1.ПРОГРАММЫ МИЛОСЕРДИЯ ДОСТОЕВСКОГО

"собирательное творчество" (ПФ6 —ПФ2)
Программа: "Своё счастье создай себе сам!"

(+б.с.6) — среда обитания у Достоевского — активационная функция.

Среда обитания — это главное для этика из квадры рассуждающих, а тем более, —для инфантильного - интуита. Будет поддержка со стороны окружения, будет благоприятной для него обстановка, — он выживет. Нет, — так и надеяться нечего.

Но Достоевский надеется. Он оптимист (позитивист) и значит, всегда надеется на положительные изменения в будущем. Надеется на свою творческую интуицию потенциальных возможностей, которая обязывает его находить и открывать для себя новые и альтернативные средства к существованию там, где никому и в голову не придёт их искать.

Естественно, ничего запредельного он для себя не придумывает. Он ищет и находит все необходимые ему жизненные ресурсы в окружающей его среде. Она его кормовая зона. И соответствует его активационному аспекту сенсорики ощущений — а аспект этот собирательный (есть, что собрать с кормовой зоны, есть средства к существованию, нет — пиши, пропало!). Достоевский активизируется по своему собирательному активационному аспекту, когда есть, что собрать с кормового поля.

Одна беда — его "зона страха" по аспекту волевой сенсорики (-ч.с.4).

Чего боится этот "собиратель", унося с кормовой зоны то, что удалось найти и подцепить?

Прежде всего, он боится вызвать неудовольствие тех, для кого он и сам может быть потенциальной добычей и жертвой. Много хорошего и большого в клювике не унесёшь: обязательно это кого - нибудь привлечёт качеством и количеством поживы, обязательно налетят и отберут. У биологов это называется "инстинкт клепто-паразитирования" — отнимать то, что уже отхватил для себя другой и заставлять его с собой поделиться. А стоит только начать делиться с одним, сразу налетает целая стая. Выхватывают добычу из клюва и гоняются за "нарушителем устава стаи" до тех пор, пока не затравят, не заклюют, пока он обессиленный не упадёт замертво. Кто тогда его детям в гнездо принесёт еду? — никто! Пропадут птенцы без заботы! И, значит тем, кто обделён силой и выносливостью нужно изобретать альтернативные способы решения проблемы. У маленького и беззащитного вся сила в изобретательности альтернатив. И в соответствии с этим нужно:

*быть незаметным, *выглядеть не опасным, * не претендовать на ту добычу, которая могла бы привлечь сильных и агрессивных соперников. То есть — добыча не должна быть завидного качества и крупных размеров, чтобы на неё никто из крупных и влиятельных не позарился (просто потому, что она бы его не насытила).* Желательно, чтобы сама пища была "безобидной" и "охотнику" не причинила вреда. А для этого лучше склёвывать что - нибудь мелкое, растительное и калорийное — то, на что зоркий глаз хищника не упадёт. И ещё нужно, чтобы "кормовое поле" было обширным и чтобы это было "его поле", чтобы он сам распоряжался всеми ресурсами на нём и сам решал, кого подпустить к закромам, а кого за дверью оставить.

Сам он очень хорошо знает, какой это страх и ужас оставаться за запертой дверью, которую захлопывают перед твоим носом те, что сейчас садятся обедать. И вообще, как это страшно, чувствовать себя незащищённым! Как страшно быть слабым и маленьким, которого каждый обидеть может, которого все теснят и выпихивают, потому, что он стесняется рассказывать о своих проблемах, стесняется кричать о них громче всех, потому, что тогда все на него ещё больше рассердятся. А это значит, что он не должен существовать среди лишённых жалости к слабым и страждущим.

А где же других-то найдёшь?..

И тут уже интуиция потенциальных альтернатив ему даёт ответ: если сейчас нет благоприятной среды обитания, значит её нужно создать или вырастить для себя, самому.

Так ведь, среда покамест "подрастёт"…

Но интуиция потенциальных альтернатив (-ч.с.2) оттесняет от себя аспект интуиции времени на подчинённые, антагонистические позиции и подаёт гениальный совет: "Считай, что благоприятная среда для тебя уже "выросла", она уже здесь, она вокруг тебя, она уже создана. Задача лишь в том, чтобы неблагоприятную среду "прямо сейчас" превратить в благоприятную, силой внушения, личным примером, силой убеждённости в своей правоте.

А где же силы убеждённости на всё взять?.. — А вот тут, извини, дорогой,— жить захочешь, будешь убеждённым в своей правоте во стократ, — так, что никто твою убеждённость не поколебит, как бы ни старался.

И возникает фантастически ЭКО-успешная (экологически успешная) информационная модель ЭИИ (этико - интуитивный интроверт, псевдоним "Достоевский"), программа которого сводится к благоприятным ( этическим) позитивным и конструктивным преобразованиям окружающей среды посредством творческого применения возможностных альтернатив с целью максимального развития "зон наибольшего благоприятствования" для успешного и благополучного существования в ней.

Программа: "Своё счастье создай себе сам!", "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…" и мы будем преобразовывать этот мир в соответствии с самыми позитивными, самыми смелыми, самыми сказочными нашими планами, создавая благоприятную среду для всех. В том числе (и даже в первую очередь) для слабейших из всех, потому, что сильные сами о себе позаботиться могут, а заодно и о тех, кто нуждается в их помощи. А просить их о помощи — пустое занятие. Надо их убедить, что всеобщее преобразование мира в зону наибольшего благоприятствования для всех — также и в из интересах. (Потому, что, пока они своего интереса в этом начинании не увидят, почин не поддержат, а зарубят его на корню).

ЭИИ (Достоевский) — деклатим. А деклатим — значит убеждённый в своей правоте и готовый стоять за свои убеждения не на жизнь, а на смерть. Потому и требует от других (зачастую, непосильных ) уступок в пользу своих интересов, потому и вымогает их ценой невероятного напряжения физических сил, что для него это вопрос выживания.

2. О ДЕКЛАТИМЕ И ДЕКЛАТИМНОСТИ:

Аспект волевой сенсорики (-ч.с.), проблематичная зона страха (-ч.с.4) воспитала из Достоевского (ЭИИ) деклатима — сильную личность, убеждённую в правоте своих притязаний. Способность концентрировать свою волю, пробивая сознанием своей правоты непрошибаемую стену упрямства своего оппонента — является характерным свойством деклатима, который этой особенностью демонстрирует готовность умереть за свои убеждения (потому, что в этой готовности весь силовой стержень его модели). Без этой убеждённости в своей правоте деклатиму не жить, она является для него жизненно важным, а потому и очень характерным, защитным свойством. Концентрируя свою волю на своей демонстративной и яркой убеждённости, деклатим принимает характерную для себя позу: крепко и устойчиво упирается ногами в пол, сжимает кулаки, надвигается лбом на собеседника, словно намеревается головой пробить стену его несогласия и упрямства. Лицо деклатима становится красным от напряжения, глаза с напряжённым вниманием глядят на собеседника, отслеживая появляющиеся признаки страха и сомнения на его лице, а не отследив, начинают округляться от нарастающего напряжения и выпирать из орбит. При этом "улыбка" "убеждённого в своих притязаниях деклатима" расплывается в угрожающий оскал и этот момент производит на собеседника наиболее сильное впечатление.

Принимая во внимание все вышеописанные сигналы (которые ещё часто усугубляются судорожными подёргиваниями от перенапряжения), оппонент идёт на уступки, если оппонент этот — квестим, — то есть тот, кто начинает сомневаться в необходимости продолжать отстаивать свою точку зрения, видя, что противоположной стороне крайне важно отстоять свою. Потому, что квестим (которого условно можно обозначить как "сомневающийся") никогда не бывает уверен, стоит ли его сопротивление того, чтобы этот настойчивый человек тут же и взорвался от перенапряжения да так, что и сам бы себя этим убил и его бы этим порывом уничтожил. (Потому, что такие примеры в зоопсихологии тоже существуют: муравьи-солдаты (есть такая каста у муравьёв) взрываются, раздуваясь от перенапряжения, пресекая настойчивые попытки противника проникнуть на его территорию. При этом они и сами погибают, и противника уничтожают. А эта защитная программа существует сотни миллионов лет. При взаимодействии деклатима ("убеждённого") с квестимом ("сомневающимся"), квестим уступает деклатиму, потому что интуиция и эволюционный опыт подсказывают ему: надо уступить.

При взаимодействии двух деклатимов, желающих уступать не находится. Каждый готов взорваться, распаляясь и раздуваясь от решимости отстоять своё, но при этом не уступает. И взрывается, и распаляется, и отбрасывает противника взрывной волной к стенке. И шумит, и кричит, и кулаками машет, и побить может, и даже насмерть прибить. Но уступить не может, потому что для него это тоже вопрос жизни и смерти.

Поэтому задача преобразования неблагоприятной среды в благоприятную для Достоевского существенно усложняется: он не один такой убеждённый в необходимости любой ценой настаивать на своём. И из этих "убеждённых" он опять же оказывается самым слабым и самым маленьким. Значит в дополнение к убеждённости надо добирать ещё и другие весомые свойства.

Творческая интуиция потенциальных возможностей подсказывает ему ещё один, данный Богом, соционной природой и эволюцией информационной модели вариант: этико-интуитивный интроверт — стратег, поскольку интуитивные аспекты у него находятся в мобильном блоке модели. И значит свою "среду обитания", будущую свою "кормовую зону" он может вдоль и поперёк пропахивать и распахивать, подготавливая для себя удобное поле для сбора будущих урожаев, подготавливая для себя будущую свою "кормовую сеть". А что это такое в плане человеческих отношений? (потому, что с птичками уже всё стало понятно: что растёт, то и клюём.)

В плане человеческих отношений — это огромное количество окружающих, благорасположенных к нему лиц — друзей и родственников. Они и есть — обширная и всё более расширяющаяся сеть блюстителей его интересов и "держателей его акций", которые всё время растут в цене, потому, что этот человек становится им всё ближе и всё дороже, всё нужнее и важнее. Потому, что его все любят, у него множество хороших и добрых друзей, всегда готовых оказать ему и его друзьям добрую услугу. Просто так? Нет, за какую - нибудь ответную. Каждый человек может чем - нибудь при желании помочь своему ближнему. Было бы желание. А это желание Достоевский умеет пробуждать в людях силой своего убеждения, силой фантастического позитивизма своей программы "Своё счастье создай себе сам!", силой своего обаяния и очарования, силой своего желания удружить, быть полезным хорошему и доброму человеку. (Потому, что плохим он не помогает. Вы — хороший и добрый человек, поэтому он помогает вам, создавая неформальный союз добрых людей, помогающих друг другу.) А это уже лестно! Вступить в такой союз — дорогого стоит. А уж удержаться в нём… И вот тут — самое главное: чтобы удержаться в нём, надо всегда быть безупречным с точки зрения Достоевского. А для этого надо стараться быть безупречным во всех отношениях, потому что требования Достоевского растут. Беспредельно расширять свою кормовую зону он не может: сбор урожая будет занимать слишком много времени, поэтому ему надо повышать качество выращиваемого продукта, качество плодов своего труда. А для этого необходимо создавать конкуренцию среди желающих ему услужить и удружить. Зачем? Чтобы в благоприятной среде обитания остались только самые благорасположенные к нему люди. А для этого надо периодически "отсортировывать" своих друзей — "отсеивать" менее благорасположенных от более благорасположенных, как заражённые спорыньёй колосья, чтобы не губили "здорового колоса" и не портили урожай (а то и всё поле). Чтобы никто из "сомневающихся" в его истинно добрых намереньях не настроил против него друзей. Поэтому Достоевский постоянно повышает планку требований, проверяя доброе расположение к нему окружающих и их готовность ему доверять, что для него как "сеятеля" чрезвычайно важно.

Общеизвестно, что Достоевский хорошо знает, кто как к кому относится в среде его обитания, но имеет сомнения относительно того, как относятся к нему. В отличие от Драйзера, который (тоже программный этик, но квестим) всегда знает, как к нему относятся, но не слишком интересуется, взаимоотношениями вокруг себя. Почему это?

Различие в программных целях: Достоевского среда кормит. А Драйзер защищает среду, которая кормит команду, интересы которой защищает Драйзер, как самый неподкупный страж. И потому со всеми членами команды старается держать отдалённую дистанцию, за исключением основателя и капитана команды, своего дуала Джека. Интересы Джека — интересы команды. И его, как своего непосредственного начальника и друга Драйзер подпускает на близкую дистанцию. По отношению к себе — защитнику интересов команды, — он чувствует врага или друга интересов команды. Всякий, кто хочет перехватить у "капитана" власть, сначала пытается переманить на свою сторону его "телохранителя", Драйзера. И по косым, настороженным взглядам, и по попыткам подкупить, подольститься или подступиться к нему на близкую дистанцию Драйзер безошибочно узнаёт "злоумышленника". И лично ему всё равно, как относятся к нему все, кроме "капитана" — непосредственного его партнёра и спутника жизни. Потому, что с "капитаном" команды он не только дружит, он капитану и служит. И ради него готов рискнуть всем. С капитаном он готов делить голод и холод, С капитаном он готов делиться последним. Ради "капитана" он может пойти на самые крайние жертвы. Драйзер — тактик и работает на близкие, локальные цели, на близкие, ясные реально очерченные задачи. Таково свойство его этической программы.

Достоевский — стратег. Он работает на среду обитания, среда обитания работает на него. Он затапливает среду обитания солнечным теплом своей души, разливая его щедро и всем поровну. За это все осчастливленные им и его вниманием обращают к нему самые лучшие и самые благодатные порывы своей души, подобно тому, как подсолнухи обращают свои головки к солнышку: куда солнышко повернёт, туда и они смотрят. Солнышко смотрит в счастливое светлое будущее, и они — туда же. Солнышко нахмурилось косо на кого - то посмотрело, и они от того отвернулись и не смотрят в его сторону.

И в этом Достоевский ( как его полная противоположность) похож на Гамлета. Гамлет, с его далёкой интуицией времени — Курьер Далёкого Светлого Будущего. Он знает, — Город будет, он знает, — Саду цвесть. А у Достоевского уже и город счастья построен, и сад цветёт в полную силу. И в этом городе Достоевский — "полезный связной для всех". Все связи держатся на нём и только на нём. И ни на ком больше.

Как ему это удаётся?

А потому, что — стратег, он владеет ситуацией и умеет работать с информацией на вверенной ему территории. У Фёдора Михайловича Достоевского есть великолепный роман "Подросток". Роман о молодом человеке, который приезжает к своим родственникам, сваливается, как снег на голову. И чувствует себя заблудившимся в тёмном лесу скитальцем без компаса и ориентиров. Потому, что ровно ничего о семейных тайнах своей родни не знает. Не знает, у кого какая печаль на сердце, у кого какая беда в доме. И поэтому на каждом шагу попадает впросак, вся его жизнь превращается в сплошной кошмар, ближайшие родственники — во враждебную среду, а среда обитания — в "минное поле". И всё потому, что он приехал к родственникам информационно не подготовленным. Явился к ним нежданно-негаданно, как "инопланетянин" и воспринимался ими, как "инопланетянин" — чужой, враждебный и совершенно не понятный элемент. Чуть жизни не лишился из-за своей неосведомлённости.

А ничего страшнее этого для ЭИИ нет: среда — его благодатное поле, среда его кормит и поит. И это именно та ситуация, которую он на своём поле старается не допускать, считая непременной своей обязанностью собирать обо всех и каждом и об окружении всех и каждого максимально полную (исчерпывающе полную) информацию.

Но именно в положение "инопланетянина", свалившегося с луны он ставит каждого своего "подопечного", каждого члена своей "паствы", который со временем становится и "жертвой" стремительно возрастающих притязаний требовательного ЭИИ — беспомощной жертвой, застрявшей в паутине его "кормовой зоны", беспощадно обрабатываемой им и его "сподвижниками" со всех сторон. ( А иначе, — какой бы он был стратег, если бы не смог на своём поле прежде всего создать ядра "активистов", вовлекающих в процесс нравственного переустройства общества всё новые и новые силы?)

Каждый из новичков попадает в положение инопланетянина и видит только верхушку айсберга — ослепительно белую, как ангельское крыло, но не видит опасностей, которые таятся под тёмной водой.

3. СИСТЕМНЫЕ МАНИПУЛЯЦИИ ПО (+)БЕЛОЙ ЛОГИКЕ

Создавая для себя благоприятную среду обитания, ЭИИ одновременно создаёт УСТАВ и для своей среды, и для себя. Поскольку он теперь главный в этом "птичнике", в его обязанности входит всё обо всех знать, всем всегда быть полезным, чтобы стабильно поддерживать к себе благожелательное отношение. Он никогда ничего не должен забывать из того, что важно для его окружающих. Он не должен упускать ни одного случая быть им демонстративно полезным. Даже, если он не может предложить им реально полезную услугу ( а он этого делать и не собирается, поскольку это противоречит его стратегическим целям и обязанностям), он ограничивает свою помощь некоей бутафорской "демо - версией), но предложить что - нибудь он обязательно должен (более того, он обязан навязать свою бутафорскую пустышку, силой навязать и силой же заставить её принять, чтобы проблема считалась решённой), иначе, на его место найдут другого желающего быть "полезным связным". В его сторону моментально повернутся все головы. Он будет для них —новое "ясно солнышко", он один будет склёвывать весь урожай. А прежний "сеятель" окажется перед закрытой дверью — такова будет награда за его усилия и начинания. Этого Достоевский позволить себе не может. Поэтому с конкурентами он тоже считает себя обязанным бороться.

Как мастер информационной войны, он умеет собирать информацию со своего поля, умеет должным образом (и в нужном ключе) её обрабатывать и преподносить. Как истинный стратег, он регулярно обходит дозором свои владенья и всегда оказывается в курсе всех событий и всех дел. Если у кого - то из его "подопечных" появился новый друг или объявился старый, Достоевский первым узнает об этом человеке абсолютно всё. К новичкам на своём "поле" относится крайне подозрительно. По своей негативной интуиции потенциальных возможностей (-ч.и.2) рассматривает их как потенциальных конкурентов: если они появились на его поле и явились неизвестно откуда к "его людям", значит есть у них в них какая - то нужда. И как ушлый лавочник Достоевский старается перехватить "пришельца", который может оказаться и выгодным потребителем его "услуг": "Чего изволите-с? — дружбы, любви, общения по интересам? Материальной и информационной помощи? — у нас всё есть и по самым низким ценам!"). Новичок может оказаться потенциальным конкурентом. Поэтому работа с "пугалом" — с устрашающей информацией, позволяющей прогнать с поля потенциального нового "гуру" им тоже проводится.

(Один молодой человек ЭИИ (Достоевский) втёрся в доверие к своей школьной учительнице географии (ЭИЭ), почтенной и респектабельной владелице шикарной двухкомнатной квартиры и великолепной коллекции фарфора. Дружба ученика с этой дамой началась с дополнительных занятий по географии, а продолжилась уже после школы и становилась всё тесней и тесней. Так что, однажды молодой человек был представлен обществу как приёмный сын этой учительницы. И хотя свои родные родители у него тоже были и жили на соседней улице, он всё своё свободное время поводил в доме учительницы, заботился о ней. Рядом с ним она не чувствовала себя одинокой. Хотя не раз его спрашивала: "А что будет, если у тебя когда-нибудь появится девушка?.." Девушка появилась нежданно - негаданно, не у него, а у неё. Приехала откуда - то из глубинки поступать в столичный ВУЗ её единственная близкая родственница, родная племянница и попросила у тётушки разрешения на время вступительных экзаменов пожить в её квартире. Тётушка посоветовалась с "приёмным сыном" и отказала. Племянница не прошла по конкурсу в институт, но захотела остаться жить и работать в столичном городе и попросила тётушку временно прописать её в своей квартире. Тётушка посоветовалась с "приёмным сыном" и он убедил её отказать племяннице и в этом ("Как можно! У нас такие условия! Ей не захочется уезжать отсюда! У нас коллекция! У нас фарфор!..") Племяннице отказали. Племянница вспомнила, что у тётушки есть ещё одна свободная квартира — попроще и попросила разрешения пожить и временно прописаться там. В этом ей тоже было отказано. А дальше молодой человек взялся "опекать" всю "свиту" "приёмной мамочки", которая у неё, как у ЭИЭ, состояла вся сплошь из "людей со связями". И "замкнул" всю свиту на себе. И вскоре сам стал решать, кого и к каким связям допустить. Дела его продвигались очень успешно, он учился в университете, на его имя было завещано всё имущество его бывшей учительницы географии. Но однажды он стал жертвой ограбления со стороны недавно освободившегося из колонии вора-рецидивиста, который жил по соседству с его родителями. Сосед-рецидивист зашёл к его родителям, попросить у них денег и попал на него. Денег молодой человек соседу не одолжил, попытался его выгнать и… был убит. Его приёмная мать этой трагедии не пережила. Племянница в положенное время вступила в права наследования.)

4. ДОСТОЕВСКИЙ В СОЦИАЛЬНЫХ РОЛЯХ И МИССИЯХ

СОЦИАЛЬНАЯ РОЛЬ: "ДУХОВНЫЙ НАСТАВНИК"
СОЦИАЛЬНАЯ МИСССИЯ: "БЛАГОЕ ДЕЛО"

Обязанности распределения "продуктами благорасположения", накапливающимися в процессе взаимообмена добрыми услугами и подарками Достоевский непременно берёт на себя. Как "главный сеятель" разумного, доброго, вечного", он берёт на себя обязанности и "главного по урожаю". Предусмотрительный Достоевский обязан быть предупредительно заботлив, считает себя обязанным быть в курсе проблем всех и каждого, чтобы заранее знать, кому и чем он может быть полезен, что и для кого он может сделать, кого с кем свести, кому что преподнести.. Он часто и сам не выбрасывает многие старые вещи и других просит не выбрасывать — мало ли, кому- то вещь может понадобиться. Если она сохранила свои функциональные свойства, её ещё можно кому - нибудь подарить и избавить человека от необходимости тратить деньги на покупку новой вещи. (Так, например, одной семье новосёлов навязали в подарок подержанную стиральную машину. Те, как чувствовали, не хотели её принимать. Но услужливая родственница - Достоевский им эту вещь, навязала буквально силой. Уговорила кого-то доставить им её на квартиру, и пришлось им её принять — не отправлять же обратно! Машина оказалась ещё "той штучкой"! То она протекала и заливала соседей снизу. То во время отжима начинала дико подпрыгивать, сокрушая пол. Отдалялась от розетки на всю длину шнура и, если никого из хозяев поблизости не было, выдирала шнур вместе с розеткой. Вместе с машиной в их дом пришло и "горе -злосчастье"! Сколько трат они из - за неё понесли! Сколько неприятностей перетерпели. И ни у кого не хватало ни сил, ни решимости дотащить эту "дрянь" до помойки, а вместо неё купить в рассрочку новую. Так они от этого "монстра" и не избавились. Потом уже и квартиру и эту и машину вместе с её "горем - злосчастьем" они продали другим людям". А сами переехали жить в другой город, а потом и вовсе покинули эту страну.

Общеизвестно, что в диаде Штирлиц - Достоевский стараются ни покупать, ни приносить в дом вещей плохого качества: "скупой платит дважды". Известно, также, с какой ожесточённой настойчивостью навязывает Достоевский некачественные, "злосчастные вещи" в порядке оказания "добрых услуг", что больше напоминает "порядок": "Возьми себе Боже, что мне не гоже!". Отчасти это объясняется и тем, что аспект волевой сенсорики (-ч.с.4) не является приоритетной ценностью в модели Достоевского. Отношение к качеству оказываемых услуг остаётся условным, часто формальным, что и превращает "миссию благодеяния" Достоевского в некоторую карикатуру на саму идею взаимопомощи. Так, что и "засеянное" Достоевским "поле добрых услуг" со временем превращается в этакую мнимо- реальную, по- детски наивную и убогую, как поделка дошкольника, "Скатерть - самобранку", в этакое убогонькое "Поле Чудес" "районного масштаба", на котором обильно "произрастают" и потёртые куртки "для папы Карло", и стоптанные сапоги "для папы Педро" и поношенное пальто "для тёти Маши", которое пока ещё весит где - нибудь в чужом шкафу, а могло бы приносить и пользу.

Необходимость принимать услуги с этого "поля", приобщает человека к контингенту "сирых" и "убогих". Так, что и принимаются они "страждущими" неохотно. Но тем более настойчиво навязываются: "Оказался в положении "страждущего", — сиди в яме и голову не поднимай, жди, пока тебе подадут", что, конечно, удручает человека, заставляя его смиряться со своим бедственным положением и опускаться "по рангу" всё ниже и ниже, в той "богадельне", которую Достоевский выстраивает как "братство равных по взаимопомощи".

Услуги в этом "братстве" можно получить самые невероятные. Был случай, когда одна такая милая дама (Достоевский) наладила сеть "службы доверия" для получения заочных психологических консультаций "для себя и своей паствы" через "доверенное лицо". У её "доверенного лица" (ЛИЭ, Джека) — одной из активисток её "секты" (давно переписавший по завещанию свою шикарную, трёхкомнатную квартиру в Питере (тайком от мужа и троих сыновей-школьников) на имя своей "святой наставницы"), оказалась школьная подруга-психолог, способная "разрулить" проблемную ситуацию неплохим психоанализом по подробному, заочному её описанию. Несколько консультаций "доверенное лицо" по старой, школьной дружбе получила, после чего ей "сверху" спустили задание, затащить психолога - консультанта в секту. Была война, жестокая, беспощадная, которая закончилась для психолога инфарктом и ещё множеством всяких хвороб. Не говоря уже о жестоком разочаровании в школьной подруге — единственном близком человеке за последние несколько лет.

Широкий спектр творчества открывается перед Достоевским в его "кормовой зоне". Сложность заключается в том, что трудно Достоевскому одному всё пропахивать, трудно одному быть "полезным связным" при такой разветвлённой, расширенной сети. А ограничивать себя в территориях Достоевский тоже не может. По белой сенсорике (+б.с.6) он их активно накапливает. По чёрной сенсорике (ч.с.4) изо всех сил защищает и удерживает за собой. Сил и времени на всё не хватает, а поручать дело кому - нибудь из "своих" тоже опасно. Перехватит кормовую зону, не отобьёшь, не отвоюешь потом назад своё, "кровное".

Времени на обработку "своей территории" затрачивается огромное количество: приходится "пастырю" приходить без звонка к занятым, но пока ещё отзывчивым людям в чужой дом. Объясняя свой визит мнимо-реальным "поручением" (отработанным по заранее продуманному плану), под предлогом "передать от некоей доброй женщины тёплые, шерстяные носки" (купленные по дороге на улице у бедной старушки за полушку), гость возникает на пороге. "Заглотнув приз" и поблагодарив за "подарок", гостеприимные хозяева проводят нежданного посетителя на кухню, где скромный и неприметный "воробышек" сидит себе, греет табуретку, чаёвничает часами, вытягивая у словоохотливой хозяйки всю необходимую информацию, подмечая все "бреши" и "дыры", которые он сейчас может своими псевдо- подарками и псевдо -услугами благополучно "заткнуть", создавая у хозяйки видимость защищённости и уверенности в завтрашнем дне (работа по демонстративной интуиции времени ближайших перемен: + б.и.8). Вот посидит так, почаёвничает денёк, другой, третий, этаким благолепным Тартюфом в печёнки влезет, а там, глядишь, — и понесёт к себе, домой "в клювике" дарственную (на квартиру, машину, дачный домик на шести сотках за городом, "в котором всё равно никто не живёт, а добрым людям от этого польза будет"), про которую ни муж, ни дети гостеприимной хозяйки до поры - до времени не узнают и ещё какой - то срок будут жить себе беззаботно и счастливо, даже не догадываясь, что остались без крыши над головой.

Конечно, какие - то пустяковые дела — перехватить важную информацию, получить нужную консультацию ЭИИ может поручить и другим, но лучше самому держать руку на пульте управления отношений всех и со всеми и самому ими руководить, направляя в должное русло. Как стратег (-ч.и.2), и конечно же иерарх (+б.л.3) он не может передавать бразды правления в чужие руки. Он никому "не разрешает" ни действовать через его голову, без его согласия, ни управлять от его имени.

Случается, приходит он "по делу" с подарком к отзывчивым и добрым людям — хотя бы с детскими шерстяными носочками, которые "специально связала" для них тётя Маша в благодарность за тёплое пальто, — глядь, а у них уже новый "полезный связной" на кухне сидит, к себе располагает, светлым голубем к ним залетел. Но недаром голубей считают самыми агрессивными птицами, жесточайше убивающими друг друга в сражениях — куда там, до них петухам!

Как бы то ни было, Достоевский не унизит себя до прямой агрессии. Про "конкурента" можно будет потом сочинить жутко правдоподобную небылицу (поставить на него "пугало") и его прогонят с поля, оставив за закрытыми дверями. А пока что, его надо к себе расположить, разговорить и разузнать о нём побольше нового и интересного, чтобы решить, как можно разыграть эту кату дальше.

Достоевский по своей "миролюбивой этике отношений" (+б.э.1) "не понимает" людей, которые умудряются наживать себе врагов. Он не понимает, как это у них так получается! Достоевскому, чтобы уничтожить своего врага, надо сначала с ним подружиться, потом присмотреться к нему и научиться им манипулировать — то есть, посмотреть, как и на что человек реагирует, на что "ведётся", на что "покупается", какова у него инертность мышления, настроения, каковы реакции на различные раздражители. Как быстро до него доходят "комплименты", как быстро он умеет их отличать от лжи и иронии. Как быстро он переключается на настроение собеседника, как скоро начинает поддаваться его влиянию. И как далеко можно его этим влиянием завлечь.

Для полной ясности Достоевскому необходимо определить систему ценностей и приоритетов его собеседника, понять, что для него истинно, что ложно, что приятно, что неприятно. Индуктивное мышление и мощная интуиция позволяют ему по частностям восстанавливать целое. Так, что вскоре он получает более, чем полное представление об этом человеке.

Как представитель квадры аристократов, организовавший свою иерархию, Достоевский разумеется дорожит своим приоритетным местом в ней и никогда никому его не уступит. Это его круг, это его друзья и его мнение в этом кругу — решающее. Как представитель квадры аристократов, вне отношений соподчинения Достоевский взаимодействия себе не представляет.

И здесь опять же, его выручает деклатимная убеждённость в своей правоте и в своём праве определять человеку место в своей иерархии. Выручает способность (стратега - аристократа- деклатима- статика) навязывать человеку устав своей иерархии и обращаться с этим человеком так, будто он уже находится у этой системы в подчинении. Исчезает куда - то деликатно - доброжелательный тон Достоевского, появляется командный голос и властные интонации и вот он уже смотрит волком, глядит ненавидящим взглядом и говорит с "новичком" в повелительном наклонении. Если человек и после этого игнорирует повелительный тон Достоевского (пропускает его как демократ¹, например, мимо ушей), обращается с ним на равных, по-прежнему не понимая, кто здесь главный, Достоевский, как истинный аристократ, отказывает ему в своей дружбе, закрывает для него двери своего дома. И другие должны будут последовать его примеру. (И это значит, что появившегося на чужом поле "новичка" можно ещё поздравить: он спасся от беды малой кровью).

¹ Демократ психологически не способен существовать в условиях отношений соподчинения. Демократическая система координат и демократическая линия поведения "выпирает" и проступает на каждом шагу, проявляется в каждом его поступке, что само по себе уже приводит в отчаянье каждого представителя квадры аристократов, который и сам начинает чувствовать себя беспомощным и униженным своим бессилием перед всем этим.

Но всё это допускается только в том случае, если человек не желает подчиняться уставу группы, не желает признавать лидером Достоевского, не желает "учиться добру" и "играть в благотворительность", но продолжает приходить в гости к друзьям и родственником на сдобные пироги, рассчитывая на тёплый приём.

По требованию (и благодаря информационной войне) Достоевского в тёплом приёме этому гостю отказывают, потому, что все "положенные" авансы ему уже давно "выплачены", а отрабатывать их "добрыми делами" он, судя по всему, не собирается. Не понимает и когда ему откровенно говорят: "иди к обиженным, иди к униженным, иди и делай добро!", спрашивает их, как непонятливый: "А что я там забыл?"

Когда ему дают понять, что он находится в некоем приоритетном обществе, где все живут по совершенно иным нравственным меркам, купаясь во взаимной любви и согласии, во взаимном доверии и благорасположении (как при Далёком и Светлом Будущем), но за это они и платить обязаны добросердечием за сделанное им от чистого сердца добро. "Какое добро? — спрашивает "инопланетянин". — Где вы здесь видите добро? Насильственный взаимообмен неприемлемыми услугами и обношенными чулками-варежками вы называете добрыми делами?!". И всем сразу же становится ясно, что "товарищ не понимает " решительно ничего! "При чём здесь чулки и варежки?! — налетают они на него возмущённой толпой. — Вы не понимаете, что пришли в Школу Добра?! В этом доме вас учат добру, учат быть щедрым, отзывчивым, добрым — таким, каким вас могут все полюбить! И мы уже были готовы вас полюбить как равного! Но вы сами всё портите своим упрямством! Какая разница, какою вещью обмениваться? Главное — научиться жить для людей! Вот, что самое важное! И это прежде всего!"

И тут, наконец-то раскрываются карты! Действительно, какая разница, каким объектом обмениваться для того, чтобы выработать в себе на инстинктивном уровне рефлекс отдавать другим всё, что ни попадает к тебе в руки? Вот всё, что ни попало, передай другому, а в твоих руках пусть ничего не задерживается. Отдавай всё, что руки держат! Отдай всё лишнее, отдай всё не лишнее, отдай то, без чего ты можешь обойтись и то, без чего обойтись не можешь — всё отдай, даже не ожидая награды, отдавай и будь счастлив этим. И научись получать удовольствие от собственной щедрости — это и есть высшее наслаждение в жизни! Высшее счастье и высшее блаженство!

Вот, точно так же, как в детском саду, встав в круг дети перебрасывают мяч от одного к другому, отрабатывая навыки броска и приёма мяча, так и тут перебрасываются полезными и бесполезными вещами разной цены и значимости, не замечая в этой суете, отсутствия эквивалентного соответствия этого обмена: отдают хорошие вещи, а принимают плохие. Какая разница, дорогую ты в руки вещь получил, или дешёвую, не задерживай её в своих руках, отдавай, отдавай, отдавай!

Получается, в этом светлом и сказочном обществе добрый "гуру" прививает своей пастве автоматические навыки ПОСТОЯННОЙ РАБОТЫ "НА ОТДАЧУ". Получается, "обрабатывая" в таком ключе окружающих среду, он подготавливает для себя удобные условия для будущего безопасного накопления завоёванных и перехваченных им материальных благ. А вся эта оголтелая эмоциональная гонка необходима ему только для того, чтобы окончательно отучить "подопечного" различать и оценивать материальные объекты по их качеству, перестать желать приобрести для себя объект лучшего качества, заставить его ПЕРЕСТАТЬ ОТЛИЧАТЬ РАВЕНСТВО ОТ НЕРАВЕНСТВА в соответствии с отсутствием прав на обладание различными по количеству и качеству объектами.

(Получается, что таким неординарным, хотя теперь уже распространённым путём, Достоевский всего - на всего воюет с анти - ценностями своей модели, волевой сенсорикой Жукова (-ч.с.4) и логикой соотношений Максима (+б.л.3), с антагонистичными аспектами своего уровня СУПЕРЭГО, с приоритетными ценностями антагонистичной для него второй квадры.

И как часто, ввиду способности "дрессировать человека на уступку", преодолевая своим волевым напором его отчаянное сопротивление, "наезжая" на него своей контактной, иерархической логикой, навязывать ему чувство вины и заставлять его бесконечно долго работать только на отдачу, Достоевский, по экспансии и агрессивной жестокости, проявляющейся в этот момент, становится поразительно похожим на Максима ("дрессировщика №1" в соционе), порабощающего тупой муштрой. И как часто из - за этого путают нормативный иерархический авторитаризм Достоевского с программным иерархическим авторитаризмом Максима.)

И желание "всех уравнять в правах для любви и согласия" здесь тоже совершенно не при чём.. И эти речи здесь о "братстве - равенстве" — тоже ведутся от лукавого! Какая уравниловка может быть при нормативной (КОНТАКТНОЙ) иерархической логике соотношений Достоевского (+б.л.3)?! Достоевский сам представитель квадры аристократов. И унижая других, он возвышается сам, занимая их место в обществе. А оттесняя других в нижние слои иерархии, приучая "к кротости и уступчивости", он реально превращает каждого из них в потенциальную "жертву" — в человека, которому реально предстоит увеличить собой число СОЦИАЛЬНО ОБРЕЧЁННЫХ .

5. "ЭНЕРГИЯ, ПОСЛАННАЯ В НИКУДА", "ШАР", ОТБИТЫЙ В "ПЯТЫЙ УГОЛ"

Посылая "благополучных" к обиженным и униженным, ( а именно — к "социально опущенным и опустившимся") фактически отсылает их туда, откуда в социально защищённую среду не возвращаются. И прежде всего, потому, что теперь они ответственны за тех, кого к себе "приручили" и значит обязаны оставаться среди них. В связи с чем, они неизбежно абсорбируются той самой средой ( тем "болотом", той "ямой"), из которой хотели вывести "небезнадёжных" и сами пополняют число "униженных и оскорблённых", оставаясь с теми, кого они хотели спасти.

По сути все эти "посылания к униженным и оскорблённым" (к "третьим лицам") является перераспределением избыточной энергии идеалистически настроенных альтруистов, желающих спасти мир своим энтузиазмом, оптимизмом и нерастраченным энергетическим потенциалом. Для Достоевского (который боится всего избыточного — избыточных сил, избыточной энергии, избыточной воли и свободы тех, кого он хотел бы держать в узде) всё это является актом перераспределения и подавления "избыточной энергии" не в меру инициативных и потенциально опасных для него "активистов", для чего он и направляет их "в яму, в болото" — туда, откуда не возвращаются и где их активность не будет реализована, а перегорит в самой себе. (Достоевский отбивает её как "неудобный мяч" в "пятый угол" он одновременно и истощает их энергетический потенциал и приглушает такой опасный для него энтузиазм конкурентов.)

Навязывая "благополучным" чувство вины перед "социально обречёнными" за своё более благополучное существование, он заставляет "благополучных" (по давлением инерции навязанной им социальной ревизии, переходящей в жёсткий самоконтроль) оставаться среди "социально опустившихся" бесконечно долгое время, заставляя там, среди них искать своё счастье и находить своё место в жизни. И эта самая обычная и распространённая схема системных манипуляций Достоевского, по +б.л.3) — весь мир должен "рискнуть своим будущим", чтобы он благополучно и не напрягаясь, добрёл до желаемой вершины социальной пирамиды и занял там достойное и подобающее ему место. "Последний" (из среды "самых слабых") становится самым "первым" (в среде самых благополучных), оттесняя прежних "благополучных" к "опущенным и опустившимся" на социальное дно.

(В семье одной милейшей женщины, СЛЭ ( Жукова) периодически происходило одно и то же не счастье: её дочь, ИЭЭ (Гексли), милая, интеллигентная девушка, одержимая манией благотворительности, искала себе жениха исключительно в бомжатнике, только среди бомжей и обязательно на помойке. Именно оттуда ей хотелось вытянуть счастливый билетик своей судьбы. И непременно так, чтобы из мусорного бачка вынуть потенциального принца, привести домой, отмыть, приобщить к духовным и материальным ценностям, оставить его в семье на положении мужа, уравнять в правах вместе со всеми другими членами их семьи и сделать его, пожизненно благодарным ей, и её близким. О других вариантах она и слышать не хотела. Вот только самого убогого, униженного и обиженного судьбой ей и подавай. И каждый раз это оборачивалось трагедией для неё и её родных (потому, что по-другому и быть не могло, в свете существующих психологических закономерностей). "А кто её замуж возьмёт после таких мужей? — сокрушалась мать. — Она теперь сама на себя не похожа, а такая была милая, интеллигентная девочка!")

6. РАСПРЕДЕЛЕНИЕ "МЕСТ" В СИСТЕМЕ

Привыкшему к унижению и постоянным уступкам человеку нечего и мечтать о том, чтобы снова занять достойное место в жизни! Так что и вся эта игра "на понижение экологических нормативов" ( понижение уровня материальных запросов и экологических потребностей, понижение уровня социального статуса и понижение социальных запросов), вся эта игра в превращение свободного человека в раба на "сказочном острове счастья" — является удобным способом вытеснения "потенциально опасных" на менее приоритетные позиции с тем, чтобы самому господствовать над ними. И находит своё отражение в античном мифе о путешествии Одиссея на остров прекрасной и "доброй" волшебницы Цирцеи, которая устроила для его воинов (покорителей Трои!) праздничный пир, а потом, напоив их волшебным вином до свинячьего и поросячьего визга, превратила их всех в свиней и отправила на скотный двор, сказав: "Ступайте к свиньям, — там ваше место!"

С развязной беспечностью "посылая к свиньям" того, кого бы он хотел приручить, ЭИИ действительно довольно часто попадает в неловкую ситуацию. (Примерно такую же, в какую попала и сама Цирцея, слишком рано начавшая торжествовать свою победу).

Идя на уступки для того, чтобы взять реванш, Достоевский иногда слишком рано начинает издеваться над поверженным противником. И теряет контроль над ситуацией.

Одна милая девушка ЭИИ (Достоевский) вышла замуж за ЛСИ (Максима). Причём, взяла его измором: она была несовершеннолетней, когда забеременела от него, и ЛСИ представил её своей матери ЛИЭ (Джеку) как невесту. После рождения ребёнка брак распался. Оставив ребёнка на попечении матери, ЭИИ стала искать счастья на стороне. Не нашла. И стала захаживать к бывшему мужу, который к тому времени переехал со своей матерью на другую квартиру. Свекровь ЛИЭ, надеясь на возможное воссоединение супругов, не возражала против этих визитов и позволяла бывшей невестке и приходить, и оставаться у её сына на ночь. Но однажды ночью в комнате сына произошёл скандал. Он каким - то образом оказался в коридоре, почти без одежды и никак не мог попасть к себе в комнату, которая была заперта его бывшей женой изнутри. Свекровь ЛИЭ оттеснив сына плечом, навалилась на дверь и сорвала замок. Влетев в комнату сына, она увидела на его кровати бывшую невестку, преспокойно читающую журнал. "Что происходит? — спросила свекровь. — Почему ты не пускаешь Андрея в комнату?"

"Место мужа в прихожей на коврике!" — нагло ответила бывшая невестка и, поплевав на пальцы, перевернула страницу журнала. "Что ты сказала? — не поняла свекровь. Ей показалось, что она ослышалась.

"Место мужа в прихожей на коврике!" — повторила невестка, улыбаясь. (Видимо очень довольная собой). И отвернулась, продолжая читать журнал. В следующую секунду свекровь ЛИЭ сгребла невестку в охапку, вышла с ней на руках в прихожую и скомандовала сыну: "Открывай!" Сын открыл входную дверь и невестка вылетела на лестницу в чём была. Через минуту из квартиры вылетели её вещи.)

7. ТО, ЧЕГО ДАЖЕ ВРАГУ НЕ ПОЖЕЛАЕШЬ

Для самого Достоевского нет ничего страшнее, чем оказаться лишённым опеки изгоем, выброшенным на улицу без права вернуться домой. Нет ничего страшнее, чем оказаться на социальном дне бездомным, покинутым, обречённым на медленную и страшно унизительную смерть на помойке среди утративших свои права на жизнь, утративших человеческий облик, униженных и обиженных жизнью некогда свободных и благополучных людей. Но он не забывает о том, что может оказаться там в любую минуту, хотя и гонит от себя эти представления. Оказаться в компании озлобленных, опустившихся, спившихся, грязных людей, вечно пьяных, больных, сквернословящих! Разве можно себе представить что - нибудь худшее? Пусть уж лучше кто - нибудь другой окажется между ним и теми, которых теперь и людьми - то не назовёшь. Достоевский панически боится пьяниц (пьяный человек опасен: он может поколотить!) Достоевский органически не переносит физического насилия и нецензурной брани. Особенно, если она отпускается в его адрес. Позволяя себе проклинать других, угрожая: "Вот попомнишь мои слова!.. Вот увидишь, тебя Бог за это накажет!.. ", он сам чрезвычайно боится проклятий и ругани. Попадая в лавину сквернословия, он зажимает уши руками, лицо его искажается страданием, он вертит головой во все стороны, словно старается стряхнуть с себя эти страшные образы. Для него эти слова обретают реальную силу, становятся физически ощутимыми и глубоко травмируют его воображение и его слабую сенсорику ощущений. Достоевский очень впечатлителен и раним, он даже бытовых, сленговых выражений не позволяет в своём присутствии употреблять, делает замечание через два слова на третье. Представить себя в том аду, где все выражаются подобным образом и нет никакой другой лексики, кроме этой? — да за что на свете! Да разве может человек, привыкший исключительно к изящной словесности существовать такой компании? Разве может позволить себе такой нежный и кроткий, такой сладкоголосый Орфей спуститься туда? Да ни за какой Эвридикой!

8. СОЗДАНИЕ "БУФЕРНОЙ ЗОНЫ"

Таким образом, вся "воспитательная миссия" ЭИИ, по большому счёту, сводится к созданию между собой и "униженными и оскорблёнными" ("детьми подземелья") некой "буферной зоны", заполняемой активно надрессированными "на отдачу", склонными к тщеславному самопожертвованию, но пока ещё благополучными и свободными в своём выборе людьми. ЭИИ — фаталист, жизнелюб и этим "потенциалом" он покупает себе новый запас прочности, новый запас времени и новое право на продление, обеспеченного и благополучного будущее на этом празднике жизни за чужой счёт.

Вот и получается, что вся эта ложь "во спасение всего человечества" в заботе об общем благе и ожидаемом вселенском счастье на деле оказывается ловко раскрученной аферой. Экстраверту-тактику Гюго даже не снились те масштабы раскрутки "клиентов" на всеобщем празднике жизни, какие организовывает интроверт, интуитивный - стратег Достоевский на своём "кормовом поле". И если открытый и прямодушный Гюго, оставляет своей новой "жертве", хоть что - нибудь на новую раскрутку и на подъём, то предусмотрительный Достоевский, у которого от страха "глаза велики" забирает всё, не допуская "униженного" до потенциально возможной мести. Сначала обескровливает его по инерции — "надо брать, пока дают, не обижать же человека, который отдаёт от чистого сердца", потом уже трудно воздерживаться от искушения забрать то, что само идёт к нему в руки (инерция стяжательства по собирательной сенсорике ощущений активизировалась, а у Достоевского этот аспект находится в инертном блоке и останавливаться ему на полпути ещё трудней, чем Гюго, у которого этот аспект манипулятивный и управляемый отчасти сознанием, отчасти витальным блоком, демонстративной волевой сенсорикой, хотя, конечно и он "приостановку банкета" и фрустрации связанные с этим воспринимает болезненно.

Но Достоевский - то и здесь опередил Гюго: его же никто не фрустрирует, когда он "переходит границы". Ему же сами несут и сами отдают. Он и здесь подстраховался. У него методики бесперебойные. Он ведь, какой прочной паутиной обязательств опутывает человека, прежде, чем начать с ним "работать"! Даже, когда общается наедине, только и слышно: "Обещай мне, обещай… обещай!.." А пообещаешь, никуда уже не денешься, — ты уже ЭИИ пообещал. И он будет и вспоминать про это обещание на каждом шагу и требовать в соответствии с ним всё большего и большего. Гюго так никогда не делает. Гюго часто вообще забывает об обещаниях которые ему дают, за исключением каких - то глобальных обещаний по наблюдательной белой этике (+б.э.7), да и о тех забывает, по своей слабой интуиции времени.

А Достоевский ничего этого не забывает. У него демонстративно хорошая память (+б.и.8). Познакомившись с новым и располагающим к себе человеком, Достоевский может ещё в день знакомства взять обещание, что этот человек будет отныне ему каждое утро ( время указывается) звонить и осведомляться о добром здравии. И попробуйте один раз не позвонить — просто так, для интереса попробуйте! — по истечении контрольного времени раздаётся звонок: "В чём дело?! Что случилось?! Почему вы не позвонили вчера?! Мы все так переволновались! Не знали уже, что и думать!" Человека уже взяли "в сетку", в систему отношений, в систему традиций. Теперь его по каждому пункту "сбоя программы" контролируют и вырваться из этой программы он уже не может. То есть, при желании ( и только на начальном этапе) он, конечно, вырвется из этого окружения, но Достоевский постарается, чтобы потери его были при этом огромными: о человеке будут злословить, его будут осуждать, на него будут косо смотреть. А если в этом "обществе" к тому же и "грязные игры" ведутся, то "вырывавшийся из паутины" вообще многим рискует.

9. ПРОТИВОБОРСТВО ДУХОВНОГО И МАТЕРИАЛЬНОГО

*ПРОГРАММЫ ВОЗДЕРЖАНИЯ ОТ ИСКУШЕНИЙ ДОСТОЕВСКОГО
*ГЮГО В ПРОГРАММАХ ВОЗДЕРЖАНИЯ ОТ ИСКУШЕНИЙ

Неприятностей не должно быть на его кормовой территории! А как можно быть гарантированным от неприятностей встречая в своём кругу человека, который не представляет себе существования без ежесекундного и ежеминутного желания жить полной жизнью, наслаждаться жизнью, не отказывая себе ни в чём.

И как это может совмещаться с Достоевским и его назидательной программой "Допусти к своей кормушке другого", "поделись радостями жизни с другим, отдай ему больше, а себе возьми меньше. Или даже, лучше, вообще себе ничего не оставь, чтобы другому всего твоего побольше досталось".

И как может чувствовать себя Достоевский, проповедуя воздержание от искушений и равнодушного отношения к радостям жизни, когда в его спокойное размеренное объяснение, как ему кажется, сверх - важных и сверх - значимых истин, то и дело врывается переполняемый восторгами Гюго с очередным рассказом о том, как он вкусненько сегодня пообедал, какую дивную курочку к обеду поджарил с маслицем, с лучком и с картошечкой. С каким удовольствием он всё это съел!.. И какое наслаждение при этом получил! Гюго постоянно говорит о вкусной еде в присутствии Достоевского, о радостях наслаждения жизнью. И как должен чувствовать себя при этом Достоевский, когда Гюго ежеминутно перекрывает своими восторгами его теорию, разбивая её в пух и прах? Достоевский, оставляя стратегию и системную манипуляцию прежней, меняет тактику и технологию — и только! Если сегодня ещё у этого "жизнерадостного" есть возможность кушать курочку на обед, то через полгода не будет в доме и горсти пшена. А может быть уже и самого дома не будет.

Но, разберёмся сначала со схемой программ и моделей.

Программа сенсорика-реалиста Гюго — реальная сенсорная программа: "Желание жить и наслаждаться жизнью! Желание жить и радоваться жизни здесь и сейчас, всегда и во всём, в каждую единицу времени, с каждым человеком и в каждом месте! А иначе, — зачем жить? Ведь не ради страданий, унижений, самоотречения в пользу других и ощущения собственной ущербности?"

10. МОБИЛИЗАЦИОННАЯ ПРОГРАММА ЭИИ
"ЗАЩИТЫ СЛИШКОМ МНОГО НЕ БЫВАЕТ"

Программа этико - интуитивного манипулятора Достоевского: "Иди к обиженным, иди к униженным, им нужен ты!" потому, что "Защиты слишком много не бывает, всегда найдётся желающий отобрать у беззащитного то немногое, чем он владеет."

Перестраховочная позиция: "Защиты слишком много не бывает" заставляет Достоевского требовать постоянно и повсеместно требовать уступок от других, что делает уступчивого ( по психологическому признаку Достоевского) очень похожим на упрямого. Сокрушая своими требованиями чужое упрямство, Достоевский предпочитает разрушить чужую твердыню, для того, чтобы сохранить свою. Отсюда его постоянные нападки по аспектам волевой сенсорики: все формы и способы социальной и личностной реализации этих аспектов его раздражают. Отсюда и ненависть ко всем сильным, отсюда зависть ко всем успешным: творческий аспект "завистливой" (почему не мне, а другим выпал этот шанс?) интуиции возможностей, позволят Достоевскому рассматривать каждого человека как "банк возможностей" и заставляет его манипулировать каждым, используя открывающиеся возможности для себя.

11. ЭСЭ — ЭИИ: ОТНОШЕНИЯ НА ДАЛЁКОЙ ДИСТАНЦИИ

На далёкой дистанции Гюго привлекает внимание Достоевского демонстративным радушием, желанием поделиться радостью пережитых им сенсорных удовольствий. А вот это как раз то, что интересует Достоевского в человеке, способность подменять реальную щедрость виртуальной и наоборот, способность подменять реальное наслаждение виртуальным. Тот, кто почти не делает разницы между виртуальным и реальным угощением имеет все шансы заинтересовать собой Достоевского.

Слушая рассказы Гюго, о том, как тот кому - то помогал устроить праздник и столько всего самого вкусного наготовил. И наготовил бы ещё намного больше, если бы ему вовремя подносили продукты и чистую посуду, Достоевский понимает, что это как раз тот человек, которого надо посылать к голодным и страждущим — тот самый, кто и на свои средства поможет им утолить голод. На первых порах Достоевский, конечно, поднесёт ему и продукты, и чистую посуду, или найдёт того, кто сможет всё это ему поднести. Главное — пристроить Гюго к голодным и страждущим. Как только Гюго увидит, как они насыщаются, он сразу поймёт в чём заключается истинный смысл его жизни и истинное наслаждение ею. (Что также подходит его миражным отношениям со щедрым в своих фантазиях Гюго. Миражные отношения — своего рода ложно-дуальные отношения (по аналогии с ядовитыми ложно-съедобными грибами), начинаются как дуальные отношения, а заканчиваются как ИТО конфликта.

Миражные отношения по самой своей схеме являются отголоском отношений конфликта (отношениями преемственного конфликта). Потому, что в миражных ИТО каждый партнёр является ещё и подзаказным (приемником) конфликтёра своего партнёра.

Гюго — подзаказный (преемник) Жукова, конфликтёра Достоевского.
Достоевский — подзаказный (преемник) Бальзака, конфликтёра Гюго.

Достоевский не может напрямую подступить к Гюго с программой Бальзака "Учитесь властвовать собою" в её видоизменённом варианте: "Уступайте ближнему, учитесь обуздывать свои желания", приспособленном Достоевским для внедрения его собственной программы: "Иди к обиженным, иди к униженным; всё, чем владеешь, отдай другим."

Гюго не позволит ЭИИ испортить себе праздник жизни, не позволит обобрать себя до нитки, ввергнуть себя в нищету, не позволит доставить себе даже ничтожную неприятность, не говоря уже о большой беде. Гюго не позволит себе отказаться от удовольствий и радостей жизни, не позволит себя ни погубить, ни заживо похоронить в пожизненном аскетизме даже под принуждением Достоевского. Но он плохо знает Достоевского, который и не таких упрямых обламывал и отлично понимает, что смирение непокорности Гюго — всего лишь вопрос времени. Скоро он крылышками по воде бить перестанет: надо только пересадить его в новый и чистый "пруд", "подсадить" на новые удовольствия, заставить его получать удовольствие только от собственной щедрости и наслаждаться наслаждением других.

А вот здесь уже мы подходим близко к эмоционально- сенсорной программе Гюго,
*к способности радоваться чужому празднику, наслаждаться чужим наслаждением в дополнение к своему в дополнении.
*к способности Достоевского пристраивать свои фантазии к чужим и, совмещая их с чужими планами и мечтами, заставлять человека реализовывать его фантазии за свой счёт.

12 "СОБИРАТЕЛЬ" ЭИИ И ЕГО "КОЛЛЕКЦИЯ"

"Собиратель" - Достоевский коллекционирует альтруистов всех видов и всех мастей. Если, например, кому - то нравится петь ( на высоком профессиональном уровне) для узкого круга друзей или для себя, перед воображаемой публикой, Достоевский может предложить ему выступить с благотворительным концертом, где исполнитель будет петь перед реальной публикой за воображаемую плату. Считая при этом, что работает на своё вдохновение и на себя, он будет работать на спекулирующего его творческой активностью Достоевского.

А зачем вообще нужны деньги, если все всем довольны: и людям радость и музыканту — " именины сердца" и "праздник для души". Его труд востребован, его творчество приносит пользу людям. Чего ещё желать? А для души он и задаром споёт. Птички, вон, поют на дереве и денег не просят! Ну, так и он споёт. И будет петь сколь угодно долго, и сколь угодно часто, всегда и по первой же просьбе, потому, что мы ему даём аудиторию. А для артиста аудитория — это главное: ему, чтобы профессионализма не потерять, надо "сцено - часы" нарабатывать. А то он вообще от публики отвыкнет и на сцену больше никогда выйти не сможет. Так, что пусть нам будет благодарен ещё за то, что мы для него публику собираем и зал арендуем с буфетом и уборщицей. А программу свою он нам и "за спасибо" отработает. И за свои деньги сам будет приезжать на концерт, даже, если для этого придётся приехать в другой город. Силы для концерта у него тоже найдутся — если душа поёт, какая здесь ещё нужна энергия? Душевных сил ему вполне хватит, даже если его физические силы иссякнут, даже если он от слабости упадёт на сцене в голодный обморок.

(А такое тоже бывает на концертах, устроенных Достоевским: "Отработаете концерт ради рекламы, выступите с полной сольной программой из двух отделений разок, другой, третий, четвёртый, а там, — глядишь, кто-нибудь и пригласит вас на более выгодный ангажемент. Мир не без добрых людей!" А то, что человеку не на что даже приехать на свой вечно бесплатный, вечно благотворительный концерт, а то, человеку нечем заплатить за квартиру, то, что у него нет других средств к существованию — это всё его не волнует. Человек сделал свой выбор в пользу благотворительности — и это главное. Он поддерживает профессиональную форму. А настоящего менеджера он когда - нибудь себе найдёт. Сейчас для него важнее всего — быть востребованным на тех условиях, которые ему предлагают. А то, что ему не предлагают других условий, пока он соглашается на эти — Достоевского не волнует ни в коей мере. Когда ему нужно, он умеет оставаться равнодушным к чужим проблемам. Сам становится непробиваемой крепостной стеной, неприступной для слёз, просьб и жалоб.)

Истощая реальные, материальные, энергетические и физические ресурсы и силы своих жертв, Достоевский (а он боится избыточной активности и силы) "впрыскивает" им "утешительный приз" своих успокаивающих, расслабляющих "уверений" — убеждая их в правильности сделанного ими выбора в пользу виртуальных ценностей в обмен на реальные: "Ты посмотри, как тебе люди радуются!" — говорит он такому певцу-альтруисту, которого уже бьёт нервный озноб от слабости и перевозбуждения. "Посмотри как тебе аплодируют! — продолжает он насыщать певца "баснями". — Посмотри, какую радость ты людям доставил! У них же слёзы восторга и умиления на глазах! И всё это сделал ты. Ты — волшебник, ты сотворил чудо, мы гордимся тобой!.. А покушать мы тебе сейчас принесём… Впрочем, тебе, наверное, вредно есть перед пением…"

Вот и вся плата за труд. На большую компенсацию не рассчитывайте.

Манипулируя реальным и виртуальным в различных, удобных ему комбинациях (по -ч.и.2), Достоевский может до бесконечности расширять воображаемые границы возможного и реально осуществимого, подменяя желаемое возможным. Великий строитель, архитектор и проектировщик воздушных замков из мыльных пузырей, Достоевский, со свойственной ему, как деклатиму уверенностью в своей правоте, может кого угодно убедить в реальной осуществимости самых смелых своих начинаний.

Программа Достоевского "Своё счастье создай себе сам" расцветает как маков цвет в этих благодатных условиях и одурманивает всякого, кто подлетает к нему, как мотылёк на огонь, будучи привлечён его располагающей внешностью и видимостью дружелюбия и прекраснодушия. Именно такая внешность и привлекает всех обманутых, страждущих, измученных суровой реальностью жестокого мира. Невероятно обаятельная внешность, лицо, сияющее кроткой, располагающей к доверию улыбкой, предупредительная вежливость и скромность делают его похожим на волшебника из доброй детской сказки. Активизируясь по притягательной своей сенсорике ощущений ((+б.с.6)), ЭИИ буквально излучает желание скорейшим образом установить самый тесный и задушевный контакт для новых и доверительных отношений. А дольше уже начинаются сладкие речи и сладкие песни, сладкие грёзы и сладкие сны наяву, которые Достоевский умеет навевать на шелковые ресницы всем своим собеседникам, не хуже любой "птицы - Феникс", всякий раз возрождая для них из пепла сгоревшие дотла надежды, утраченные иллюзии и мечты.

13.МАНИПУЛЯЦИИ ЭГО- МЕЧТОЙ,
ПРОГАММА- ТЕХНОЛОГИЯ: "СВОЁ СЧАСТЬЕ СОЗДАЙ СЕБЕ САМ!"

Этико-интуитивная схема по (+б.э.1 -ч.и.2):
"Необязательно дожидаться далёкого светлого будущего, если человека можно облагодетельствовать здесь и сейчас. Потому, что поступки совершаются здесь и сейчас. Их ни к чему откладывать до далёкого будущего и перекладывать на плечи других. ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС СДЕЛАЙ ИХ САМ, потому, что в каждой конкретной ситуации ты можешь сделать свой выбор в пользу другого, а не в пользу себя. И если каждый на своём месте сделает то же самое, — этот мир станет миром взаимных уступок, взаимной отзывчивости, взаимной доброжелательности, станет миром взаимопомощи и взаимного понимания… и т.д. и т п.

И мы все вместе будем счастливо жить в мире взаимной любви и согласия, в мире взаимного согласия и умиротворения. И всё! И не надо ждать никакого другого светлого будущего. Каждый на своём месте это может сделать сейчас."

(То есть, в противоположность далёкой бело- интуитивной программе (-б.и.2) Гамлета "Я знаю, что светлое будущее непременно наступит!" (Я знаю, город будет, я знаю, саду цвесть"), Достоевский противопоставляет свою "возможностную", чёрно - интуитивную (-ч.и.2) программу: "Я знаю, что каждый на своём месте может сделать этот мир лучше уже сейчас.")

И его программа оказывается убедительней по одной простой причине, что каждый, в соответствии с естественным и инстинктивным свойством живого стремится максимально экологически успешно реализовать себя в своём социуме. И на своём месте действительно преобразовывает окружающую его среду в соответствии с требованиями своей ЭГО-программы, которая одна для него и является высшим волей и высшим уставом. Поэтому, в этой позиции он целиком и полностью соглашается с программой Достоевского: "Конечно, —так! А как же иначе? Только так! Так оно и есть!"

А раз в одном, самом первом и самом главном пункте программа уже сошлась, можно доверять и остальным. Потому, что доверие уже завоёвано, предлагаемый вариант кажется простым и доступным для осуществления. Человек только удивляется, как это раньше не пришло ему в голову. Ведь, вот как всё просто! Надо только помогать людям не сбиваться с истинного пути, не портить общую картину "отклонением от курса" в пользу "неправильного выбора".

Одновременно с этим каждый из них начинает себя чувствовать и контролёром и подконтрольным. А это значит, теперь придётся жить по программе: "Мы проверяем, нас проверяют, все ли желанья у нас совпадают". А с другой стороны, как же иначе построить счастливый мир здесь и сейчас? Только так! Мы будем контролировать выполнение добрых дел другими, мы будем проверять правильность чужого выбора, ну и, со своей стороны, предупреждая контроль "старших товарищей", будем напрямую отчитываться нашему доброму наставнику, о том, как много доброго и хорошего мы сделали людям за истекший период времени.

И всё! И готова секта в пять минут! В одном отдельно взятом семейном кругу! Это называется: старушка с улицы зашла водички испить. (Потом выяснится, что это старушка к пенсии так подрабатывает: приходит с узелочком, уходит с саквояжиком.)

14. "ЭТИКО - ИНТУИТВНЫЙ ЗАХВАТ":
АКТИВАЦИЯ БЛИЖАЙШИМИ ПОЗИТИВНЫМИ ПЕРЕМЕНАМИ,
ПЕРСПЕКТИВАМИ И ВОЗМОЖНОСТЯМИ

Мы привыкли считать, что идеологом четвёртой квадры является Штирлиц. ( Как экстраверт - эволютор). Но, по сути дела, у тактика-Штирлица никакой глобальной идеологии нет, кроме "частно - собственнической" программы Профессора Преображенского: "В Большом пусть поют, а я буду оперировать. Вот и хорошо — и никаких разрух…". То есть каждый занимается своим делом и не вмешивается в чужую личную жизнь.

Штирлиц — не демагог, а человек дела. Его принцип: "Работать надо, а на разговоры времени нет." В то время, как у Достоевского идеологическая программа строится на самых что ни на есть популистских демо - версиях. Здесь и безапелляционная жестокость и категоричность спекулятивных логических программ стратега- аристократа -статика- деклатима- конструктивиста, системного манипулятора Достоевского (по +б.э.1 и по +б.л.3)

Здесь и активация самыми позитивными из всех возможных перспектив. И предельная их максимализация и предельное и предельное приближение по времени к настоящему моменту (Здесь и сейчас можно всё организовать и устроить. И отсюда твёрдым чеканным шагом можно пойти навстречу светлому будущему, которое начинается сегодня, прямо сейчас.) И вот отсюда начинается момент суггестии Гюго Достоевским. На далёкой дистанции мощная бело - логическая манипуляция убеждённого в своей правоте деклатима -конструктивиста-стратега- позитивиста Достоевского начинает работать как максимально позитивный вариант глобальной программы Робеспьера (дуала Гюго) о вселенской логической справедливости распределения материальных благ, ЭКО-ресурсов, прав, привилегий и прочим желаемым. И это при том, что Гюго всегда считает себя обделённым счастьем, радостями, удовольствиями и в соответствии с этим ( инволюционным) направлением своей программы, всегда очень болезненно реагирует на любую попытку его этих удовольствий лишить. И в соответствии с этим выполняет инволюционную миссию своей программы (-ч.э.1) искореняя в этом мире негативизм гипо -альтруистических эмоций — того, что он называет отсутствием желания одарить человека счастьем. Все, НЕ проявляющие желания одаривать человека счастьем, находят своего врага в лице Гюго. Программа общедоступного тотального осчастливливания Достоевского оказывается самой желанной приманкой для инволюционной программы Гюго: "наконец-то, в "океане ужаса человеческого бессердечия" найдётся островок счастья для его измученной души. Гюго устремляется на этот "островок", как мотылёк на пламя свечи, и если модели вовремя не разведут Гюго и Достоевского по дальним углам (потому, что оба они — деклатимы и значит на близкой дистанции притягиваться не могут) шансов выжить "в этом мире бушующем" у Гюго останется немного.

Потому, что прежде всего с Гюго может сыграть злую шутку его проблематичная интуиция времени — патологически нетерпеливое (+б.и.4) близкое ожидание Чудес и Счастья, на котором он может надолго "зависнуть". (А когда "очнётся" обнаружит себя в другом времени, в другом месте, среди совершенно незнакомых ему и чужих людей, в совершенно не свойственной для себя роли человека, обречённого на нищету и скитания без поддержки и помощи.) Естественно, поначалу он не будет подступать к ЭИИ напрямую с вопросом: "Ну, где же оно твоё обещанное счастье? Я уже вот сколько всего хорошего и доброго сделал, и где ответ?" Понятно, что с ножом к горлу к "наставнику" не подступают и с бестактными вопросами не пристают. А тем более, когда вся свита вокруг (всё ядро активистов) работает на "иерарха". Естественно, Гюго понимает, что "ожидаемый праздник для всех" — это только вопрос времени и не более того, а наступление вселенского счастья задерживается единственно потому, что мир этот слишком велик, для того, чтобы один Достоевский в нём успел сразу всех обработать в один момент: если мы хотим, чтобы наш мир стал светлей и счастливей, мы должны помогать ему преобразовывать мир личным примером, каждый на своём месте. Примеры заразительны. Поэтому надо собирать побольше хороших людей вокруг себя и заражать их хорошим и добрым, личным примером.

15."СЕЗОН ВЗАИМНОЙ ЩЕДРОСТИ", В ПРЕДДВЕРИИ ЭПОХИ
"ВСЕМЕРНОГО И ВСЕСТОРОННЕГО УДОВЛЕТВОРЕНИЯ ПОТРЕБНОСТЕЙ"

Мне вспоминается время счастливых застолий в доме Гюго в середине 60-х годов. Когда все были увлечены идеей моральной и психологической подготовки к грядущей жизни в самом справедливом и самом счастливом коммунистическом обществе, эпоха которого вот-вот должна была наступить. Весь советский народ стоял тогда на пороге этого великого события. И конечно активнее всех готовился к наступлению этого счастливого времени нетерпеливый Гюго. Проблема заключалась лишь в том, чтобы удержаться от искушения опустошить прилавки магазинов в первые дни наступления коммунизма. А то ведь, как ворвётся счастливый советский народ в распахнутые двери новых магазинов, чьи прилавки будут до потолка заставлены штабелями товаров хороших и нужны. Да как сметёт эти штабеля в один момент, так никакой МТБ (материально- технической базы) коммунизма не хватит, чтоб их новые запасы пополнить. Подготовительные беседы на эту тему проводились тогда повсеместно, но больше всех, конечно, обеспокоились интуиты четвёртой квадры, которые как чувствовали, что из-за невоздержанности несознательных граждан обернётся эра пришествия коммунизма новой Ходынкой. Ведь, это же страшно представить, какое столпотворение начнётся! Тогда же и подняли на щит программы "воздержания от искушений" — научитесь подавлять свои желания, даже если вам хочется их удовлетворить, научитесь бороться с искушением забрать желаемое себе и для себя, приучайте себя к уступкам, научитесь отказываться от желаемого в пользу других. Работайте "на отдачу", а не "на получение". И тогда можно будет надеяться, что пришествие коммунизма обойдётся без жертв, никто никого не затопчет, никто не пострадает, тогда и коммунизм не отменят. (А если будут жертвы из пострадавших в давке, коммунизм могут отменить, решат, что люди не доросли ещё до этого морально. И отложат наступление коммунизма до лучших времён. И мы может даже до него и не доживём. Все товары сразу исчезнут с прилавков, как будто их и не было.) Так вот, чтоб это не случилось, надо проводить активную работу с населением под лозунгом: "Учитесь подавлять свои желания!", "Учитесь жертвовать своими интересами, ради других", "Учитесь альтруизму, тогда всего при коммунизме будет вдоволь." Этой мыслью прежде всего загорелись интуиты четвёртой квадры с лёгкой руки Достоевского. И они же разнесли её по всем квадрам и по всем линиям социального заказа.

Праздничные вечера в доме милейшей дамы ЭСЭ (Гюго) в эту пору носили форму показательных уроков альтруизма, где все присутствующие обменивались подарками и угощениями, как под Новый Год, а сама хозяйка больше напоминала Снегурочку, извлекала подарки из всех комодов и раздаривала их направо и налево. Когда очередь дошла до одной девочки, незадолго до этого поступившей в художественную школу, хозяйка дома достала с полки художественный альбом репродукций полного собрания работ Рафаэля, — уникальное итальянское издание с великолепной цветной печатью, подаренное сыну хозяйки дома, кем - то из близких родственников. Этот альбом, не спросясь сына, она передарила девочке. Все так и ахнули и сразу забеспокоились: может быть сын будет сожалеть об этой книге, может не стоит раздаривать его вещи без его разрешения, на что хозяйка только отмахнулась: "А-ай, она ему нужна, как петуху тросточка! Пусть лучше будет у ребёнка, пусть учится ребёнок рисовать!"

В ту пору все щедро раздаривали и своё, и чужое, делились и тем, что было, и тем, чего не было. Вещи в домах не успевали накапливаться даже до экологически необходимого уровня. И это при том, что в магазинах необходимого было не достать (и не купить, само собой, разумеется). Крайне необходимые вещи, подаренные детям родственниками, с лёгкой руки увлечённых альтруизмом родителей моментально исчезали из дома и разносились повсюду вокруг. Насильно раздаривались, навязывались, преодолевая сопротивление насильственно осчастливленных: "Возьмите, это платье ещё ни разу не одевали. Моей дочке оно не нужно, а у вашей пусть будет!". А потом дочка не находила в шкафу своего единственного выходного платья, спрашивала у родителей: "Куда оно девалось?". И слышала в ответ: "Зачем тебе? Ты всё равно растёшь, а у неё пусть будет! Нельзя жить только для себя! Надо делиться! Ты поделишься, тогда и с тобой поделятся! Вот так, надо жить!"

Со временем все вокруг начинают ходить в том, чем поделились в этом счастливом обществе, — в чьих - то обносках, в растоптанных туфлях, в одежде с чужого плеча. Начинают существовать на деньги, вырученные друг у друга до получки, едят то, чем угощают другие, надеясь, что когда - нибудь всё изменится к лучшему.

16. "НЕТЕРПЕНИЕ СЕРДЦА", ИЛИ "ГЮГО ОПЕРЕЖАЕТ БУДУЩЕЕ"

Как же чувствует себя Гюго в этих условиях? Он в первых рядах, в числе энтузиастов приближает светлое будущее. Даёт показательные уроки добра и человеколюбия. Этот момент был зафиксирован советским кинематографом в середине 60-х в популярном и показательном фильме "Фокусник" снятом в жанре трагикомедии с неподражаемым Зиновием Гердтом (Гюго) в главной роли.

Милейший человек - Гюго — эстрадно-цирковой артист широкого профиля, одержимый программой поучительных примеров человеколюбия, даёт показательные уроки щедрости и добра в одном, отдельно взятом студенческом общежитии, стараясь заразить примером жертвенного альтруизма всех студентов сразу. Отработав с утра свою скучную дежурную программу, он целый день проводит в поисках денег. Каждый вечер (без этого он уже не может жить), на деньги, отобранные у дочери или "вырученные до получки" у сослуживцев, он покупает в гастрономе снедь, приносит в холл студенческого общежития, раскладывает по столикам кафе и устраивает на эстраде бесплатное театрально-цирковое представление для всех студентов, с бесплатным же буфетом за свой счёт. (Какой цирк, какой театр без буфета?) Отработав программу, он угощает их от души, сам, естественно, в рот не берёт ни крошки. Он сыт их сытостью, согрет их радостью, счастлив их счастьем, весел их весельем. И так, каждый вечер до поздней ночи, без отдыха и срока. Но вот праздник заканчивается и он испытывает острые приступы голода, усталость, головокружение и дурноту. Пошатываясь от слабости, он возвращается домой к пустым полкам и пустому холодильнику. Потом он из последних сил добирается до квартиры своей дочери — художницы бутафора и реквизитора, которая работает сутками напролёт не покладая рук. Но и в её доме он не находит ни еды, ни денег, потому, что вчера он отобрал у неё последнее. С досады, он начинает осыпать её упрёками и обвинениями (на скандал у него уже нет сил). Она не понимает смысла его упрёков (не на панель же ей теперь за деньгами идти!) не видит смысла в его ежедневной благотворительности. В доказательство своей правоты, Фокусник приводит её в общежитие, заходит в первую же открытую комнату в отсутствие хозяев, достаёт продукты студентов из шкафа и начинает есть, объясняя свои действия тем, что в этом общежитии теперь вся еда общая. В этом общежитии коммунизм уже наступил. И построил этот коммунизм лично он сам, на свои и на её трудовые доходы. И теперь они оба имеют право пользоваться тем, что куплено другими студентами. В разгар этого его монолога появляются студенты и с ужасом смотрят, как он поглощает их продукты. Фокусник им объясняет свою точку зрения так: "Если уже сегодня каждый из нас поможет государству построить коммунизм на одном отдельно взятом участке, светлое будущее наступит значительно раньше."

Вот, оказывается, какие интересные формы принимает нетерпение Гюго по белой интуиции (-б.и.4) в ожидании большого вселенского счастья, при котором становится возможным даже с опережением срока построить маленький, компактный коммунизм "на отдельно взятом участке", как на персональных "шести сотках".

Студенты, как выяснилось, знать не знали, что в их общежитии уже построили коммунизм. Они даже не догадывались, что здесь ведётся такое "строительство" (Хотя в те времена такие "строительства" без разрешения коммунистической партии не проводились). Получилось, что Гюго и здесь их опередил. Студенческие парторганизации о строительстве коммунизма в их общежитии узнали (как это ни странно) в последнюю очередь: из газет. (Потому, что Фокусник попал в криминальную хронику: кого - то "зацепило" то, что человек на свою мизерную зарплату каждый вечер кормит всё общежитие. С каких - таких это нетрудовых доходов?) Но всё закончилось хорошо: в его честь устроили торжественный митинг. И он целый вечер был героем дня. А потом опять стал для всех чужим. И вернулся в свою холодную квартиру к пустым полкам и пустому холодильнику.

17. КРУШЕНИЕ ИЛЛЮЗИЙ

Зрителю сразу же становится понятна суть той катастрофы, которая произошла только что с этим человеком (а могла бы произойти и со всем обществом, если бы оно довело себя до такой же беспредельной самоотдачи). Человек только что всем убедительно доказал, что он уже никогда не сможет существовать в реальных, эквивалентных, качественных, взаимовыгодных отношениях взаимно справедливого товарно-денежного взаимообмена. Он никогда уже не сможет ни запросить за свою работу её реальную цену, ни быть удовлетворённым той ценой, которую ему, за всю проделанную им работу, предложат. У него нарушено ощущение равенства и справедливости эквивалентной мены. А теперь, если представить, что было бы, если бы это произошло со всем народом огромной многомиллионной страны, населяющей одну шестую Земного шара? Одна шестая народонаселения Земли превратилась бы в огромную альтруистическую секту, в огромнейшую чёрную дыру, в которую уходили бы все материально - энергетические, силовые, потенциальные и интеллектуальные ресурсы. Как в омут, без обратной связи и без отдачи уходили бы усилия всех граждан, которые бы все трудились до изнеможения, но не получали бы эквивалентную оплату за свой труд. Не имели бы даже представления об эквивалентном обмене. Не имели бы и представления о справедливости. Потому, что если нет эквивалента — нет равно справедливого, логического эталона мер. Нет никакой эквивалентной меры произведённого труда, нет меры стоимости получаемых за честный, справедливый труд услуг. Остаются три варианта материальной компенсации: либо грабить (идти и брать то, что тебе нужно, в обмен на то, что ты кому - то дал , у тех, кто ещё имеет какие - то остатки собственных накопленных материальных ценностей, которые пока ещё лежат на открытом и общедоступном месте), либо сидеть и ждать, умирая с голоду, пока о тебе вспомнят те, кому ты всё имеющееся у тебя раздал, но ничего не получил взамен. И ждать, пока они вспомнят, придут и позаботятся о тебе, дадут тебе всё необходимое, достаточное и даже что - то сверх того. (Потому, что как сказал Шекспир устами короля Лира: "Кто может знать, что нужно, что не нужно? Последний нищий сверх нужного имеет что - нибудь."). Человеку необходимо иметь некий запас экологических ресурсов на настоящее и на будущее. И ему необходимо быть уверенным, что в будущем он всегда сможет необходимый ему запас экологических ресурсов пополнить. И значит те, кто не смогут получить необходимой компенсации мирным путём (не дождутся, пока к ним придут и их проблемы решат, не допросятся, пока к ним придут и помогут в желаемой или необходимой мере), пойдут сами "восстанавливать справедливость" насильственным путём, просто потому, что станет страшно. Не будет законного доступа к материальным благам, не будет законного доступа к их получению и потреблению, не будет уверенности в удовлетворении своих насущных потребностей в настоящем и в будущем, не будет уверенности в своём завтрашнем дне. То есть, возникла бы ситуация, при котором ни одно общество, включая и животный социум, не могло бы существовать: грабежи, убийства и насилие захлестнули бы одну шестую часть Земли с наступлением коммунистической эры всеобщего, равного, всемерно полного осчастливливания. И слава Богу, что этого не произошло!

И это то, почему продукты и материальные ценности постоянно исчезали с прилавков в преддверии наступления коммунизма. Только в закрытых распределителях ещё как-то накапливались продукты. И это то, почему деньги задолго до получки или сразу после неё моментально исчезали из кошельков родителей: либо припрятывались, либо раздавались на долги. И это то, почему дети альтруистов постоянно, либо выпрашивали у одноклассников еду, либо надеялись, что кто-то из них ею с ними поделится, о чём сообщали родителям-альтруистам их классные руководители, а те не верили или не хотели верить. В колоссальное бедствие, в беспредельное разорение ввела бы человечество программа ЭИИ: "Живи для людей, отдавай всем по-максимуму, не оставляя себе ничего и ни у кого ничего не выпрашивай: сами придут и сами всё дадут". И Гюго, последовавший этой программе на каком - то отдельном и даже, возможно очень непродолжительном отрезке времени оказался своего рода "пробным камнем". Испытав шок от разочарования результатом, он фактически погиб для себя и своего будущего. Ориентированный на логику справедливого распределения материальных благ Робеспьера, он уже после этого всеобщего и справедливого благоденствия не сможет поверить никому и ничему. Он погибнет для себя и для общества, превратившись в патологически алчного сквалыгу-мизантропа, из тех, что или удавятся, или удавят за копейку, не в силах пережить самого мизерного материального ущерба. И это то, чем заканчивается этот фильм. Фокусник нахамил какой-то восторженной поклоннице его беззаветного альтруизма, оттолкнул от себя всех близких, знакомых, родных и друзей и остался наедине со своими "душевными сумерками". "Добрый весельчак", даривший тепло, веселье и радость в нём умер. А вместе с ним исчезло желание жить и радоваться жизни. Программа ЭИИ, всемерно истощающая жизненные силы и ресурсы, истощающая материальный и энергетический, силовой, возможностный и интеллектуальный и прочий экологический потенциал окружающих его людей, оказалась для него не просто чёрной дырой, в которую как в чёрный омут ушло всё то, что раньше было его жизнью, его энергетической, экологической её базой, эта программа оказалась вообще какой - то сумеречной зоной его судьбы, — этакой напастью, каналом, выкачавшим из него все жизненные соки. В конце фильма этот несчастный Фокусник превращается в этакое маленькое скрюченное, усохшее от истощения и покинувших его сил существо — в этакую "высохшую муху", запутавшуюся в какой - то странной паутине, из которой некий страшный паук высосал всю его энергию и жизнь.

Если даже предположить, что Гюго где-то как-то в чём-то искажает светлые и чистые идеи ЭИИ подводя их к некой примитивной базе: "если всё моё — общее, значит всё общее — это моё. И если я сам отдаю, что могу, значит я имею право от всех и каждого требовать всего, что мне нужно..." — можно представить размеры хаоса и анархии в обществе, если все будут сами устанавливать меру субъективно справедливого вознаграждения для себя! Живя по этой мерке, человек привыкает либо всё делать даром (альтруизм по полной программе) и всё получать даром (а если не получать, тогда зачем же работать? Для чего? Для самоудовлетворения творческого импульса? Для сознания, что это кому - нибудь нужно? А если это кому - нибудь нужно, почему не совершить эквивалентный товарообмен? Почему необходимо эксплуатировать щедрого и отзывчивого человека, наживаясь на его щедрости и отзывчивости?), либо, не получая даром желаемого и необходимого, идти и отбирать всё нужное силой, запасаться всем необходимым впрок и считать справедливой правовой мерой такую самоокупаемость собственного труда.
18. НОВЫЙ АПОКАЛИПСИС: "ЗАСНУЛ" СВОБОДНЫМ, "ПРОСНУЛСЯ" РАБОМ

Но что самое страшное в программе ЭИИ — так это то, что она лишает человека ВООБЩЕ ВСЕХ ПРАВ. Человек не имеет права желать, человек не имеет права требовать, человек не имеет права просить, человек не имеет права ожидать награды за свой труд, потому, что это — не скромно и не достойно добродетельного человека, который должен щедро жить ради других, не ожидая и не требуя никакой награды взамен.

Все сбрасывают излишки своего труда в некую общую кассу "взаимопомощи", а "кассир-распределитель" уже тут как тут: сам знает, кому и что в клювике принести. А кому и что — это уже его дело, он сам знает, чем и как распорядиться. Дело "трудящихся" работать и сдавать излишки по максимуму.

У него все права, у других — никаких прав, кроме права на труд до полного изнеможения и на беспредельно щедрую самоотдачу. И ещё право пытаться угодить этому "корректору и координатору", который тем больше будет повышать планку требований, чем больше будут ему угождать. А стоит только попытаться прекратить ориентироваться на его требования, как сразу начинаются упрёки и укоры: "Вы меня разочаровываете", "Я был о вас лучшего мнения", "Вы так хорошо шли вперёд, я уже думал вас ставить в пример другим! И вот, надо же, — в последний момент вы всё сами испортили — ай-яй-яй! Теперь вам надо снова подтягиваться, исправлять положение, снова восстанавливать себя в глазах общества, снова завоёвывать моё уважение!.."

А кто он такой, этот ЭИИ, чтобы завоёвывать его уважение?! Он всё время поднимает цену своему "уважению", на него никаких сил и ресурсов не напасёшься! Когда-нибудь закончится этот идиотский "лохотрон"?! И сколько ещё людей будут становиться его жертвой? А вот это, между прочим, и называется биологической программой клепто-паразитирования: существованием за счёт того, что удаётся украсть, перехватить, спрятать и перепрятать, пользуясь всеобщей суетой, суматохой, сумятицей, которую сам же и организовал.

Представляете себе такой "доморощенный коммунизм", замешанный на оголтелом, безудержном, маниакальном, параноидальном альтруизме и параноидальной же демагогии, когда ничего из в своего труда нельзя ни взять себе, ни оставить для себя, ни сделать для себя, потому, что это "не хорошо", "потому, что надо жить для других и делать всё только для других". Видали вы подобную жадность? Где они, эти — другие? Они что, руки подставляют? — он же всё "в клювике" и уносит "неведомо куда"…

— А для себя?.. — спрашивают его. — Когда себе - то можно будет, хоть часть оставить?

А он опять:
— А почему всё себе, да себе! Если тебе что - то понадобится, другие тоже для тебя могут что - нибудь сделать, если ты их об этом попросишь. Но лучше не просить за себя, лучше просить за других и жить для других. И всё делать для других!.

А это значит, что "стоимость" услуги ЭИИ как распределителя материальных ресурсов и благ, существенно повышается: теперь, если ты хочешь, чтобы он за тебя кого - то о чём - то попросил и тот что - то для тебя сделал, ты должен ему (ЭИИ) услужить, удружить, заслужить снова его уважение, доверие и т.д.… — то есть, опять получается "лохотрон".

19."МИРАЖ" ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ "КОНФЛИКТА"

На эту тему тоже был фильм в советском кинематографе в конце 50-х: "Непридуманная история" с Жанной Прохоренко (ЭИИ) в главной роли. О том, как "дуализировались" ЭИИ (Достоевский) и СЛЭ (Жуков) и какой из этого получился ужасный конфликт, когда жена (ЭИИ) заставляет мужа работать только "на отдачу" и только для других и обязательно чужих и незнакомых. Не позволяет мужу ничего сделать для семьи, для дома, не позволяет жить нормальным домом и нормальной семьёй, не позволяет ничего накапливать и приносить в дом. У него голова кругом идёт от этого абсурда. Он никак не может понять систему её приоритетов, потому, что она вообще не живёт для дома и семьи. И его всё время гонит из дома и заставляет жить и работать для совершенно посторонних людей. Она его так замучила упрёками, что он уже начал испытывать чувство вины от того, что после работы приходит домой и занимается семьёй и ребёнком, в то время как жена находит для себя занятие вне дома: помогает дворника разгребать снег на улице. Постоянные её требования "Иди, живи для людей! Иди, помогай людям! Иди к тем, кому нужна твоя помощь!" — довели его до того, что он тоже после трудовой смены на стройке стал ходить по городу в поисках общественной работы: кому - то дрова нарубит, кому-то уголь разгрузит. Приходит к жене, отчитывается: "Вот, Варенька, я для тебя сегодня одной одинокой женщине помог машину угля разгрузить!.." а он опять его ругает: "Какой же ты непонятливый! Надо было не для меня это сделать, а для неё! В следующий раз сделай что - нибудь доброе и хорошее для неё, а не для меня!". Муж решил голову над этими премудростями не ломать, а просто пошёл к этой молодой и одинокой женщине (персонаж Татьяны Дорониной) и скрасил её одинокий досуг, для неё. Раз, другой, третий… Да там и остался. И посчитал себя вправе это сделать: он же не виноват, что он нормальный человек и его тянет к нормальному семейному очагу, а не к обиженным, униженным, обречённым! А если для неё абсолютно важно всё, кроме семьи, а семья для неё даже не на последнем месте, а вообще ни на каком, тогда, спрашивается, зачем было вообще замуж выходить? Чтобы помыкать мужем и сделать из него мальчика на побегушках? Он же не виноват, что её интересует всё, кроме семьи.

20. "ИГРУШКА С ДВОЙНЫМ ДНОМ"

Облагодетельствование всех страждущих — такая же виртуальная недосягаемая цель для Достоевского, как "Светлое Будущее" для Гамлета. С той лишь разницей, что у Гамлета это — притягательный мираж, а у Достоевского — что - то вроде игрушки с "двойным дном", в которую он играет по двойным стандартам: хочет, — вынимает приз из второго дна, не хочет, — объявляет, что приза нет и не будет, потому, что цель не достигнута (та, самая, "легко и реально достижимая здесь и сейчас".) И опять "лохотрон" получается, — "лохотрон", в который вовлекают и на который подсаживают всё большее количество людей. Какую жертву ЭИИ (Достоевскому) ни поднеси, он её недооценкой "опускает", завышенными требованиями — перекрывает. Получается худший из всех видов торга: "товар" ("приз") повышается в цене, оставаясь на прилавке. И на какую бы цену ни согласился "покупатель", как бы её ни поднимал, призовой "товар" оказывается никому не по карману. "Лохотрон", "приманка", "вечный стимул", побуждающий работать на самоотдачу, ради гордыни "лохотронщика", довольного, что раскрутил человека на безграничную самоотдачу на беспредельную трудовую жертву. Причём, раскрутил, чтобы просто пережечь его энергию, чтоб ушла она как в омут, на тёмное дно, к тем, кого лечить надо, а не подпитывать такими жертвами.

И всё это затевается ради беспредельного морального самовозвеличивания. Которое по сути, глубоко аморально. Потому, что высокие лозунги служат разрастающимся низменным амбициям, служат нарастающей, завышенной, самооценке, служат разрастающейся алчности и корысти. Посылая к "униженным и обречённым", ЭИИ раздувается от осознания собственной значимости, от сознания собственного величия.

А Жукова отправлять к униженным и обречённым — значит вытеснять в нижние слои иерархии и говорить: "Там твоё место! ("в прихожей на коврике"). А заставлять его всё отдавать, ничего не оставляя себе — значит попросту сживать со свету. Потому, что кому, как не Жукову по его программе (-ч.с.1) знать, что без материальных ценностей человек,— что душа без плоти: блуждает по свету неприкаянным скитальцем, сухим листком, гонимым на ветру! Кто же за такое предложение будет благодарен своему ближнему? Никто!

ЭИИ (Достоевский) — подзаказный ИЛИ(Бальзака) и преемник его программы "Учитесь властвовать собой", что в интерпретации Достоевского означает: "Учись отказываться от своих желаний в пользу других".

ЭСЭ (Гюго) — подзаказный СЛЭ (Жукова) и преемник его программы: "Максимум силы — это минимум бессилия", что в интерпретации Гюго означает: "Максимум желаний — это минимум отказа от желаний" ("Максимум радости — минимум уныния").

Понятно, что и требованием отказа от желаний Достоевский напоминает Гюго Бальзака (конфликтёра Гюго) — и этого достаточно, чтобы на каком - то этапе "миражные отношения" переросли в "конфликт": с какой стати Гюго должен отказываться от своих желаний в пользу непонятно кого и кому вообще может быть польза от такого отказа?

А когда Гюго лишают радостей жизни, "посылая" к страждущим и обречённым, он тоже понимает это как вытеснение из жизни, вытеснение из системы. Это значит он должен сейчас выйти из - за праздничного стола и уйти куда - нибудь в затопленный подвал, к крысам, в грязь, в темноту, в сырость и холод… Зачем?! И кто ему может пожелать такое? Уж во всяком случае не друг!

Если Гюго "гуляет" на "свои", накапливает свои кровно заработанные материальные ценности, а тут появляется некий "наставник - благодетель", который, бледнея от зависти, только и делает, что требует: "Отдай, отдай, отдай!" и не насыщается никак всем тем, что получает от Гюго и мучает его своим унынием. И отравляет упрёками и жалобами существование. И требований своих не оставляет и не успокаивается, пока не отбирает всё и не выбрасывает его из жизни, как высохшую муху! Гюго должен привечать такого "благодетеля"?

И отказываться от удовольствий он не будет. Кому и какая может быть польза от того, что он урежет себя в радостях жизни? Что за странные фантазии, такие?! Зачем ему жизнь без праздника и без удовольствий? И зачем кому- то лишать его праздника? Прибудет что- ли кому - то от этого? Это — его жизнь и его радости, другим - то, что за дело?

21. РАЗРЕШЕНИЕ МИРАЖНОГО КОНФЛИКТА

Далёкая дистанция от жены-Достоевского — спасение для мужа-Гюго. Хотя, конечно, куда он только ни ходит спасаться от обид, упрёков, унижений вечно недовольного его жизнелюбием Достоевского.

У Гюго в партнёрстве с Достоевским ощущение такое, словно его специально подвергают изощрённой психологической пытке, — как только ни истязают морально, как только ни унижают! Отказывают в минимуме удовольствий, отказывают даже в минимуме семейных радостей. (Чтобы вообще его от них отлучить, — а как ещё его заставить работать только на отдачу? — только так, чтобы перестал получать удовольствие от радости жизни. —А разве Гюго от них откажется?..)

Когда его призывают сдерживать абсолютно все свои желания и чувства, кроме желания осчастливить ближнего, Гюго, сообразив, что в этой семье его в принципе не понимают, уходит осчастливливать кого-нибудь другого, — соседку, например.

Приходит и говорит как на духу: "Жена меня не понимает, а я — не понимаю её. И не знаю, что мне делать!" Когда об этом узнаёт жена-Достоевский, начинаются крики слёзы, паника, скандал. Разъезды жены ЭИИ по дальним родственникам на неопределённо продолжительное время. На вопрос мужа: "Когда ты вернёшься домой?", одна милейшая жена - Достоевский (после тридцати с лишним лет жизни в браке) ответила: "Тогда, когда ты, наконец, научишься жить для других и быть щедрым для других!" Жена уехала к дальним родственникам, а муж остался дома "учиться быть щедрым для других". Учился прилежно. Перезнакомился со всеми соседками в доме (Как же ему ещё поступать по творческой собирательной (+б.с.2 — только так!) Был весел, любезен, радушен, гостеприимен. Учился быть щедрым во все отношениях. В разгар учёбы жене об этом стало известно. Родственники уговаривали её развестись. Она отказывалась это сделать "ради детей" (У которых уже были свои семьи). Назло мужу, она продолжала разъезжать по городам и весям, проведывая дальних родственников, гостя по нескольку месяцев то в одном доме, то в другом. Устав от её разъездов, муж купил дачу за городом и уговорил жену пожить там некоторое время, пока он не осознает свою вину, пока не сообразит, что он сделал "не так".

Долго уговаривал, просил прощения, обещал исправиться. Очень уж ему было не по себе от такой жизни: ни женат, ни разведён, ни свой, ни чужой — непонятно, чей?

Она вернулась в город, и ссоры возобновились. В спешке она подготовилась к переезду. Он вызвался её довезти. Дети их провожали и вспоминали потом, что они ссорились, даже когда садились в машину, ссорились и когда машина отъезжала. Видимо поссорились и по дороге…

На близкой дистанции Достоевский буквально убивает эмоции Гюго своим ханжеством, превращая его жизнь в сплошную "кислятину", в вечное уныние, сплошное раздражение и недовольство. В сплошную видимость бутафорского семейного счастья, наполняя его демо-версиями своего, только на первых порах подкупающего демонстративного - наблюдательного радушия (-ч.с.7), выставляя за дальнейшую его реализацию "непонятно какую" цену — непомерно высокую и абсолютно неопределённую, невразумительно и не доходчиво изложенную.

Просто, доступно, демократично и реалистично Достоевский свои требования тоже не излагает — это вульгарно, то "не тонко", это не достаточно возвышенно — "в человеке не физическое главное, а высокое, духовное". Опять же, Достоевский претендует на роль требовательного, капризного вечно неудовлетворённого "доминанта- наставника". При том, что и лишнюю ответственность он на себя брать боится — не решается, но не боится навязывать свою волю в опасную минуту для других, подставляя человека под неприятности. (А для Гюго это — страх и ужас! — сущее наказание! Гюго неприятностей боится пуще всего: пришла беда, отворяй ворота. А Достоевский словно специально их на его голову навлекает своим неумелым управлением (-ч.л.5), и паническим страхом бессилия (-ч.с.4). Гюго то и дело кричит ему: "Не умеешь, не берись, если руки - крюки!"

А Достоевскому хочется, чтобы с ним считались, чтобы его желания угадывали, чтобы под переменчивость его желаний подстраивались. Как любого "тонкого" аристократа этико - интуитивного интроверта, его раздражает грубый и демократичный тон Гюго.

22."МИРАЖ" КАК "КВАЗИРЕВИЗИЯ"

Таким образом, миражные отношения отчасти напоминают ревизию, переходящую в конфликт. Объясняется это сходством квазитождественных ТИМов.

квазитождество Достоевского — Есенин ревизует Гюго, соответственно, миражник ЭИИ, как квазитождество Есенина оказывается квазиревизором Гюго.

И это становится отчётливо видно на схеме соотношения моделей:

1. Посылая к униженным и оскорблённым, Достоевский перераспределяет энергию Гюго "в пользу третьих лиц", а его энергетический порыв, как "невостребованный мяч" летит в "неведомо куда" ( отбивается в "пятый угол") и перегорает в самом себе.

Что делает ЭИИ с избыточной энергетикой ЭСЭ?

В рамках борьбы с эмоциональной невоздержанностью (в борьбе за духовное смирение и эмоциональное воздержание, без которого ЭИИ не видит для Человечества счастливого светлого будущего и считает невозможным его успешное духовное и нравственное совершенствование), ЭИИ ложными посулами (ориентацией на близкие, не недостижимые, мнимо реальные, виртуальные цели) стимулирует эмоциональную активность ЭСЭ, а затем "выкачивает" и "сжигает" "излишки энергии" ЭСЭ и, воздействуя на его избыточную эмоциональность фрустрациями, истощает его энергетический потенциал. В результате возникает поглощение избыточной энергии по с (-ч.э.7) ЭИИ — на (-ч.э.1) ЭСЭ.

2. С избыточным волевым напором Гюго Достоевский, в рамках "борьбы со своеволием и необузданными человеческими желаниями ( в рамках "борьбы с насилием над личностью" в рамках борьбы с "гордыней"), которые тоже, по его мнению, мешают Гюго духовно и нравственно совершенствоваться, Достоевский обращается так же: ложно стимулирует его физическую и волевую активность, взывая о поддержке, "запрашивает помощь" ЭСЭ с его активационной волевой сенсорике (-ч.с.8 ) на свою мобилизационную (-ч.с.4), получив помощь, направляет её на иллюзорные цели, истощает её волевой потенциал, фрустрирует и сжигает излишки (потому, что деклатимная сенсорика Гюго тоже кажется ему избыточной).

3. Активация по интуиции возможностей — активизирует ЭСЭ (-ч.и.6) ложными стимулами по своей изобретательной и манипулятивной (-ч.и.2 ) и эфемерными виртуальными целями, с последующим истощением возможностного потенциала, фрустрациями, приводящими к апатии и отчаянию.

Таким образом, "праздника жизни для всех" уже не получается, с какой стороны ни посмотри.

4.Поылами ЭСЭ по сенсорике ощущений (+б.с.2) Достоевский активизируется реальной сенсорной помощью Гюго по (+б.с.6) и стимулирует активность Гюго, запрашивая с его стороны избыточную помощь по этому аспекту и создавая ощущение её востребованности лозунгом "Спешите делать добро!", "спешите дарит тепло!" и т.д., а дальше перенаправляет его избыточную активность на "третьих лиц" (перекачивает в "неведомо куда", "отбивает мяч в пятый угол") и создаёт режим сенсорного дефицита у ЭСЭ, а затем переводит его на "голодный паёк" (а как иначе отлучить его от избыточных радостей по собирательной сенсорике ощущений (+б.с.2), которая тоже кажется ЭИИ "опасной" ("прожорливой"), он сажает Гюго на "лечебную диету". Выкачивает сенсорные "излишки" его пристрасти, (в рамках борьбы с избыточными сенсорными удовольствиями), Достоевский "пережигает" их и прописывает Гюго "лечебное голодание". Устраивает сенсорную блокаду. Ложно стимулирует и фрустрирует ЭСЭ ("понижает аппетит" по +б.с.2): "Прежде, чем получать от жизни радости, надо их сначала заработать!" И теперь Гюго будет вынужден "зарабатывать" примерным поведением" минимум необходимого ему "сенсорного обеспечения" — минимум того, чем был раньше избыточно богат, да ещё щедро делился со всеми.

5. По логике соотношений (+б.л.) — ложная суггестия для ЭСЭ — хуже не придумаешь: ЭСЭ (в рамках "борьбы с гордыней") становится жертвой системных манипуляций ЭИИ. Канал (+б.л.3) у ЭИИ — (+б.л.5) у ЭСЭ.. Гюго встречают с почётом, позволяют реализовать свои возможности в системе, а потом вытесняют в нижние слои иерархии — "туда, где его место", как не оправдавшего доверия. (Приходит на равных "праздник жизни" свободным человеком в орденах, уходит рабом, в цепях, в колодках.)

6. По деловой логике (-ч.л.) — ложная суггестия для ЭИИ. За что ни возьмётся, всё попадает под критику ЭСЭ "Не умеешь, а берёшься руководить! Ты научись сначала!" С позиции (-ч.л.3) у ЭСЭ — на позицию (-ч.л.5) у ЭИИ. Со стороны Достоевского — встречные претензии в рамках борьбы с гордыней и своеволием: тот, кто плохо справляется с деловыми обязанностями не имеет право их распределять. А это значит, что роль распорядителя обязанностями и деловыми поручениями принимает на себя Достоевский, а в положении "тупого исполнителя" ("рабочей единицы") оказывается Гюго.

7. по аспектам интуиции времени (+б.и.) — с канала (+б.и.8) у ЭИИ на канал (+б.и.4) у ЭСЭ ложная поддержка, ложная активация, ложное участие — "приманка в интересах саморекламы Достоевского) Даже если Гюго впереди всех побежит строить "остров счастья нынешнего дня", о его участии в этом строительстве никто не вспомнит и для него это будет "вырванное время", пустая суета сует потерянные ресурсы. Оценку за свои труды он получит неудовлетворительную, удовольствия — никакого.( Всю заслугу за этот подвиг припишет себе его "духовный наставник" и моральный поработитель Достоевский, он же и заставит Гюго "скромности ради" отказаться от причитающихся ему эмоциональных и сенсорных благ: "Скромнее надо быть, не для себя всё это делаешь, а для других, и это — главное!")

8. По аспекту этики отношений — то же самое: активация ложными стимулами разочаровывает и фрустрирует Гюго: внешне такой приятный и располагающий к себе ЭИИ, такой приветливый и дружелюбный при ближайшем рассмотрении оказывается капризным, раздражительным деспотом, вечно обиженным отсутствием должного внимания и неудовлетворённым ни количеством получаемого "добра". Происходит взаимное вытеснение с "праздника жизни" по каналу (+б.э.1) у ЭИИ и каналу (+б.э.7) у Гюго. От чего оба партнёра изводят друг друга взаимными упрёками: Достоевскому кажется, что всё самое интересное в жизни Гюго проходит мимо него и поэтому чувствует себя обделённым его вниманием и заботой. По мнению Достоевского, Гюго живёт полной жизнью "только для себя", не думая "о других". Гюго считает, что он делает достаточно добра для Достоевского, приобщая его к своим праздникам и радостям жизни и с упрёками не соглашается.

Достоевский, по мере приобщения к сенсорному празднику, всё более утверждается в роли "духовного наставника" и уже напрямую перетягивает в свой карман энергетические и материальные (эмоциональные и сенсорные) ресурсы Гюго. "Перетягивает одеяло на себя", создавая отток "сенсорных удовольствий" от Гюго, демонстративно (в порядке воспитательной меры) лишает его всех радостей жизни и одновременно упрекает Гюго в жизнелюбии, в чрезмерном желании наслаждаться жизнью, что, по мнению Достоевского, мешает духовному и нравственному совершенствованию Гюго, о котором он (Достоевский) денно и нощно радеет.

23. ОБРАТНАЯ "КВАЗИРЕВИЗИЯ"

Соответственно, имеет место и обратная квазиревизия: квазитождество Гюго — Цезарь ревизует Достоевского, соответственно, похожий на Цезаря Гюго оказывается квазиревизором Достоевского. Поэтому партнёры в миражных ИТО часто либо подолгу и попеременно испытывают дискомфорт, либо вообще заложниками диктата квазиревизора (миражника).

Вариант, при котором Гюго тотальным волевым диктатом терроризирует Достоевского достаточно распространённый. Пример его нам хорошо известен из детской сказки, из любимого фильма, снятого по пьесе Е. Шварца "Золушка".

Это тот вариант, когда ЭИИ оказывается заложником своей любви к дорогому и близкому человеку (отцу), который, в свою очередь социальным заложником Гюго (мачехи). Отец Золушки был мужем-подкаблучником у своей жены и ничего не мог с собою поделать, потому, что она была женщина "прехорошенькая". Вследствие этого и он, и его дочка Золушка стали её социальными рабами и заложниками её и её дочек, и исполнителями всех их прихотей и желаний. Попеременно используя в качестве заложника то мужа, то падчерицу, спекулируя на их любви и сострадании друг к другу, мачеха крепко (исключительно силой держала их обоих в тисках своего волевого диктата. И этим была очень похожа на СЭЭ (Цезаря) — ревизора ЭИИ. Ситуация была до такой степени безнадёжной для обоих заложников, что если бы всё это происходило не в сказочном королевстве и, если бы у Золушки не было могущественной феи - крёстной, ни за что бы она из этого плена не вырвалась, замуж бы за принца не вышла, мачеху на вираже не обошла, на тыкве бы далеко не уехала.