работу. Он всемерно ограждал её от любой деятельности: боялся, что она будет хвастать своими успехами, а для него это — нож острый!

Он не позволял ей работать даже надомницей. Когда она научилась делать искусственные цветы и стала брать заказы из ателье, он устраивал ей скандалы всякий раз, когда заставал её за работой. Он бесновался, вопил и скандалил до тех пор, пока не заставил её выбросить в мусор все лоскутки и шаблоны для изготовления цветов. Она очень неохотно подчинилась, но без работы долго усидеть не смогла: научилась ретушировать фотографии и опять стала брать заказы на дом. Он устроил ей дикий скандал, когда однажды застал её за этим занятием. (Как если бы застал её в постели с любовником!). Ей чудом удалось спасти от него отретушированные фотографии (которые он схватил и уже собирался порвать). Она обещала ему, что заказов больше не будет . На какое - то время он успокоился, а потом опять стал её унижать: оскорблял её, обзывал ничтожеством, злорадствовал по поводу её вынужденного профессионального простоя. (Для неё это был мучительно болезненный удар по СУПЕРЭГО, по самооценке, по чувству собственного достоинства, по квадровому комплексу "связанных рук"). "Заткнуть" муженька, заставить его замолчать было невозможно — это всегда приводило к новым скандалом, новому взрыву ярости и "справедливого" возмущения с его стороны — теперь уже она наступала на горло его песне — на его больную мозоль квадрового комплекса "зажатого рта": "Как это так — замолчать?! Кто ему запретит замолчать?! Он что, — не имеет права высказывать своё мнение?!.." Удержать его в границах нормативной лексики ей тоже не удавалось. Как истинный ("весёлый") субъективист он считал, что имеет право высказывать своё мнение в полную силу эмоций, не считаясь с лексическими ограничениями.

Видя, что скандала в любом случае не избежать, она решила снова вернуться к работе: уж, если страдать, так хотя бы за дело! (Слишком глубоко и тяжело она переживала это насильственное понижение активности по (активационному!) аспекту деловой логики. Слишком сильно её угнетало это неестественное для неё состояние, — подавляло и расхолаживало её, выбивало из колеи, выбивало из тонуса, омрачало существование, "гасило свет в окне". Не может гамма - квадрал существовать в условиях творческого, делового застоя. Работа для него — главное, необходимое и естественное состояние души. День без работы, а особенно для деятельного, творческого человека — тоска смертная! Если день прошёл бездеятельно, бездарно, к вечеру наступает ощущение ужаса, страха и безысходности, к которым ещё добавляются и чувство вины перед самим собой, и угрызения совести, которые ни подавить, ни заглушить самооправданием не удаётся. Не может гамма - квадрал жить без работы, сидеть без дела — он начинает нервничать, обижаться на самого себя, он сам себе становится противен!

Квадровый комплекс "связанных рук" ярче всего о себе заявляет именно в ИТО конфликта (когда антагонистический, волевой диктат ортогональной квадры пытается подавить его тотальным террором. Вот тогда, действительно, гамма- квадрал чувствует себя связанным по рукам и ногам. (Остаётся только камень к шее привесить, — и в воду! Желание утопиться, свести счёты с жизнью действительно возникает очень сильное). Ощущение такое, что невозможно дышать.

Разрядить обстановку можно только реальными действиями, успешной, творческой самореализацией, которая одна является насущной потребностью всех представителей гамма - квадры и вне удовлетворения которой они заболевают и впадают в депрессию.

Также получилось и здесь: чуть только муж ослабил бдительность, жена нашла новый выход из положения — занялась декоративным вязанием, вязала абсолютно всё и на машине, и вручную. И остановить её было уже невозможно. Муж, предвидя возможное развитие событий, строго-настрого запретил ей вязать носильные вещи. Тогда она стала вязать декоративные изделия: настенные гобелены и коврики, ширмы, перегородки, салфетки, накидки, покрывала, настенные кашпо, кухонные прихватки и покрышки для чайников — вязала всё, что только могла себе вообразить и придумать. Муж сначала предполагал, что всё это она для дома и для семьи вяжет, а когда спохватился, было уже поздно: она начала распространять свои изделия по магазинам. Что - то относила в "Лавку художника", в художественные салоны, кое - что отнесла на городскую выставку декоративно-прикладного искусства, где её работы произвели сильное впечатление на приёмную комиссию.

Противоборство их квадровых комплексов закончилось вничью, когда она подала на развод. Он до такой степени устал с ней спорить и скандалить, что у него уже не было ни сил, ни слов, ни желания отстаивать в суде своё мнение. Он согласился с тем, что был плохим мужем и позволил судье расторгнуть их брак. Возмутился только, когда жена подала иск на алименты. Кричал на каждом углу: "Да что я, — не человек, что ли?! Разве я отказался бы выдавать ей деньги на ребёнка?! Каким же извергом она меня считает! Да, если бы она пришла ко мне и по-хорошему, по- доброму попросила, разве бы я ей отказал?.." На что она ему: "Ага, ищи дуру!.. Знаем тебя!.. Навыпрашивались!.."

8. ИДЕАЛИСТ И ПРАГМАТИК

Поначалу Робеспьер Цезарю не кажется опасным партнёром, соперником — выглядит этакой невзрачной "серенькой мышкой". Но будучи наделён некоторой предусмотрительностью от природы, Цезарь понимает, что этот скромный и непритязательный с виду партнёр, став рядом с ним, начнёт его уравнивать до себя — притеснять, прибеднять, подгонять к своим скромным, убогим форматам (во всём, что касается успешного достижения цели). А главное, — всегда будет обдавать холодом, душить нескончаемыми издёвками и насмешками, встречая в штыки каждую его новую победу, каждый новый успех. И так до тех пор, пока Цезарь сначала не "усреднится" — скатится до положения посредственности, а затем и того ниже — до положения парии. (А как же иначе? — таких "выскочек" надо учить: держать в узде и пригибать к земле, чтобы не прыгали выше головы, не хватали звёзд с неба на счёт "Раз!". Чтобы не раздражали своими успехами нормальных людей, которым по плечу то же, что и всем, — ничуть не больше. Потому, что равные возможности — это залог мирного сосуществования людей во всём мире!)

Цезарь не стремиться обитать в той среде, в которой, как рыба в воде, чувствует себя Робеспьер. Цезарь не стремится доминировать на интеллектуальном Олимпе среди скучных педантов, прожектёров - мечтателей, кабинетных учёных, утопистов - идеалистов, генерирующих фантастические идеи, разрабатывающих неприменимые в реальной жизни теории, оперирующих отвлечёнными понятиями и приходящих к потрясающим воображение выводам путём умозрительных, абстрактных умозаключений. Всё это может быть интересно Цезарю очень недолгое время. В общем и целом — это не его стезя.

Цезарь — не отвлеченный идеалист, а реалист - деятель. Он уважает свободу слова, если слова подтверждаются делами, а дела существенно улучшают условия существования тех, кто составляет ближайшее окружение Цезаря. (В том числе и ближайшее окружение того мечтателя - идеалиста, кто так красноречиво говорит о необходимом уравнении прав, обязанностей и возможностей всех членов общества, группы, команды и коллектива). Как деловой человек, Цезарь не прочь предложить Робеспьеру проект реального осчастливливания близких ему людей, членов его команды, предлагая заняться каким - нибудь перспективным и прибыльным бизнесом. Но в ответ слышит глухое, упорное сопротивление. Робеспьер — человек слова: если сказал, что все мы будем счастливы когда - нибудь (Бог даст). Значит это непременно произойдёт, при условии, что мы уже сейчас экономно распределять и расходовать ресурсы, усредняя и понижая нормативы потребления и распределения материальных благ, сводя к минимуму расходы и потребности.

Вся эти экономические санкции нагоняют тоску на Цезаря, а при конкретной попытке их внедрения, действуют, как удар обухом по голове. Вызывают бурю протеста, при которой меркнет и извержение вулкана и девяти бальный шторм кажется затишьем и мёртвым штилем. Цезарь костьми ляжет, но не позволит Робеспьеру проводить этот проект в жизнь, он будет всемерно нарушать эти санкции, как бы строго его конфликтёр ни контролировал. Будут скандалы, будут греметь громы и сверкать молнии, будут дрожать стёкла и будет биться посуда. Но эти экономические меры введены не будут. И не потому, что как экстраверт - сенсорик Цезарь хочет всего сразу здесь и сейчас, а потому, что он знает, что имеет на это право, и имеет возможность всё желаемое здесь и сейчас получит. Вот пойдёт и заработает. И получит. И не позволит конфликтёру распределять эти доходы, как бы он ни настаивал. Силу применит. Драться будет не на жизнь, а на смерть, но не позволит загнать себя в стеснённые материальные условия — и не надейся и не мечтай! Найдёт заработок и не один. Такое придумает, что Робеспьер сто раз пожалеет о введении бойкотов, блокад и экономических мер. Цезарь — это стихия! Не хочешь беды на свою голову, не мешай Цезарю быть тем, кто он есть! (Для выхода из экономических тупиков Цезарь далеко не всегда находит такие скромные и умеренные решения, как ретуширование фотографий и изготовление бумажных цветов.) Но прежде, чем пойти на крайние меры (или скатиться до мизерных заработков), Цезарь постарается найти своим силам более достойное применение. Захочет сразу и резко подняться в гору, пойти на вертикальный взлёт. Сразу выйти на нужных людей и, устроившись под надёжной "крышей" наилучшим образом, работать до сто двадцать седьмого пота не покладая рук, получать за свой достойный труд достойное вознаграждение и жить с имперским размахом, не отказывая себе и своему окружению ни в чём, а не как мышь в клетке (точнее, — в мышеловке положили крошку еды, вот ею и довольствуйся).

Конечно, за деньгами он может поехать очень далеко и попасть в "историю". Но, не поддаваясь отчаянию, не теряя чувства собственного достоинства, не теряя оптимизма и присутствия духа, он может даже из самой сложной ( а иногда и безнадёжной, безвыходной) ситуации выйти победителем.

(История одной девушки (СЭЭ, Цезаря), которая попала в чужую страну, в безвыходное положение, но нашла возможность выйти из него достойно.

Девушка — голубоглазая блондинка, красавица двадцати трёх лет, со средним художественным образованием, в начале девяностых годов заинтересовалась объявлением о работе с высокими заработками, заграницей. Приехала в Израиль. И оказалась без документов в… очень сложном и зависимом положении. По телефонной книге она нашла семью с русской фамилией. Упросила их вызволить её. Ей устроили побег. Религиозная община взяла её под свою защиту. Она стала верующей и получила статус репатриантки. Сменила имя, получила новые документы. Устроилась на работу в сельскохозяйственный кооператив (киббуц) при религиозной общине и одновременно учила язык. Отработала несколько месяцев на ферме помощницей ветеринара, где, в буквальном смысле, слова держала быков за рога, загоняя их в хлева и загоны (одна против целого стада). Заработав небольшую сумму, она переехала в один из многонаселённых городов, где очень хорошо затерялась в толпе и одновременно устроилась на курсы компьютерной графики. Поразила всех своими успехами. По окончании учёбы стала работать художником - оформителем в небольшом книжном издательстве. Но этого ей показалось мало, и она сменила ещё несколько мест работы, переходя во всё более престижные фирмы, пока не нашла подходящей. И через некоторый, очень короткий срок стала совладельцем престижного рекламного агентства. (Но рисовала она действительно хорошо…)

Цезарь умеет находить достойный выход из безвыходных (а иногда и безысходных) ситуаций, если хочет выживать достойно. Если не теряет надежды и веры, не сдаётся и не уступает обстоятельствам, он выплывает и там, где тонут другие. Причём, выплывает достойно, честным трудом. (Такой непотопляемый "Титаник")

9. В ОЖИДАНИИ БОЛЬШИХ ПЕРЕМЕН

Обычно Цезарь "не плавает на мелководье". (Он себя считает "большим кораблём" и рассчитывает на "большое плаванье") Но, беспредельно расширяя сферу своего влияния, он иногда заходит в те "территориальные воды", где, как в своей стихии чувствует себя Робеспьер и "садится на мель". О большом плавании "большой корабль" с этих пор может только мечтать. Разве только поток бурной стихии снимет его теперь смели и увлечёт за собой. Новый, многообещающий, реальный проект, к которому Цезарь может приложить свои силы и в котором может успешно себя реализовать, как раз и оказывается тем самым "приливом", в котором Цезарь чувствует себя в своей стихии, в своей среде. Если есть дело, будет приложение сил, будет и успех. А для этого Цезарю нужно не позволять себе уступать обстоятельствам, не позволять себя запирать в четырёх стенах, не позволить посадить себя на голодный паёк, не позволить себя содержать в заключении, подавлять инициативу и лишать остатка сил, а вырваться в открытый мир и войти, влиться в увлечённый новым и интересным проектом коллектив. Утвердить себя в этом коллективе и возглавить в нём рабочую группу, не позволяя себя ни отклонить от цели, ни отвлечь от дел. Не слушать ядовитых насмешек и язвительных замечаний, не принимать в расчёт ни интриги, ни сплетни, ни попытки разрушить и свести на-нет всё, что он создаёт, увлекая всех за собой мощным волевым порывом, работая не покладая рук, не жалея сил.

Спасение Цезаря в его оптимизме, в волевом и трудовом порыве, в рабочем энтузиазме, в способности активизироваться по аспекту деловой логики, благодаря чему он, создавая нечто во всех отношениях грандиозное, может намного опередить своё время. И эволюционным рывком подвести общество к тем рубежам, о которых в недавние времена оно могло только мечтать, зачитываясь фантастическими небылицами его инфантильно мыслящих конфликтёров.

II ЧАСТЬ

ЦЕЗАРЬ И РОБЕСПЬЕР; ИГРА НА ЧУЖОМ ПОЛЕ

В силу неприятия самодовольства ни в себе, ни в других, Робеспьеру очень трудно работать в шоу-бизнесе, И ещё труднее быть популярным и удерживать популярность, добившись славы и успешности. Просто потому, что бывает невыносимо трудно прыгать по сцене со счастливо-самодовольным видом, чувствуя себя крайне глупо и неловко среди таких же глупо-самодовольных (по долгу службы), которые, в отличие от него от души радуются своему успеху и с искренней самоуверенностью по и самодовольством пожинают плоды своей заслуженной (или незаслуженной) славы. В то время, как он, чувствуя себя среди них "чужеродным элементом", вынужден по долгу службы изображать искреннюю радость и удовольствие от своего пребывания на сцене перед толпой, ждущей от него искрящегося веселья и жаждущей "зажигательной подпитки", в то время как у него самого, по его суггестивной этике эмоций (+ч.э.5) этой подпитки даже на себя не хватает. (Хорошо бы кто-нибудь его самого подпитал эмоционально, чтобы самому зарядиться искрящимся весельем прежде, чем придётся разряжать то немногое, что осталось, на толпу, жаждущую ярких впечатлений и праздника.

Дина (ЛИИ, Робеспьер), артистка балета театра музыкальной комедии.

Мне и семи лет не было, когда меня привели в хореографическую студию. Маме очень хотелось, чтобы я стала балериной. Ну, а дальше всё пошло, как по плану: училище, распределение в театр. Здесь я работаю уже больше десяти лет. Нельзя сказать, чтобы мне это не нравилось. Я пришла в этот театр, как в храм веселья, чтобы быть частицей всеобщей радости. Сама я — человек не очень весёлый, поэтому мне бывает трудно настраиваться перед спектаклем. Я понимаю, что должна дарить людям радость, но во мне самой её не очень много. Я стараюсь найти в себе, в глубине души, искру радости, потом уже раздуваю из неё фейерверк. И с этим фейерверком выхожу на сцену, стараюсь донести его людям. И так, каждый день…"

10. НА ПИКЕ ПОПУЛЯРНОСТИ

Робеспьеру трудно работать изо дня в день этакой "птицей счастья", распускающей на сцене пышные перья и зажигающей своим шиком и блеском толпу, понимая, что для неё он является сейчас олицетворением успеха и счастья. И значит обязан безмятежно и счастливо улыбаться, как человек, который находится на пике веселья и радости и будет пребывать в этом состоянии пожизненно, как если бы у него впереди была бесконечно долгая и счастливая жизнь, заполненная радостью ежедневных успехов и побед, — яркая и красочная как огни на этой сцене. Робеспьер не может пожизненно (или, даже сравнительно недолгий срок ) работать эталоном глупого самодовольства, этакой бабочкой - однодневкой — "красоткой кабаре, созданной лишь для развлеченья", — все это слишком чуждо его натуре, слишком глубоко противоречит его программе, не терпящей самоуверенности и самодовольства в ком бы то ни было — ни в других, ни в себе самом.

Вечное недовольство собой — вот его кредо, позволяющее ему интеллектуально развиваться, творчески расти. А с вечным недовольством собой (особенно, если оно отражается на лице), нечего делать в шоу-бизнесе, где оно (в виде кислой улыбки, обиженного выражения хмурых, неулыбчивых глаз) попадает в кадр крупным планом.

Победить на конкурсе — это ещё полбеды (в конце концов, "и мы хотим жить и летать!"), трудно удержаться среди победителей, когда внутренний голос тебе (время от времени) говорит: "Слушай, что ты здесь делаешь среди этих чванливых гусынь и глупых, напыщенных павлинов? Что ты здесь забыл, чего ты от них ждёшь? Они смогут тебя понять? Смогут тебе поверить? В лучшем случае, подойдут в антракте и скажут: "Опять отработал номер в полсилы! Танцевал в полноги, улыбался так, словно лимон проглотил!.."

Одно дело, когда он сам понимает, что занимает чужое место, другое — когда ему об этом говорят сослуживцы. (А это уже грозит "вытеснением из системы". Это значит, что кому - то здесь он уже намозолил глаза. И если он не примет экстренных мер, не приведёт в движение нужные механизмы, контракт на будущий год с ним могут и не продлить.)

Интриговать и требовать справедливости проще, чем изобразить улыбку на неулыбчивом лице. Но желание утереть нос другим, доказать, что "мы тоже не лыком шиты", может преобладать над всеми обидами. (И оказывается не самым худшим выходом из положения.) Возникает идея расширить горизонты своих возможностей — куда другие, туда и он. (А чем он хуже других?) И вот он уже гоняется за популярностью, наступая другим на пятки, он уже не только поёт и танцует на сцене, он уже и на "Поле Чудес" и в проекте "Танцы на льду". И чем шире размахивается, чем ярче затмевает, чем больше доказывает себе и другим, что он - то как раз тут на своём месте — всемерно успешный, не оставляющий шансов другим, тем больше изменяет своей программе, тем хуже себя чувствует, тем чаще ощущает себя игрушкой в руках судьбы, кораблём, захваченным бурной стихией. Ссылки на продюсеров, которые всего этого от него требуют для "раскрутки популярности", его уже мало утешают. Он "попал" — круто он попал на это "TV", желая соревноваться и соперничать с кем-то в блеске и популярности, чувствуя себя рядом с этими "зубрами" от шоу-бизнеса мышонком, который тягается в дородстве с волом, — маленькой, серой мышкой, которая случайно попала на карнавал, на чужой праздник, нарядилась в чужой костюм, а теперь только о том и думает, как бы её на сцене не затоптали. И всё чаще он задумывается о том, что и сам себя где-то там "затоптал" на сцене. Растерял среди всех этих перьев и блёсток свою истинную сущность, своё жизненное кредо: "Я мыслю, значит я существую". Теперь за него думает режиссёр, а ему мыслить по долгу службы не полагается. Он должен безоговорочно подчиняться чужому замыслу и быть марионеткой при множестве кукловодов. Нельзя сказать, чтоб ему это нравилось.

В то время как Цезарь (да, чего там, — все они в третьей квадре такие!) в мире свободной, творческой конкуренции чувствует себя в своей стихии. Вено берёт его "на слабо", втягивает в какие-то соревнования, хвастается своими успехами, заставляет с собой соперничать, не считаясь с его возможностями и желанием. Робеспьер втягивается в эту игру по чужим правилам, в эту гонку, где как ни старайся а Цезаря ни затмить, ни превзойти не удаётся. Он уже и проклинает себя за то, что "повёлся", и чувствует себя несчастным, из-за того, что втянулся, завёлся, и ничего уже изменить не может: встал на конвейер, теперь уже не соскочишь, — надо двигаться туда же куда и все. А с другой стороны, при его доминирующей логике соотношений (-б.л.1) и творческой интуиции потенциальных возможностей (+ч.с.2) он и не мог, и не имел право поступать иначе, — это было бы предательством перед самим собой. Если есть талант, его надо реализовать, — таланты нельзя зарывать в землю. Их, как и возможности, надо реализовывать. А тем более, если это помогает восстановить справедливость ("мы тоже не из последних, можем побеждать, когда захотим!")

И вот он опять мобилизовал свои силы (+ч.с.4), и поднатужился, блеснул талантами и победил. И попал в среду, которая не является его стихией. Попал в условия, которые не являются для него благоприятными, попал в бутафорский цех, где из него фабрикуют нечто противное его программе, но глубоко употребительное для жаждущей горячительной подпитки толпы. А выходить на сцену и чувствовать, что тебя потребляют — это ужасно! Приходить на работу и чувствовать себя марионеткой, которую режиссёр и хореограф двигают туда - сюда беспорядочно, бездумно бессмысленно — ещё хуже.

(Одна девушка - Робеспьер в проходила кастинг на участие в мюзикле, поступала на работу в вокально - танцевальную группу театра. Спела она хорошо (не хуже других), но когда её допустили к танцевальному конкурсу, начались проблемы. Всех девушек построили на сцене в шахматном порядке и заставили танцевать канкан на выносливость: кто первый начнёт танцевать в неполную ногу — покидает сцену. ЛИИ держалась очень долго, но состязаться с другими ей было трудно. И, чувствуя, что начинает уставать, она попыталась спрятаться за спину другой девушки. Режиссёр это моментально заметил и накричал на неё: "Вы! Да, вот вы, которая прячется за чужую спину, — вон отсюда! И чтобы духу вашего здесь не было! Те, кто прячутся за чужие спины, нам здесь не нужны!" И она покинула сцену в слезах. Для неё это было трагедией, потому, что она уже сделала ставку на успешную карьеру в шоу-бизнесе. И потому, что посчитала себя способной для этого и затратила на обучение огромное количество средств. И потому, что очень хочется жить красиво и ярко — хочется восстановить справедливость. А то, что же это, — одним всё, другим — ничего?!

В условиях свободной и жестокой конкуренции Робеспьер чувствует себя очень плохо. (Это вам не строго системные отношения, где все обязаны идти вровень, а всякий вырывающийся вперёд, считается нарушителем и покидает строй, чтобы других не смущать.). В условиях конкурса Робеспьер чувствует себя не лучшим образом, но держится с достоинством (и даже несколько вызывающе), стараясь доказать, что и он соответствует заданным требованиям.

Конкурс (в условиях свободной конкуренции) — состязание честное (как правило). На конкурс Робеспьер выходит. И часто побеждает, хотя стоит это ему неимоверных усилий. А дальше начинается такое, что лучше бы и не побеждал. И вот этого уже Цезарь не понимает. Работая с Робеспьером в одном коллективе (в одной группе, в одной команде), видя и чувствуя, что он и себя своим нескрываемым унынием топит (и не где - нибудь на репетиции, а на выступлении), и всю группу ( команду) заваливает. Всю работу заваливают, даже если ему разрешают выступить с сольным номером (когда он, "восстанавливая справедливость", убеждая всех, что способен на это и достоин). Но чем больше он воюет за свои права, тем больше волнуется перед выступлением (понимая, как для него это важно), выходит на сцену с жестоким и мстительным выражением лица, с явным намереньем взять реванш и отторгает от себя зрителя моментально.

А когда ещё и режиссёр видит всё это в видеозаписи, когда собраться кричат: "Непонятно, зачем это нужно было делать? Не умеешь, не берись… Вот так, взять и провалить всю программу…" И первым, конечно, больше всех возмущается Цезарь: "Зачем ей вообще это доверили?! Дали бы мне!.. Уж, я бы…"

Цезарь жестоко мстит тем, кто пытается помешать его успеху, срывает его планы, подготовленное им эффектное выступление.

Одна, изгнанная из ансамбля (своей конкуренткой - Цезарем) солистка (ЭСИ, Драйзер) невольно подставила весь ансамбль под провал тем, что не боролась за своё право выступать вместе с ними, а, подчиняясь их давлению, преспокойно ушла, предоставив им справляться собственными силами. (Она одна могла петь живым звуком, а остальные только открывали рты под фонограмму и подголосок). Техника на ту пору была несовершенна, но девушки решили рискнуть и обойтись без ЭСИ, будучи уверенны, что фонограмма их выручит. Вышли на сцену, солистка Цезарь запела голосом ЭСИ, и тут фонограмму заело, звук поплыл… Публика их освистала. А через день СЭЭ и её подруги попытались расправиться с "предательницей" ЭСИ. Подстерегли её на площадке и попытались сбросить в лестничный пролёт с четвёртого этажа. Вчетвером пытались её спихнуть вниз, но это им, к счастью, не удалось: ЭСИ уцепилась за решётку, и они не смогли (вчетвером!) её отцепить. Несколько минут они с ней возились, пыхтели, сопели, отдирали её пальцы, спихивали, отпихивали (это у них было "вытеснение из системы" такое — прямиком за борт!). Девушек остановили привлечённые шумом соседи. Но Цезарь и здесь не растерялась и обратила этот эпизод в шутку. ("Мы играем!") Вместе с подругами она вытащила ЭСИ из пролёта на лестницу, похлопала её по плечу и сказала: "А ты, оказывается, сильная! Жить хочешь, да?.. Ну, молодец!..". На этом инцидент был исчерпан…

11. ЦЕЗАРЬ И РОБЕСПЬЕР; ВЫТЕСНЕНИЕ ИЗ СИСТЕМЫ

Цезарь нередко склонен переоценивать свои способности. (+ч.и.). И далеко не всегда строит творческие планы в соответствии с ними. Часто (особенно в молодости) занимается тем, к чему не имеет призвания. Как иррационал, он иногда подолгу ищет себя в разных направлениях, прежде чем находит себе занятие по душе. А до тех пор — действует как Незнайка в Цветочном городе: то с одним проектом эффектно выступит, то с другим (то музыкантом станет, то художником, то поэтом…) Главное, — заявить о себе! А результаты и качество работы можно по-разному оценивать: сколько людей, столько мнений. Цезарь признаёт только своё.

Желание славы, стремление к превосходству и первенству сопутствуют ему всегда и во всём.. О своих успехах Цезарь может трубить на каждом углу, даже если его мнение не находит сторонников. Для достижения цели он готов преодолевать любые препятствия и использовать любые средства. Может использовать чужой труд, приписывать себе чужое авторство (даже делать гениальные вариации на чужой сюжет). Волевой произвол также является составляющей его программной волевой сенсорики (+ч.с.1) и допускает вытеснение из системы "в интересах дела", в интересах личной выгоды, "доброй воли", "добрых побуждений", или просто потому, что "так надо было"). Цезарь вытесняет всех, кто ему мешает добиться цели, кто его затмевает, кажется ему слабым или ненужным звеном.

А для Робеспьера нет ничего страшнее, чем чувствовать себя "лишним элементом в системе", опасаться неминуемого вытеснения и слышать в свой адрес: "Вон отсюда, и чтобы духу твоего здесь не было!"

Робеспьер жестоко сопротивляется любому вытеснению, вне зависимости от того, прав он, или нет. Любое вытеснение из системы — для него удар по программной демократичной логике соотношений -б.л.1). Поэтому, его не так-то легко вытеснить из системы. Робеспьер — упрямый - системный логик- статик -стратег-субъективист. Он не уступчив (ни в коей мере!) и вытеснять (без боя и сопротивления ) себя из системы никому не позволяет.

Но, зная по себе, как это больно (особенно, для квестимов, с их "горизонтальным" вытеснением из системы ("вылетом за борт"), по демократичной логике соотношений -б.л.), Робеспьер (как стратег, предпочитающий лучше нападать, чем защищаться и как программный системный логик) часто пользуется этим приёмом для вытеснения своих реальных и потенциальных конкурентов. (Деклатима он этим, хоть и глубоко, ранит, но не оттеснит. Деклатим, убеждённый в своём праве занимать подобающее ему место в системе (а такую уверенность ему придаёт присутствующая в его модели иерархическая логика соотношений (+б.л.), применяет тактику запугивания: упрётся ногами в пол, сожмёт кулаки и набычится, как только начинают его оттеснять.) А сомневающегося в своём праве (по -б.л.) квестима (даже аристократа) этой хлёсткой и оскорбительной фразой Робеспьер буквально сбивает с ног. Причём, так глубоко ранит, что обиженный им квестим потом долго не забывает и не прощает этого оскорбления, а сам Робеспьер в его лице наживает злейшего, а иногда и пожизненного врага.

Цезарь — квестим. Он и сам не прощает оскорбительных намёков, мстительной злобы и зависти Робеспьера, и в извечной погоне за успехом и "птицей счастья завтрашнего дня", кажется Робеспьеру врагом номер один — "дьяволом - искусителем", ловцом человеческих душ, втягивающим людей в опасные предприятия, споры, соревнования, в опасные игры с судьбой. (Разве может быть что - то хуже этого? Разве это не враг? — конечно, враг: гнать таких надо в три шеи, чтобы не смущали и не искушали нормальных людей, чтобы не сбивали их с толку посулами и похвальбой. Чтобы рассказами о собственных лёгких успехах, не вводили их в заблуждение, не помрачали рассудок, не замутняли им разум, который всегда должен быть светел и чист.)

После того, как "враг номер один" выявлен и классифицирован во всех своих свойствах и проявлениях, определён и систематизирован во всех ракурсах как вредный и чужеродный элемент, принимается решение: систему ( группу, коллектив) следует от него очистить.

Отсюда — жуткая, непримиримая ненависть ко всем удачливым и успешным "выскочкам" в коллективах. И в первую очередь к тем, кто не только наслаждается своими успехами и счастьем, но ещё и во всеуслышанье трубит об этом.

А этим очаровательным свойством в наибольшей степени наделён именно Цезарь.

И вот уже все, кто мало - мальски похож на Цезаря, "виноваты" в глазах Робеспьера тем, что берут с него дурной пример.

Кто - то виноват в том, что похож на Цезаря своей экстраверсией — такой же шумный и неуёмный оптимист, чью деловую инициативу неплохо было бы пригасить. Кто - то "виноват" этикой отношений, кто — волевой сенсорикой, кто - то просто успешными деловыми качествами и прагматизмом.

Все "виноватые" узнают себя в критических замечаниях Робеспьера как в кривом зеркале: недостатки выпирают со всех сторон и кажутся неприемлемыми и нетерпимыми. А сам "ревизор - зеркальщик" Всея Социона ходит и гневно указывает на них, раздражаясь и покрываясь от ненависти красно - белыми пятнами. А потом указывает на дверь и говорит виноватому: "Вон!", оставаясь в конечном итоге наедине с самим собой и своим печальным отражением в зеркале: чистка завершена, теперь можно полюбоваться и результатом.

Результат оказывается неутешительным как для изгнанных, так и для того, кто изгнал и остался теперь наедине с самими собой и своими мыслями в тщетной попытке найти ответ на вопрос: "Что я сделал не так? В чём допустил ошибку? Что оказалось неправильным?". Возникает желание найти ошибку в системе, чтобы потом её перепроверить и решить, можно её исправить, или нет? И имеет ли смысл её исправлять? А может, лучше найти "виноватого" и всё на него списать?

Как упрямый системный логик - субъективист Робеспьер решит, что ошибку системы не выгодно признавать вообще, если это противоречит интересам системы. Но если он решит защищать свою субъективную точку зрения, тогда виноватой придётся признать противоположную систему соотношений. Можно, например, сказать, что в шоу - бизнесе всё устроено несправедливо и неправильно: при таких условиях бездарные выскочки плодятся как грибы после дождя, а талантливые люди не могут реализовать в полной мере свой творческий потенциал. А потом предложить: "Пусть одни танцуют, а другие — поют. Но только обязательно, живым звуком, а не под фонограмму…" и обижаться, услышав в ответ: "Хочешь петь наравне со всеми, живым звуком и не под фонограмму? да ещё и не танцевать при этом? — так иди в академический хор, а не в шоу-бизнес! Хочешь блистать, не будучи солистом, хочешь выделяться, оставаясь неприметным, наравне со всеми? — Извини, дорогой, так не бывает! Ты уж выбери для себя что - то одно, прежде, чем подступать к другим со своими противоречивыми требованиями и претензиями. Ты уж определись как - нибудь сам для себя. Потому, что несправедливо требовать от других того, что не можешь хотя бы нормативно упорядочить, уравновесить и скоординировать для себя сам. И уж тем более несправедливо критиковать тех, кто нормативно завышает для себя планку возможностей и успешно реализует их, в то время как сам критик пытается их занизить и усреднить".

12. "ГУЛЛИВЕР" В СТРАНЕ "ЛИЛИПУТОВ"

В системных ограничениях Робеспьера, ратующего за усреднение и понижение нормативов реализации творческого потенциала Цезарь, привыкший работать с полной отдачей и прикладывать максимум усилий к каждой работе (а особенно к той, которая его творчески увлекает и захватывает), чувствует себя как Гулливер в стране лилипутов, связанный по рукам и ногам бесчисленным множеством ниточек-паутинок, сковывающих его действия, движения, активность, творческий порыв, творческую инициативу.

Со своей стороны и Робеспьер, рядом с одарённым, чрезвычайно активным и работоспособным Цезарем, чувствует себя не на высоте. И действует соответственно: работает как стратег, — собирает мнения, ведёт информационную войну, действует от лица "недовольных", выражает от их лица своё личное мнение ("мнение коллектива"), устраивает конфликтёру коллективную травлю, круговой бойкот, которую Цезарь ещё долго пытается игнорировать: старается намеренно его не замечать, чтобы, все эти отношения негативно не отразились на результатах его работы. На что Робеспьер , в свою очередь, усиливает давление со своей стороны и объединяет против Цезаря всё "ядро коллектива"— всех "обиженных и униженных" завистников, ощущающих ограниченность своих сил и возможностей, и с их помощью, при их поддержке вводит ужесточает ограничительные меры, ещё более сковывающие деловую и творческую инициативу СЭЭ Цезаря, заставляя его либо отказаться от своих творческих планов и работать "как все", либо покинуть систему (учреждение, коллектив) в силу невозможности завершить в сложившихся условиях начатое дело. Одновременно с этим, ЛИИ психологическим террором, угрозами, откровенным бойкотом и ужесточёнными мерами, — вспышками ярости, гнева и нескрываемого раздражения будет вытеснять Цезаря из коллектива, говоря в открытую: "Если хотите работать по своим правилам, уходите отсюда! Устраивайте себе своё предприятие! А у нас вы будет работать как все!"

Тема вытеснения, изгнания из рядов коллектива озвучивается Робеспьером наиболее часто, а в отношении Цезаря — особенно! ( "Вон отсюда! Таким как вы здесь не место!")

Гулливеру не место в стране лилипутов. И в коллективе, направляемом Робеспьером, Цезарь это чувствует повсеместно. Когда злоба и зависть буквально висят в воздухе, а от бесконечного множества язвительных замечаний ощущение такое, словно он попал в болото и бесчисленное множество пиявок одновременно впилось в его тело. Облепили со всех сторон и некуда от них деваться. Разве только действительно сбежать, куда подальше, пока эти злобные, источающие яд существа не разбухли до размеров гигантских змей и не напали на него, подползая со всех сторон с единственной целью побольнее ужалить, насмерть уязвить, сокрушить, сразить, умертвить.

Цезарю действительно становится страшно. Он чувствует, что на него идёт, поднимается какая - то страшная, тёмная сила, от которой спасения нет и не будет. Даже, если он сейчас отступит, убежит, спрячется куда подальше ( хотя отступать не в его правилах) это страшный, гнетущий образ будет его ещё долго преследовать.

III ЧАСТЬ

13. "Я ИЗБРАН, ЧТОБ ЕГО ОСТАНОВИТЬ — НЕ ТО МЫ ВСЕ ПОГИБЛИ…"

(А.С. Пушкин, "Моцарт и Сальери")

(ЛОГИЧЕСКИЙ И ЭТИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ В ТРАГЕДИИ А.С. ПУШКИНА "МОЦАРТ И САЛЬЕРИ")

Робеспьер ненавидит самодовольство во всех его проявления, любование собственными достоинствами, талантами, достижениями, деловой и творческой инициативой — то есть, всем тем, что заставляет людей держаться с достоинством, гордиться собой, радоваться своему успеху и принимать заслуженные награды и почести. Робеспьер — не самый большой почитатель чужих талантов и из - за этого он часто производит впечатление человека патологически завистливого, готового пойти на преступление ради того, чтобы восстановить справедливость и избавить мир от недопустимо талантливого человека, раздражающего его своими успехами и поднимающего планку творческих нормативов недостижимо высоко, заставляя его страдать от зависти ещё больше.

Этой теме посвящена трагедия "Моцарт и Сальери", А.С. Пушкина, в который сам поэт (СЭЭ, Цезарь), будучи окружённым завистниками, отождествлял себя с Моцартом — свободным гением, также пострадавшем от нападок (и погибшем от злодейства) завистников, подобных персонажу его пьесы Сальери (ЛИИ), относящемуся к той плеяде бездарных ремесленников, которые вне мёртвой, безжизненной схоластики, лежащей в основе его методик, его планомерного творческого, вне способности проверять алгеброй гармонию, ни творить, ни признавать власть истинного вдохновения не могут. Тот, кто способен "музыку разъять как труп", способен умертвить и музыканта.

" …Ремесло
Поставил я подножием искусству;
Я сделался ремесленник: перстам
Предал послушную, сухую беглость
И верность уху. Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию. Тогда
Уже дерзнул, в науке искушённый,
Предаться неге творческой мечты…"

Шаблонной скованности Сальери противостоит свобода творческой импровизации Моцарта (отождествлённого с СЭЭ, Цезарем), заставляющая оживать чуть зародившуюся мысль, облекая её в совершенную по красоте форму, созданную силою вдохновения — этого божественного дара, посылаемого Небесами достойнейшим из достойных. Что особенно ценно и почётно для СЭЭ, который, в силу природной своей одарённости и работоспособности будучи творчески успешным, также относит себя к числу "избранных, счастливцев праздных" — тех счастливых и удачливых служителей муз, для которых работа — праздник, которые с лёгкостью "звёзды с неба хватают"— достигают головокружительных высот в мастерстве, которым труд в радость. Успех, слава, почести, уважение и восхищение толпы достаётся легко. Легко приобретается известность, легко достигаются намеченные цели, легко и прочно удерживается популярность. Всё это ужасно раздражает ЛИИ, Робеспьера, воспринимающего и эту "незаслуженную", по его мнению, одарённость, как несправедливость, а осознание собственной избранности — как бахвальство, глупость и безумие.

Моцарт:

"……..
Нас мало избранных счастливцев праздных,
Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов."

Опасно переоценивать свою одарённость и безалаберно распоряжаться ею, растрачивая свой талант на "пустяки", опасно тратить время, отпущенное судьбой для творчества (и самый благодатный и плодотворный её период жизни — молодость и зрелость) на глупые беспечные забавы. Это — не справедливо! Человек недалёкого ума не способен оценить потенциал своего дарования, всю полноту его возможностей, а иначе не разбазаривал время попусту, размениваясь на пустяки и превращая священнодействие творческого контакта с высшими силами, дарующими вдохновение, в игру.

И конечно несправедливо, глупо тратить время, отпущенное Богом для творчества и вдохновения на праздное веселье на то, чтобы ходить по улицам и слушать бездарную игру слепого скрипача в трактире, вместо того, чтобы спешить на встречу с другом, учителем, мастером (каким, совершенно справедливо, считает себя Сальери), представить на его суд сочинение и выслушать ценный совет, который только он один — великий музыкант, справедливый и беспристрастный судья способен дать. Всё это особенно оскорбительно для такого знатока и ценителя музыки, каким себя считает Сальери. И по этому поводу он тоже не может не выразить сожаления:

" Ты с этим шёл ко мне
И мог остановиться у трактира
И слушать скрипача слепого! — Боже!
Ты, Моцарт, недостоин сам себя."

Сальери, сам каторжным, упорным трудом и схоластикой, строгим знанием правил, моделей и схем достигший высот музыкального мастерства, глубоко и мучительно завидует Моцарту. В его лице — жестокого и прагматичного "ремесленника от искусства", подчиняющего каждое своё действия интересам пользы, выгоды, холодного расчёта, Пушкин выводит человека безмерно амбициозного, завистливого, дерзнувшего в ослеплении гордыней восстанавливать справедливость "на небесах", устанавливать свою "правду", свою справедливость:

"Все говорят: нет правды на земле;
Но правды нет — и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма."

Вообразив себя корректором Высшей Воли, Сальери берёт на себя смелость "перераспределять" разность дарований, ниспосланной Всевышним гениальности — своей и Моцарта с тем, чтобы потом по результатам — итогам дел, по сумме достижений, их уравнять. И мотивирует свои действия соображениями ОБЩЕЙ ПОЛЬЗЫ. (Оказывается это не одному только ему нужно, — так будет лучше для всех "жрецов, служителей" музыки как системы, (или, как сейчас бы сказали —"Союза композиторов"), которым ему завидовать не приходилось, потому, что все они друг друга стоили. И ординарностью своих творений не раздражали Сальери, позволяя ему мирно и спокойно существовать, наслаждаться их творчеством и своим, — намного их превосходящем:

"Усильным, напряжённым постоянством
Я наконец в искусстве безграничном
Достигнул степени высокой. Слава
Мне улыбнулась; я в сердцах людей
Нашёл созвучие своим созданьям.
Я счастлив был: я наслаждался мирно
Своим трудом, успехом, славой; также
Трудами и успехами друзей,
Товарищей моих в искусстве дивном.
Нет! Никогда я зависти не знал,
О, никогда!
Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
Когда - нибудь завистником презренным,
Змеёй, людьми растоптанною, вживе
Песок и пыль грызущею бессильно?
Никто!.. А ныне — сам скажу — я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую. — О небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений — не в награду
Любви горящей, самоотверженья
Трудов, усердия, молений послан —
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!"

Ощущение собственной избранности — один из аргументов, которым Сальери убеждает себя решиться на этот страшный шаг. В ход идут и аморальные, противоречивые, необоснованные аргументы, и соображения "пользы" и намеренная недооценка произведений Моцарта, которые по жанру Сальери относит к "лёгкой музыке", к (как сейчас бы сказали) "шлягерам", пробуждающим "бескрылые" желания в низменной толпе ("в нас, чадах праха"). И, тем не менее, циничное спокойствие, холодная решимость, бесстрастный расчёт и та фантастическая лёгкость, с которой Сальери устраняет своего конкурента придаёт ему ("избраннику небес", каким он себя считает) удивительное сходство с безжалостным палачом:

"Нет! Не могу противиться я доле
Судьбе моей: я избран,
Чтоб его остановить — не то мы все погибли,
Мы все, жрецы, служители музыки,
Не я один с моей глухою славой…
Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты ещё достигнет?
Подымет ли он тем искусство? Нет;
Оно падёт опять, как он исчезнет:
Наследника нам не оставит он.
Что пользы в нём? Как некий херувим,
Он несколько занёс нам песен райских,
Чтоб, возмутив бескрылое желанье
В нас, чадах праха, после улететь!
Так улетай же! Чем скорей, тем лучше…"

Так легко и спокойно решается судьба, когда жизнь и творчество человека оцениваются с позиций холодного и расчётливого прагматизма: "Что пользы в нём?", — словно речь идёт не о человеке, а о неодушевлённом предмете, — безделице, бессмысленной игрушке, пустячке, который можно запросто выбросить вон, и человечество от этого не пострадает, как если бы не было этой потери вовсе!

В духе этой же бесстрастности и утверждение: "Наследника нам не оставит он…"?! (История музыки XIX —ХХ веков показала, что это далеко не так!). И это говориться о человеке, которого сам же Сальери только что назвал "новым Гайдном"! Где же логика? Где же логическая последовательность?

Сальери важна не последовательность, — важен результат. Важно добиться определённой цели: устранить соперника, как можно скорее, чтобы побыстрее "сравнять счёт". Чтобы потом сказали: "Да, был такой одарённый композитор Моцарт и написал несколько божественных мелодий, но он был "гулякой праздным", рано ушёл из жизни и сделал немного, хотя мог бы сделать намного больше. Иное дело — честный и добросовестный Сальери: дисциплинируя себя, строго организовав свой быт, трудясь не покладая рук, по сумме достижений всех своих работ, сделал для человечества намного больше".

Простая математика: для равенства результатов нужно кое - кому всего лишь укоротить творческую биографию. Если втиснуть в рамки системы "выскочку" никак не удаётся, есть лучший способ ограничить его творческий потенциал, вывести его "за рамки", коль скоро он работает "вне коллектива", вне системы, а переезжает из города в город в поисках работы и заказов. Он — ничей! И нет системы (на Земле), которая его бы защитила.

(В своё время реальный, исторический Сальери и (иже с ним) сделали немало для того, чтобы Моцарт вообще не получал заказов. Но Моцарт их и здесь "перехитрил": он "опустился", что вообще стал писать музыку бесплатно. За сочинение последней оперы —"Волшебной флейты"— ему "заплатили" устной благодарностью. (При том, что Моцарт тогда крайне нуждался в средствах и вскоре после этого (через два месяца после успешной премьеры этого произведения, после целого ряда успешных представлений Вене, в частом оперном театре) умер в ужасающей нищете, из-за чего и похоронен был в общей могиле для бедняков, за мизерный, муниципальный счёт.)

В трагедии Пушкина Сальери изображён в тот момент, когда принимает окончательное решение уничтожить гения из гениев в музыке — сверх гения, чью гениальность он ясно осознаёт. То есть, — совершает тягчайшее преступление перед собой, своей совестью, перед Богом и Человечеством. Сальери готов загубить свою бессмертную душу единственно ради того, чтобы справедливо перераспределить разность потенциалов священных даров гениальности, посланных свыше ему и этому сверх-гению Моцарту, создавшую неслыханную доселе по красоте музыку — такую, какой до сих пор не было и больше уже не будет. Это Сальери ясно осознаёт и, тем не менее, решается на убийство, потому что справедливость должна восторжествовать не только на Земле, но и на Небе, желая и считая себя вправе и там навести порядок и преподать Господу Богу урок справедливости, объяснить ему, просто и популярно, одну чёткую и понятную даже для простого смертного истину: если все музыканты не могут быть сверх - гениями, если сверх-гениальность — это отклонение от нормы (такое же, как белая ворона), значит сверх-гениев вообще быть не должно, чтобы другим не обидно было. Сверх- гениальность, по этой теории, надо раздавать либо всем поровну, либо — никому. А то ведь, несправедливо получается: почему именно этому, а не другому? Чем этот лучше других? (Если чёрным воронам обидно, что среди них белая летает, значит её вообще быть не должно!)

В богов, допускающих несправедливость, Сальери, по большому счёту, не верит. И это освобождает его от моральных и нравственных обязательств перед Богом, перед человечеством, перед своей совестью, перед самим собой.

Единственное божество Сальери — его гордыня, взращенная осознанием его собственных заслуг — академических высот, которых он достиг строго системными (механическими) методами работы: строгим знанием правил, техническим совершенством мастерства, работоспособностью, высокой требовательностью к себе. Глубоким изучением фундаментальных основ гармонии, основ музыкальной композиции, он достиг высочайшего мастерства, стал классиком, признанным авторитетом, достигшим вершин академизма, граничащего с гениальностью.

Своих высот Сальери достиг в глубокой зрелости, а Моцарт преодолел все эти рубежи в раннем дошкольном возрасте, когда его сверстники играли в кубики, выстраивали пирамидки, Моцарт создавал непередаваемые по красоте и высочайшие по сложности музыкальные композиции, с лёгкостью, играючи используя и комбинируя в них безграничное многообразие музыкальных форм. Это были его "кубики" и его "игрушки" с раннего детства, и он с возмутительной лёгкостью играл этими формами всю свою жизнь, создавал великолепные, блестящие произведения "играючи", и импровизируя чрезвычайно легко на любую, самую сложную тему (по чрезвычайно широкому спектру задач, в том числе и психологических), создавая феерические по своему развитию композиции из самых простых (элементарно простых) форм — этого Сальери ему простить не мог. Сальери трудно было тягаться с ним, и было, чему завидовать. Будучи на пике своей зрелости, Сальери не достигал того, с чего начинал Моцарт в раннем детстве. А это — уже более, чем серьёзный повод для возмущённого ропота по поводу вопиющей несправедливости, допущенной Свыше, — повод для беспредельной зависти, ревности и мести. Повод, при котором достигший определённого влияния и положения академист, может уничтожить и сверх- гения, имея для этого все возможные средства и, как ему кажется, вполне весомые основания.

В трагедии Пушкина представлены самые различные аспекты конфликта СЭЭ и ЛИИ.

14. ПРОТИВОБОРСТВО ПРИОРИТЕТОВ, КВАДРОВЫХ КОМПЛЕКСОВ, КОНФЛИКТ РАЦИОНАЛА И ИРРРАЦИОНАЛА

Власть гения, проявляющаяся в созидании истинно великого творения — это всегда власть факта, независимого от чужой воли и от чужого мнения, — факта, реальность которого очевидна. И эту очевидность нельзя не признавать. Отрицают очевидность этого факта только завистники, готовые исказить или проигнорировать этот факт в интересах системы. Рассматривая беспрецедентный (выходящий за все мыслимые и немыслимые границы и рамки) гений Моцарта как аномалию, Сальери видит свою миссию в том, чтобы исправить эту "ошибку" природы и судьбы и уничтожить это пугающее своей неординарностью явление: "Я избран, чтоб его остановить — не то мы все погибли…" — говорит он о не в меру успешном Моцарте, оправдывая собственное преступление необходимостью ввести реальность в ординарные и ограниченные рамки (и спасти таких, как он сам, заурядных, но "заслуженных" "деятелей искусств", превративших творчество в ремесло), что ему как человеку ограниченных способностей, вынужденному (в силу сложившихся обстоятельств) конкурировать с непревзойдённым гением крайне необходимо сделать. (Если уж самому до гениальности не дорасти, приходится выбирать одно из двух: либо гения укротить, либо укоротить ему жизнь, оборвав её в самом расцвете творческих сил и лет).

И в этом также проявляется противоборство квадровых комплексов: комплекса третьей квадры — "комплексе связанных рук", проявляющемся в страхе системных ограничений свободной творческой инициативы и комплексе первой квадры — "комплексе зажатого рта", проявляющемся в страхе волевого произвола, ограничивающего свободу мнений. И системы страхов, и системы приоритетов, выраженные в этих комплексах противоборствуют. Что также отражено и в трагедии Пушкина "Моцарт и Сальери": Когда начинала звучать музыка Моцарта, музыку Сальери она затмевала всемерно, его музе приходилось умолкать, а в нём самом чувство зависти обостряло его квадровый комплекс "зажатого рта". Рядом с Моцартом Сальери чувствовал себя скованным собственными ограничениями, в рамках которых он системно, по всем правилам "сочинял" свою музыку. Исходя из этих системных ограничителей музыкальной композиции он и Моцарту задал вопрос: "Ты сочиняешь реквием?"

А Моцарт ничего не сочиняет. Он просто записывает музыку, которая рождается в его душе, работает проводником Божественного Замысла, ощущая себя способным услышать эту божественную по красоте музыку, принести её в этот мир, изложить на бумаге и воспроизвести.

Конфликт Моцарта и Сальери — это ещё и конфликт рационала и иррационала.

Последовательный и планомерный академист Сальери, жёсткий и принципиальный схоласт, подчинивший всю жизнь разуму, разумной и строгой рациональности, строгой дисциплине, уставу и распорядку, разумной методичности, разработанной по строгим схемам, безупречным и строгим правилам, по им же самим разработанным шаблонам, которые его же и сковывают, и заставляют завидовать творческой свободе (иррационала) Моцарт, черпающего своё вдохновение их свободных стихий воздуха и света, способно услышать и воспроизвести (через этот свет и воздух) музыку высших сфер (которая в произведениях Моцарта действительно легка, светла, воздушна, и у того, кто исполняет её сам (и при этом хорошо умеет её чувствовать и слушать), возникает ощущение, словно он попал в волшебную сказку и смотрит на мир, залитый светом, через бесконечное множество сверкающих, хрустальных кристаллов).

В жизни и творчестве Моцарта находится место и для нежданной шутки, и для весёлого розыгрыша, которым он пытается "угостить" и своего друга Сальери, и для феерической импровизации, которая по стройности, изяществу и красоте бесспорно затмевает все самые сложные, и безупречно правильные, строго академические (и невозможно скучные) творения Сальери. В то время как гений свободных творческих порывов, свободной импровизации Моцарт мог средствами музыки создавать невероятно глубокие психологические образы (удивительно точные по психотипам) средствами музыкальной драматургии мог выстраивать невероятно сложные этические ситуации ( в операх) и чрезвычайно точно и психологически последовательно выводить героев из психологического тупика. (Как например, в опере "Так поступают все женщины", которая всецело посвящена теме сложного психологического эксперимента, выход из которого (средствами музыкальной драматургии) подсказал Моцарту его иррациональный интуитивно - этический гений свободной импровизации. А сколько чудачеств и розыгрышей он мог позволять себе в музыке! Естественно, такой жёсткий педант - систематик, схоласт и консерватор —Сальери этого в принципе ни допустить, ни простить, ему просто не мог.

В трагедии они так и противоборствуют: импонирующий Пушкину Моцарт — раскрепощённый гений, непревзойдённый импровизатор, благословенный богами певец неистощимого вдохновения и жалкий чертёжник от музыки, склочный академист Сальери, непоколебимый педант, рационал, сковавший жёсткими схемами себя, своё вдохновение, своё творчество и свою музу. И ставший желчным и злобным завистником, осознающим ограниченность своих возможностей; осознающий своё поражение, но не желающий его признавать.

Проблема в том, что иррациональный аспект интуиции возможностей (+ч.и.) у Робеспьера часто бывает скован в творческой деятельности жёстким педантизмом его программной логики соотношений. И "уступая" ей, доверяя больше схемам и знаниям, чем интуиции, ЛИИ часто боится отступить от просчитанных ею планов, схем, систем и соотношений, из - за чего проигрывает в творческом соревновании иррационалу. (Не на тот аспект ставку делает, потому и проигрывает: иррационала принуждением к ограничениям не победить. Надо себя выводить за рамки ограничений, но только не моральных и не этических, как это сделал Сальери: до такой степени "раскрепостил" себя так, по аспекту этики отношений (-б.э.3), что оказался способным опуститься до преступления.

15. ПРОТИВОСТОЯНИЕ ПОЗИТИВИЗМА И НЕГАТИВИЗМА
МРАЧНАЯ СИМВОЛИКА САЛЬЕРИ

В дуальной диаде позитивизм и негативизм являются дополняющими признаками, в конфликтной — обостряют антагонизмы.

Программа Цезаря — Власть Доброй Воли, стратегически объединяющая вокруг себя все наиболее успешные творческие силы (+ч.с.1) — идеологическая сенсорная программа третьей квадры, реализуемая "разделительной" этикой отношений, противоборствующей злу (-б.э.2). Поэтому, конфликт Моцарта и Сальери в драме Пушкина прежде всего рассматривается как конфликт сил Добра и сил Зла, сил Света и сил Тьмы, как противоборство жизнеутверждающих и омертвляющих сил, противостоящих творчеству и созиданию. (По сюжетной схеме — это противоборство Успеха и Зависти, сопутствующей успеху, нападающей на "баловней успеха" и уязвляющей их (часто смертельно) подобно ядовитой змее.)

Жизнь (в системе ценностей СЭЭ) — это творчество, свобода творческого самовыражения, свобода творческих инициатив.

Смерть (соответственно) — ограничение свободы творчества удушающей схоластикой, структурологическими шаблонами и схемами — "структурологическим произволом".

Шаблон (в системе ценностей СЭЭ) — это атрибут бездарности, способной созидать только нечто непрочное, нежизнеспособное, обречённое на саморазрушение и забвение.

Свобода творчества окрыляет, возносит творца до высших сфер, приравнивает его к богам.

Ограничение свободы творчества — рабство, —саморазрушительное, опустошительное, уничтожающее в человеке творческий импульс, принижающее его до земли, сводящее до положения змеи, ползающей во прахе.

Змея (как символ Зависти, сопутствующей Успеху) становится символом смерти, символом злодейства несовместимого с гениальностью, Светом, Добром, Разумом, Свободой Творчества и Вдохновения.

И как логическое завершение этого конфликта — орудие смерти, — яд, который убивает их обоих.

Яд, брошенный в чашу дружбы, убивает Моцарта.

"Яд зависти" омрачает разум и разъедает душу Сальери, обрекая его на медленную и мучительную смерть. Тот, кто мог бы стать творцом, созидателем, гением, отравленный ядом собственной зависти становится разрушителем, безумцем — злодеем.

16. МРАЧНЫЙ ДЕМОН

В трагедии Сальери предстаёт как мрачный демон, спокойно расчленяющий звуки, умерщвляющий музыку, свои произведения, плоды своего труда, бесстрастно и холодно наблюдая, как сгорает его труд:

"Нередко, просидев в безмолвной келье
Два, три дня, позабыв и сон, и пищу,
Вкусив восторг и слёзы вдохновенья,
Я жёг мой труд и холодно смотрел,
Как мысль моя и звуки, мной рожденны,
Пылая, с лёгким дымом исчезали…"

И с такой же холодной бесстрастностью умертвляет он и "нового Гайдна" — того, чья музыка дала ему отраду, наслаждение, — то, ради чего он жил, не уступая искушению уйти из жизни:

"Хоть и обиды чувствую глубоко,
Хоть мало жизнь люблю. Всё медлил я.
Как жажда смерти мучила меня,
Что умирать? я мнил: быть может жизнь
Мне принесёт внезапные дары;
Быть может, посетит меня восторг
И творческая ночь и вдохновение;
Быть может, новый Гайдн сотворит
Великое — и наслажуся им…"

Подстать мрачному демону ("жаждущему" смерти и сеющему смерть) и его мрачная подруга — Изора. Кому - то, как например, Моцарту, — любящие жёны дарят детей, полагая, что даром любви моет быть только дар жизни.

Сальери и здесь оказался не таким, как все. Ему возлюбленная в качестве дара любви преподносит яд — вещь нужную: коль скоро теперь сам Сальери себя "завистником" считает, "змеёй во прахе", яд (как атрибут змеи) ему необходим (какая же змея без яда?) Теперь у него всё, что нужно есть. И со своим врагом он может расправиться не теперь не только словом, но и натуральным ядом.

"Как пировал я с гостем ненавистным,
Быть может, мнил я, злейшего врага
Найду; быть может, злейшая обида
В меня с надменной грянет высоты —
Тогда не пропадёшь ты, дар Изоры.
И я был прав! И наконец нашёл
Я моего врага, и новый Гайдн
Меня восторгом дивно упоил.
Теперь пора! Заветный дар любви,
Переходи сегодня в чашу дружбы…"

Сальери — специалист по части отравлений. Он консультирует Моцарта по этому вопросу. Моцарт обращается "по адресу", когда задаёт вопрос:

"Ах, правда ли, Сальери,
Что Бомарше кого - то отравил?

Сальери:

Не думаю: он слишком был смешон
Для ремесла такого.

Моцарт:

Он же гений,
Как ты да я. А гений и злодейство —
Две вещи несовместные. Не правда ль?

Сальери:

Ты думаешь?
(бросает яд в стакан)
Ну, пей же."

Кому, как не Сальери было знать, как выглядит настоящий отравитель? Он — мрачный демон, для него смерть — дело серьёзное, — не шуточное, не смешное, хоть и обставляется как праздник, как дружеский обед: с музыкой, с вином, с заздравным тостом.

И этим тостом Моцарт побратался с Сальери:

"За твоё
Здоровье друг, за искренний союз,
Связующий Моцарта и Сальери,
Двух сыновей гармонии"

Теперь уже, отравив Моцарта, Сальери совершает братоубийственное преступление — становится Каином. Вытеснив Моцарта из системы "признанных заурядностей" как "лишнее звено", он сам оказывается "лишним звеном" в тех высших сферах, куда ему отныне доступа не будет. Из этих сфер он будет изгнан, даже если очень захочет туда проникнуть.

Злодейство и гениальность могут совмещаться в демоне, но демон не может быть признан человеком и ему нет места среди людей.

В драме незримо присутствует и третий персонаж — "чёрный человек", неотступно преследующий Моцарта:

"Мне ночь и день покоя не даёт
Мой чёрный человек. За мною всюду
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам - третей
Сидит…"

17. СИМВОЛЫ, АНАЛОГИИ, ПАРАЛЛЕЛИ

…Таинственный заказчик реквиема, мрачный признак, знамение судьбы…

Чёрный человек — тень самого Сальери (и Моцарт чувствует его присутствие, сидя в обществе "друга").

Чёрный человек — теневые стороны и свойства человеческой души, негативизм явлений, неизбежно сопутствующих творчеству, успеху, созиданию.

Чёрный человек — воплощённый негативизм конфликта двух гениев, сопутствующий созидательному позитивизму их творчества.

Чёрный человек — зависть, сопутствующая успеху и неизбежная месть завистника, который только уничтожив гения может избавиться от нестерпимых мук.

Чёрный человек — предчувствие беды и символ обречённости одновременно.

Этот же символ наводит Пушкина на мрачные, неутешительные параллели. Они отражены в трагедии: как часто завистники преследуют гениев, находящихся в зените своего творчества, в расцвете своего таланта, на пике зрелости и совершенства своего мастерства. Не позволяя им свободно творить, они уничтожают их ядом зависти, подстреливают их как птицу в полёте, набирающую высоту в её устремлении к светочу, солнцу.

Вот тогда и появляется "Тень" — "чёрный человек", с "чашей дружбы", заполненной отравой, со льстивыми речами, источающими яд, с кинжалом под полой, или с рапирой со смазанным отравой остриём. (Или с пистолетами… Кому как повезёт.)

Великий Рафаэль, чьей божественной кистью и рукой "водил сам Всевышний" пострадал от интриг и травли завистников, из которых первым был Микеланджело Буонаротти (ЛИИ, Робеспьер) — равно гениальный и непревзойдённый в искусстве живописи, скульптуры и архитектуры, чьей гениальности и успеху могли бы позавидовать все олимпийские боги вместе взятые. И который, тем не менее, завидовал таланту и успехам Рафаэля, плохо отзывался о нём даже после его смерти (в своих мемуарах) и (по слухам, по свидетельствам современников) использовал своё влияние при дворе папы Льва Х на то, чтобы сослать ненавистного ему конкурента на работу в каменоломни (руководить археологическими раскопками и отвечать за доставку всех найденных раритетов к папскому двору), куда Рафаэль (самый успешный художник высочайшего двора, у которого была масса заказчиков, к которому было не пробиться для того, чтобы заказать портрет) и был направлен (в 1515 году) в скромной, материально ответственной должности "хранителя сокровищ Рима и его окрестностей", где и заразился чахоткой, и умер в апреле 1520 года, расцвете сил, в зените творчества, на пике своего таланта, в возрасте тридцати семи лет. (Из- за чего в трагедии Пушкина имя Микеланджело Буонаротти упоминается в связи с убийством, вызванном завистью, а его гениальность ставится под сомнение: "гений и злодейство — две вещи несовместные"). Существует версия об отравлении Рафаэля врачами, подосланными к нему завистниками - конкурентами. Но, известный историк и биограф того времени — Джорджо Вазари отрицает причастность Микеланджело конкретно к этому преступлению.)

В возрасте тридцати пяти лет, находясь на пике творчества, на вершине мастерства, в зените таланта, гонимый и травимый завистниками покинул этот мир Моцарт.

Трагическую обречённость чувствует и сам Пушкин, мрачные предчувствия и мучительные сомнения закрадываются и в его душу.

Есть аналогии в этой трагедии — странные, мистические параллели:

Моцарт — "высшая точка красоты, которой когда - либо достигала музыка" (П.И. Чайковский);

Рафаэль — высшая точка красоты, которой когда - либо достигала живопись;

Пушкин — высшая точка красоты, которой когда - либо достигала русская поэзия.

Все трое были сверх - гениями, не имеющими себе равных. Все трое погибли в молодости, на пике зрелости, на вершине мастерства и славы (возрасте от 35 до 37 лет), будучи непревзойдёнными ни современниками, ни потомками, ни выдающимися мастерами предшествующих эпох. Все трое были гонимы завистниками, среди которых были и гении, и яркие дарования, незаурядные творческие личности.

Так, что же, — добро и зло могут совмещаться в гениальности?

Возможность разрешить для себя этот вопрос Пушкин предоставляет своему персонажу — Сальери, оставляя его наедине со своей совестью в конце пьесы. Хотя и в этот момент его героя больше волнуют вопросы личных амбиций, которые он всё же пытается утвердить, проводя сравнительные параллели собственного и чужого преступлений:

"Но ужель он прав,
И я не гений? Гений и злодейство
Две вещи несовместные. Неправда:
А Бонаротти? Или это сказка
Тупой бессмысленной толпы — и не был
Убийцею создатель Ватикана?"

Гений и злодейство — две вещи, совместимые в безумии. Когда ослеплённый пагубными страстями разум обращает гениальность во зло, растрачивает свою одарённость на интриги, козни, на вздорные поклёпы, наговоры и направляет весь потенциал на службу злу, на месть, на разъедающую душу зависть, на круговую травлю того, кто кажется ему причиной всех страданий. Растрачивает жизнь, на возмещенье мелочных обид, сеет раздоры, преумножает распри, нагнетает напряжение, сгущает мрак вокруг себя. И сам становится своею тенью — тенью былых заслуг, былых успехов и побед, тенью былой гениальности. Он заслоняет собой свет истины, свет разума и гениальности от себя и от других. И перекрывает и себе, и другим доступ к тем божественным дарам, которые небеса посылают людям с истинным гением, позволяя ему и говорить от их имени, и творить под их благословенным началом.

18. СВОЙСТВА ПРОГРАММ СЭЭ И ЛИИ

ПРОГРАММА СЭЭ:

ЭГО - программа Цезаря — амбициозна и заносчива, как и полагается "упрямой" и стратегической программе. Но она имеет на это право: мобилизацией сил, мобилизацией возможностей (реальных и потенциальных), мобилизацией "гонора", воли, амбиций, куража, завышенной самооценки, завышенного самомнения она сопротивляется вытеснению из системы, из информационного, творческого поля, на которое обрекает Цезаря конфликтёр, Цезарь не позволяет Робеспьеру себя оттеснить, смять, вырвать с корнем и выбросить с поля как сорную траву. Как позитивная, созидательная, эволюционная, жизнеутверждающая программа, она борется за своё место под солнцем, всеми силами защищает своё право на существование. Что особенно ярко появляется в ИТО конфликта, при прямом столкновении с ЛИИ (Робеспьером), в рамки программы которого она не вписывается и на доминирующие позиции не попадает и с которой концептуально антагонистически противоборствует.

ПРОГРАММА ЛИИ:

Необходимость часто сравнивать собственный потенциал с чужим потенциалом, собственные успехи с чужими успехами — является обычным, естественным и неотъемлемым свойством программной логики соотношений Робеспьера (обусловленной дифференциальными особенностями квестимной модели), в задачу которой входит сравнительный анализ структур (-б.л.) и потенциалов (+ч.и.) всех существующих ( и окружающих ЛИИ, Робеспьера) систем. То есть, вне сравнения "у кого больше, у кого — меньше, чем у меня, или у него", ЛИИ существовать не может. Таково свойство его ЭГО - программы, которая по логике соотношений обязывает его быть неподкупным и беспристрастным судьёй, восстанавливающим справедливость. Позволяет устанавливать и рассматривать РАВЕНСТВО как равноправие и равнозначность потенциалов всех логических систем, как демократичное начало всего сущего, как ГАРМОНИЧНОЕ ЕДИНСТВО ВСЕГО РАВНО СПРАВЕДЛИВОГО и в себе самом, и в окружающем его мире.

На бытовом уровне эти коррелирующие свойства ЭГО - программы Робеспьера проявляются в форме самой обыкновенной, самой заурядной зависти, обостряющейся при столкновении (при общении на близкой дистанции¹) с людьми, не страдающими избыточной скромностью, к число которых (часто по собственному усмотрению) себя относит и Цезарь — "избранный (Творцом) счастливец праздный", "баловень судьбы".

¹ Вследствие этого свойства его программы ( обусловленного также рядом других психологических признаков), Робеспьер старается со всеми держаться на далёкой дистанции, при незначительном сокращении которой ему сразу же кажется, что его начинают теснить со всех сторон. Только с Гюго (и то не сразу, и далеко не всегда) он может безболезненно общаться на близкой дистанции.

19. БЕЗ ЛОЖНОЙ СКРОМНОСТИ

Цезарь не считает нужным замалчивать факты своих творческих достижений, своего реального творческого превосходства над "прочими равными", работающими в той же творческой сфере, что и он. Реальные факты, своего успеха, намного превосходящего чужие успехи он тоже не считает нужным скрывать. Во всём, что касается творчества и подтверждается реальными фактами, проверяется реальным анализом преимущественных свойств и качеств созданного им произведения, Цезарь ни умалять значимости своих достижений, ни приписывать себе лишних или несуществующих достоинств не будет. Созданный им (фактический) эталон должен оставаться эталоном — это важно! На созданный им эталон (как на образцовое произведение) должны равняться и другие. Цезарь этот момент отслеживает по своей программной волевой сенсорике — сенсорике совершенной гармонии формы и содержания, выраженной структурой ментального блока его модели, в которой всё подчинено процессу творческого созидания совершенного по форме произведения: и совершенная форма (программный аспект +ч.с.), и гуманистическое наполнение (по творческому аспекту этики отношений -б.э.2), и неисчерпаемые возможности глубокого по замыслу содержания (нормативный аспект интуиции потенциальных возможностей +ч.и.3, способный у выдающихся мастеров работать на уровне ЭГО - программы ) и мобилизационный аспект демократичной логики соотношений (-б.л.), который обязан соответствовать целям и задачам сенсорной программы ("совершенной формы"² +ч.с.1), также находится в инертном блоке модели и "подкрепляет" ЭГО-программу ( с позиций уровня СУПЕРЭГО), создавая для "совершенной формы" совершенную по стройности структуру. (И это именно то, в чём Сальери позавидовал Моцарту — совершенству гармонии и безупречной стройности форм: "…какая глубина, какая стройность!.." Безупречной гармонией, глубиной и композиционной стройностью форм пушкинских произведений восхищались абсолютно все почитатели творчества великого поэта, среди которых были и его первейшие враги, и завистники.

²Всё, что касается формы, свойств и качеств материальных объектов относится к аспекту "чёрной" (экстравертной, "объектной", "волевой") сенсорики.
Волевая сенсорика Цезаря — квестимная, эволюционная волевая сенсорика (+ч.с.) — это безграничное по красоте совершенство формы. Это и максимум эстетического и творческого совершенства, и безупречность стиля, и минимум несовершенства форм (минимум творческих, стилевых недоработок).
Волевая сенсорика Жукова — деклатимная инволюционная волевая сенсорика (-ч.с.) — это безграничная прочность и несокрушимая монолитность форм (максимум прочности — минимум непрочности, максимум силы — минимум слабости), максимальная (исчерпывающая) завершённость и проработанность материальной формы как единого и нерушимого (монолитного) материального объекта.

В ущерб делу Цезарь не позволит себе скромничать. (Великое, программное стихотворение А.С. Пушкина "Памятник" — отнюдь не является образцом (ненужной и неуместной в данном случае) скромности. И тем не менее, оно призывает будущие поколения "созидателей" ориентироваться на высочайший уровень, заданной им красоты и гармонии, на исключительную свободу духа, свободу творчества, свободу воли и независимости суждений, представленных им в этом программном произведении:

"…Веленью Божию, о муза, будь послушна!
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспаривай глупца!"

Если произведение совершенно, если СЭЭ (Цезарь) отчётливо понимает, что своим творческим вкладом поднял культуру ( искусство) на новую высоту, он и сам будет оценивать своё достижение объективно и адекватно, и никому не позволит умалять его достоинств, вне зависимости от того, нравится это кому - то, или нет (разрушает чьё - то представление о системе и норме, или нет).

20. КОНФЛИКТ ЭВОЛЮТОРА И ИНВОЛЮТОРА

Конфликт Робеспьера и Цезаря — это (как и всегда в ИТО конфликта) ПРОТИВОБОРСТВО ИНВОЛЮТОРА С ЭВОЛЮТОРОМ, продвигающимся вперёд семимильными шагами, вызывая озлобление и ненависть всех, кто, мало того, что топчется в хвосте, так ещё и тянет "воз" вспять, вплоть до того, чтобы совсем его разрушить: пусть этот мир разлетится на куски, но он вернётся назад к первобытно - общинному распределению возможностей и благ — должен вернуться во что бы то ни стало! А иначе, — война этому миру будет объявлена, — война и тотальный бойкот всем! И в первую очередь тем самым выскочкам, которые только и думают о личном выдвижении, о личных успехах и выдвижении личных инициатив. А об общем (усреднённом) благе всего человечества не думают, и вообще выступают против уравнивания возможностей и усреднения нормативов, мешают установлению равно справедливого (и равно посильного) для всех порядка на Земле. Не позволяют установить удобное для всех Совершенное и Справедливое Социальное Равенство. При котором все бы работали по разумно разработанным, заранее распланированным и распределённым программам, с чётко выверенными социальными нормативами общественно-полезных действий, где никто бы ни уклонялся о заданного ему поручения и определённой для него нормы и пожизненно трудился на своём, социально - значимом, поприще, определённом для него Обществом, Судьбой и Природой.

(Иными словами, из системы должны быть исключены все те, кто мешает превратить разветвлённый и сложный человеческий социум в примитивный пчелиный улей (или муравейник). А какая разница? Там — общественные насекомые, тут — общественные млекопитающие. Главное, — и там, и тут выступают общественные существа. Создай соответствующие условия и сможешь превратить человека несчастного — раба своих страстей и желаний в человека счастливого — свободного от ненужных желаний и лишних страстей человека - пчелу, человека - муравья…)

Цезарь, в своей погоне за успехом и за "птицей счастья" далёк т этих забот и, по большому счёту, их не понимает. Мысли никогда его не заводят в такие лабиринты и тупики. И в этой связи Робеспьеру иногда даже кажется, что у него и мыслей-то никаких в голове нет — голова, что твой флюгер: в какую сторону подул ветер перемен, в ту и повернётся.

Аспекты интуиции возможностей и интуиции времени в модели Цезаря (+ч.и. и -б.и.) определяют поиск новых возможностей и новых направлений деловых начинаний. И Цезарь не видит ничего плохого в том, чтобы держать нос по ветру, жить полной жизнью, быть в курсе всех дел, событий и достижений, а иначе, — как он поймает "птицу счастья завтрашнего дня"?

Робеспьера обижает то, что Цезарь хочет жить полной жизнью для себя одного, а от "птицы счастья" ему, Робеспьеру в лучшем случае достанется только одно облезлое пёрышка (для ИТО конфликта и того много!)

"А потому, что нечего целыми днями дома сидеть и ждать, когда счастье само в руки придёт! — говорит ему Цезарь, — под лежачий камень вода не течёт!" — и доводит ЛИИ этой фразой до белого каления. Равно, как и предложением отправиться в очередной поход за славой, от одной мысли о котором Робеспьера передёргивает. ("Снова туда, где море огней, снова туда с тоскою моей…") Нет уж, увольте, — сыты по горло!

А сидеть дома и брюзжать, завидуя чужим успехам, — это хорошо? Это правильно?! А этим уже Цезарь в ИТО конфликта "сыт по горло"!

Одна выдающаяся актриса и певица, народная артистка России, СЭЭ (Цезарь), говорила о своём с первом муже (ЛИИ): "Прожила с ним несколько лет. Хуже, чем с чужим человеком. От зависти его дышать не могла. Ощущение было такое, словно кто - то вцепился мне в загривок и всё тянет, и тянет меня вниз..."

Противовес эволютору инволютором является чрезвычайно болезненным во всех ИТО, где отсутствует дополнение по этому диадному признаку, который у дуалов совпадает, а в ИТО конфликта принимает характер жестокой и кардинальной ломки — такой, что только держись! — костей не соберёшь, если не поддашься противоположному направлению ("левого" или "правого") информационного потока.

И поддаются партнёры этой ломке. И чувствуют, как у них "косточки трещат" и голова идёт кругом, и самочувствие такое, что страшнее трудно себе вообразить. (На дыбе, наверное, испытывали нечто подобное.)

И попытки свести счёты с жизни, и идеи убийств и самоубийства приходят в голову сплошь и рядом. И тем не менее, конфликтёрам приходится идти на уступки и, проходя через весь этот ад, всё - таки сохранять эти отношения, продолжать существовать на близкой дистанции в ИТО конфликта и продолжать сохранять некое подобие семьи. Потому, что их к этому принуждают (часто безвыходные и безысходные) обстоятельства и они подчиняются им, подчиняются социальным условиям, установленным законодательством, подчиняются деспотичной воле конфликтёра, его родственникам, их общему окружению.)

С тяжелейшими травмами с тяжелейшим психологическим надломом выходит люди из отношений конфликта (если вообще выходят…) А ощущение кардинальной по всем параметрам — (в том числе и по признаку эволюции - инволюции) остаётся в памяти на всю жизнь. А особенно у таких долгопамятливых конфликтёров как квестимы, у которых воспоминания за сроком давности не стираются. И ощущение обиды за все нанесённые партнёром увечья и оскорбления срока давности не имеет. (Через тридцать лет после развода, разбуди его среди ночи и попроси рассказать о всех злодеяниях конфликтёра, чтобы больше никому не захотелось попадать в эту ловушку — расскажет со всеми подробностями, переживая всё это в очередной раз и содрогаясь от ужаса при одном только воспоминании… Если, конечно, вообще захочет говорить на эту тему…)

21. КОНФЛИКТ СУБЪЕКТИВИСТА И ОБЪЕКТИВИСТА

СИСТЕМНЫЕ ПРИОРИТЕТЫ СУБЪЕКТИВИСТА
(ИНТЕРЕСЫ СИСТЕМЫ — ПРЕВЫШЕ ВСЕГО)

Как истинный субъективист Робеспьер готов исказить факты для того, чтобы сохранить УДОБНОЕ И ВЫГОДНОЕ ДЛЯ СЕБЯ и, как ему кажется, СПРАВЕДЛИВОЕ И ВЫГОДНОЕ ДЛЯ СИСТЕМЫ СООТНОШЕНИЕ ПОТЕНЦИАЛОВ И СИЛ ВСЕХ ЕДИНИЦ СИСТЕМЫ, ВСЕХ ЕЁ ЗВЕНЬЕВ И ЭЛЕМЕНТОВ.

Для Робеспьера, как и для любого субъективиста интересы системы (системных связей и соотношений) — превыше всего. И ради этого он готов угнетать и унижать своего конфликтёра, занижать его самооценку, вытеснять из команды, внушая ему, что именно он (Цезарь!) является в команде "слабым звеном", объявляет его никчёмным, безалаберным человеком, не способным выполнить взятые на себя обязательства и довести начатое дело до конца. Ни очевидными фактами, ни достижениями, ни конкретными успешными делами, ни устными опровержениями Цезарю не удаётся переубедить Робеспьера — этого лучшего и самого непобедимого в соционе спорщика, которого не удаётся переубедить и переспорить даже Дон-Кихоту. А уж Цезарю и подавно не удастся, как бы он ни старался! После первых же контраргументов Робеспьера Цезарь от возмущения и растерянности дара речи лишается и что - то смущённо и сбивчиво пытается объяснить Робеспьеру, начинает перед Робеспьером оправдываться, пытается робко ему возражать. Цезарю проще поколотить Робеспьера, чем переубедить. Именно это и происходит, когда Робеспьер, видя поражение Цезаря в словесных баталиях, начинает торжествовать победу, заставляя Цезаря признать своё поражение. С этим Цезарь, разумеется, согласиться не может: в пользу его успеха и его заслуг свидетельствуют его дела, значение которых Робеспьер упорно отказывается признавать, потому что не может позволить Цезарю зазнаваться, не может ему позволить хоть в чём - нибудь превосходить остальных. Программная логика соотношений ему (Робеспьеру) этого не позволяет: в коллективе, в демократичной социальной системе все должны быть равны. Выделяться, выскакивать хоть на пол головы вперёд никто не имеет права.

Но по своей объективистской системе координат (принятой в третьей квадре, где доминирует аспект логики фактов, логики действий, оперативной деловой логики) Цезарь существует и работает не в коллективе, А В РАБОЧЕЙ КОМАНДЕ, где ( если желает добиться успеха) всё от него зависящее выполняет и делает сам. И точно также поступают остальные члены "команды", состоящей представителей третьей квадры. (В первых двух (альфа и бета) квадрах — квадрах субъективистов, где доминируют аспекты логики соотношений ( б.л.) и этики эмоций ( ч.э.), социальные отношения выстраиваются с учётом первоочередных интересов системы и коллектива. Поэтому в квадрах субъективистов в наиболее выгодных условиях оказывается тот, кто лучше знает, понимает, умеет создавать и устанавливать законы, правила, права и положения оптимально успешного существования в системе, где интересы каждого отдельного человека подчинены интересам коллектива. При наличии "строгих" аспектов логики соотношений и "весёлых" аспектов этики эмоций, в системе, в коллективе выигрывает тот, кто "лучше знает" свои права (логика соотношений) и умеет "громче" их отстаивать (этика эмоций), навязывая своё мнение как неоспоримую истину — тот, кто не стесняется и не исключает для себя возможности вздорно и яростно поскандалить, устрашая оппонента воплями, криками и возмутительным искажением фактов, необходимым для достижения желаемого результата.)

В свете такой полемики контраргументы ЛИИ (Робеспьера) оказываются чрезвычайно эффективными и позволяют существенно занизить значимость заслуг и достижений Цезаря, СЭЭ. От чего мнение о собственных скромных успехах у ЛИИ резко повышается. Он уже меньше завидует "кичливому" Цезарю и чувствует себя значительно лучше — спокойней и уверенней — после того, как ошеломляет и обескураживает СЭЭ своей критикой.

Самодовольство, по мнению ЛИИ — это патология, отклонение от нормы. Норма — вечное недовольство собой собственными успехами и достижениями. Именно к этому этико - сенсорному нормативу он и собирается подвести конфликтёра, ориентируясь на собственную систему координат. (В модели ТИМа ЛИИ этико - сенсорные аспекты, доминирующие в третьей квадре расположены на позициях "нормативных функций" (аналитической (-б.э.3) и творческой (+ч.с.4) социально - адаптивного уровня СУПЕРЭГО ("УРОВНЯ СОЦИАЛЬНОГО КОНТРОЛЯ"), поэтому он и не допускает того, чтобы у его соконтактника или партнёра (в данном случае — СЭЭ, Цезаря) эти аспекты доминировали, выходили на передний план. Такая расстановка приоритетов кажется ему несправедливой и недопустимой: никто не должен пользоваться своей силовыми и этическими преимуществами в интересах личного превосходства — это несправедливо по отношению к другим.

22. ДЕЛОВЫЕ И ТВОРЧЕСКИЕ ПРИОРИТЕТЫ ОБЪЕКТИВИСТОВ: ИНТЕРЕСЫ ДЕЛА ПРЕВЫШЕ ИНТЕРЕСОВ СИСТЕМЫ

Субъективисты (представители первой и второй квадр) подчиняют интересы дела интересам коллектива, интересам системы: что хорошо для социальной системы, хорошо и для деятельности, проводимой в рамках этой системы. Социальная система — это основа основ, — организованный способ существования одушевлённых материальных объектов. А дело, работа и творчество — всего лишь частная форма организации общественной занятости этих материальных объектов. Причём, — не самая престижная. В течение долгого периода времени (а в России до недавнего времени) управление социальной системой вообще не считалось работой. ("Цари не работали, "господа" — представители правящих классов — не работали, а жили припеваючи за чужой счёт!") Короли —"не работали", представители духовенства — "не работали", античные боги и высшие силы на небесах — тоже не работали, но управляли социальными системами ( даже очень успешно!).

По представлению субъективистов, равно как и в системах, образованных их приоритетными ценностями (аспектами логики соотношений и этики эмоций), все мало-мальски успешные люди, лидеры системы, престижные (VIP) персоны, "сильные мира сего" только "развлекались" работой и творчеством, а по- настоящему "работал" ("тянул лямку") — "работный люд": слуги, рабочие, мастеровые, батраки на полях, рабы на плантациях…

В результате более поздних эволюционных преобразований, когда уже более чётко определились ценности и приоритеты третьей и четвёртой квадр, с доминирующими в них аспектами деловой логики и корпоративной этики отношений, интересы "работного люда" в поселениях вольно - наёмных мастеров, объединённых общностью профессиональных и социальных стали преобладать над интересами социальной системы, начали противостоять и противоборствовать традиционным монархическим и иерархическим формам социальных систем, ограничивающим права человека на свободный и творческий труд.

С точки зрения представителей третьей и четвёртой квадр (квадр объективистов), работа, свободный творческий труд по призванию, социальная и экологическая самодостаточность рабочей команды — превыше интересов образовавшей её социальной системы.

Идеологом этого принципа (в соответствии с квадровым "комплексом связанных рук", обусловленным СТРАХОМ СИСТЕМНЫХ ОГРАНИЧЕНИЙ ДЕЛОВОЙ И ТВОРЧЕСКОЙ ИНИЦИАТИВЫ) как раз и выступает Цезарь, отстаивающий демократизм гуманистических позиций творческого процесса, согласно которому творчество, созидание — это самое великое счастье, дарованное человеку природой! Каждый человек имеет право на творчество и творческую работу по призванию. В праве на свободное творчество в меру собственных сил и возможностей ВСЕ РАВНЫ! А значит и завидовать чужому успеху, чужому таланту, чужой одарённости, работоспособности, чужой творческой и деловой инициативе — не хорошо и не этично!

Эту мысль Цезарь и пытается внушить Робеспьеру (чаще всего — безуспешно). Робеспьер не считает себя завистливым человеком и по своему собственному мнению ( а оно для него, как для всякого субъективиста — главное!) ничего не имеет против свободного труда, основанного на равенстве прав и возможностей. Он лишь пытается подогнать индивидуальные возможности свойств и качеств каждого человека под усреднённые общественные нормативы, исходя из того, что удобно и разумно считать нормой, по его личному мнению, которое он (как субъективист) считает и справедливым, и объективным, и разумным.

23. УСТАВЫ, СИСТЕМЫ ЦЕННОСТЕЙ, СИСТЕМЫ ЗНАКОВ И СИГНАЛОВ

Отношения, выходящие за рамки системы — для Робеспьера такое же стихийное бедствие как наводнение, как река, выходящая из берегов, такая же катастрофа, как крушение поезда, сошедшего с рельсов (и свалившегося с моста). Ему, рациональному интроверту и программному системному логику необходимо, чтобы отношения развивались по всем правилам, в соответствии с рациональной, чёткой, логически обоснованной системой координат, в соответствии с чёткими системными ориентирами — "ярлыками" (определяющими, кто - кем является) и "указателями" (поясняющими, кому, что делать). Робеспьеру необходимо, чтобы отношения развивались по чёткой, логической программе, планомерной и строго последовательной. Шли как по накатанным рельсам строго по расписанию: останавливались у нужных заграждений ("шлагбаумов"), выдерживали нужную паузу, а потом продвигались вперёд по нужному сигналу, ( по "свистку"). Отклонения от заданного режима вызывают у него ощущение сбитой системы координат. ( При которой "поезда", вышедшие навстречу друг другу из пунктов "А" и "В" вполне могут столкнуться, если не будут следовать нужной ( рациональной) программе, рационально организованному порядку — уставу и правилам "режимно -системных" отношений в семье . Всю эту стройную гармонию правил преспокойно разрушить может только Гюго. Яркими всполохами эмоций он может наполнить жизнь Робеспьера ощущением праздника, так что про всё своё системное "королевство чётких линий и строгих классификаций" ("ледяных кубиков и квадратиков") он вскоре забудет, позволяя себе вытеснить и заменить гармоничную систему совершенных форм на сказочную феерию пламенных чувств, полыхающих на празднике жизни. Они, конечно, растапливают "ледяные кубики", но ненадолго: потом всё комбинируется в разумных пропорциях. Но так или иначе, программе совершенства форм, смелого и независимого проявления многообразного представления о форме в системе ценностей Робеспьера отводится очень скромное место: безупречно ровный кубик- квадратик — вот вам и всё совершенство форм. Строгая, симметричная расстановка равносторонних форм и фигур, вычерченных по линейке — вот вам и вся гармония. А какая ещё нужна?

Печально то, что все эти рациональные, строго выверенные соотношения и системы в системе этических отношений эталоном не признаются и партнёром - конфликтёром не принимаются. А как было бы хорошо, если бы он признал закономерности логической системы отношений как абсолют, беспрекословно бы им подчинился и…

И ничего бы хорошего не вышло, потому что тогда бы система приоритетов и координат Робеспьера (система ценностей его информационной модели) полностью вытеснила бы и заместила собой систему ценностей и координат информационной модели Цезаря, заставив его стать своим "дубликатом", "клоном", "дублёром", производной системой — чем- то в этом роде: просто поглотила бы её всю и заменила бы собой, единственно из желания сравняться с ним, достичь равенства, равновесия, порядка и справедливости. Почему этот процесс был бы беспредельным?

Потому, что беспредельны возможности коррекции инволюционной логической программы логики соотношений в ИТО конфликта ("квадрат" будет корректировать круг, выпрямлять его, заострять углы и никогда не получит желаемого, симметрия всегда будет "выправлять" асимметрию. И никогда её не выправит. Коррекция по инволюционным аспектам беспредельна. Инволютор всегда будет находить способ ещё что - нибудь подправить, найти ещё какую - нибудь альтернативу. Опять же, и технологические эксперименты по инволюционной белой интуиции (у Робеспьера она — демонстративная функция "запускающая" его программу -б.и.8) не имеют ограничений во времени ( как и все инволюционные процессы в квестимной модели с её бесконечно далёкой интуицией времени Есенина (-б.и.), бесконечно протяжённой, необъятной, пространственной (белой) сенсорикой Габена (-б.с.), чрезвычайно требовательной белой этикой отношений Драйзера (-б.э.), и бесконечно придирчивой логикой соотношений Робеспьера (-б.л.), выпрямляющей всех в струнку и в линию, заставляющей всех ходить симметричным и чётким строем под прямым углом.

Цезарь не из тех, кто позволяет себя втиснуть в жёсткие рамки Прокрустова ложа строго режимных ( системных) отношений. Цезарь не выносит ординарности, не позволит себя притягивать к каким - либо стандартам системных ограничений. Если системный логик только что не пьянеет от слов "стандарт", "эталон", "правило", "кодекс", "устав", "режим", "граница", "ограничение", то на Цезаря все эти слова наводят тоску.

С какой стати он будет вписываться в какую - то схему, подстраиваться под чью - то систему стандартов и стандартных, расписанных и упорядоченных по пунктам отношений. Это не его формат!

Его позиция: "Не человек подчинён системе, а система подчинена человеку, им придумана, им создана, ему и служит". Человек, какую захочет, такую и устроит себе систему. Так, что же теперь, под каждую систему соотношений нужно подстраиваться? Каждого человека рассматривать как "чужой монастырь с каким - то своим, новым и незнакомым уставом? А интуиция на что?

Вот именно: нормативная интуиция возможностей Цезаря (+ч.и.3) — гибкая и манипулятивная), равно как и творчески чуткая (тоже гибкая и манипулятивная) этика отношений (-б.э.2) позволяют Цезарю сходу очень тонко и глубоко понять "устав" (систему ценностей, ориентиров и координат информационной модели) соконтактника, чутко к нему подстроиться и тонко "подыграть" — "подпеть в унисон", установить с ним прочный эмоциональный и этический контакт и поддерживать его ровно столько, сколько нужно "для дела", для установления выгодных, прагматичных, нужных, доверительных отношений. При этом, логические схемы и системные тонкости устава знать совсем необязательно. Главное — чувствовать и понимать собеседника настолько, чтобы можно было на этой основе развивать потенциал сложившихся (выгодных, прагматичных, деловых) отношений. С точки зрения Цезаря, для того, чтобы обаять и очаровать соконтактника, не нужно в точности знать все пункты и уложения его "устава" (логика соотношений (-б.л.4) — вытесненный, антагонистичный аспект его модели). Достаточно быть уверенным в своей собственной неотразимости и внушать эту уверенность другим. А изучать "шифры", "коды", "систему сигналов и знаков" других людей — совсем необязательно. Людей много, а он — один. И отвечает только за своё мнение. Не удалось его скоординировать на протяжении нескольких лет, значит — не судьба, — расходимся, как в море корабли!..

…И только обжегшись на отношениях конфликта, пообщавшись с конфликтёром на близкой дистанции год, другой, третий, Цезарь начинает понимать, до какой степени он был неправ, насколько переоценивал свои возможности и как глубоко ошибался…

24. СООТНОШЕНИЕ ПО ПСИХОЛОГИЧЕСКИ ПРИЗНАКАМ

1. Дополнение по признакам: экстраверсии и интроверсии, этики и логики, сенсорики и интуиции — привлекает партнёров и удерживает на начальном этапе отношений.

2.Взаимодействие по каналам 5 — 8 и 7 — 6. Создаёт иллюзию дуализации.

3. Совпадение по диадным признакам упрямства и предусмотрительности вносит элемент здорового прагматизма, привлекает разумной расчётливостью, создаёт иллюзию правильного выбора партнёра: "Всё в наших руках, мы на верном пути, главное, что нужный человек — желанная "половинка", — наконец найден!"

4. Совпадение по квадровому признаку демократизма — также убеждает в правильности выбора партнёра: отношения на начальном этапе складываются на редкость легко и удачно.

5. Совпадение по признаку квестимности. Партнёры кажутся друг другу интересными собеседниками, находят множество интересных тем, которые хочется обсудить поподробней, на более близкой дистанции. Возникает стремительно притяжение друг к другу. ( Квестимная модель уже объединяет их в одну информационную систему, но пока ещё не разгоняет по противоположным, антагонистическим полюсам — это всё ещё впереди: и общение по разную сторону баррикад, и взаимные "перестрелки", и блокады, и ультиматумы, и попеременная "сдача в плен" (под залог) и "выброс белого флага", печальные выводы, поиск оптимальной психологической дистанции.).

6. Совпадение по признаку статики. Партнёры быстро приходят к взаимному согласию. Решают сократить дистанцию и перейти к прочным и долговременным отношениям.

И с этого момента начинаются их несчастья: все дополнения и совпадения, а также, — не дополнения и несовпадения оборачиваются для них страданиями и неприятностями.

7. Оба — упрямые - стратеги - статики. И, значит, жёстко диктуют свою волю, навязывают свои требования, преодолевая сопротивление партнёра.

8. Оба — предусмотрительные стратеги. И значит устраивают огромное количество ловушек, выстраивают "загоны" и устанавливают "капканы" "на сто миль вокруг" в сфере своего влияния в пространстве (по сенсорным аспектам) и во времени (по интуиции потенциальных возможностей).

9. Несовпадение по квадровым признакам: решительный и рассуждающий и субъективизма и объективизма. (И, как следствие, — несовпадение квадровых комплексов) Приводят к бескомпромиссным идеологическим спорам и непримиримым, антагонистическим противоборствам.

10. Несовпадение по признаку эволюции и инволюции — непримиримая борьба несовместимых и взаимоисключающих приоритетов, жестокая психологическая ломка привычных представлений, подменяя их непривычными, нарушающими естественную систему ценностей, приоритетов и координат.

11. Дополнение по признаку позитивизма - негативизма работает на обострение антагонистических противоречий, на взаимное угнетение партнёров, усиление напряжения.

12. Отсутствие дополнения по признаку эмотивности. Оба партнёра — эмотивисты, этические и эмоциональные манипулянты, что приводит к отсутствию доверия между ними, ужесточению террора ( со стороны логика), усилению контроля, обострению споров.

13.Несовпадение (отсутствие дополнения) по признаку рациональности и иррациональности приводит к неадекватности взаимодействия, к смещению систем приоритетов, и ценностей, к взаимному недоверию, к ужесточению споров и обострению антагонизмов.