1. Жуков - Достоевский. Конфликт двух статиков
В этическом плане конфликт в этой диаде представляет собой противоборство двух противоположных точек зрения: рафинированного, крайне идеализированного гуманизма (представленного “Достоевским”) и экспансивного, воинствующего цинизма (представленного “Жуковым”.)

Конфликт Жукова с Достоевским - это конфликт двух “статиков”, бескомпромиссно отстаивающих свои программные ценности. Противоборство мнений здесь происходит постоянно, повсеместно и по очень многим вопросам.

Жуков вообще не может не высказывать свою точку зрения - это наиболее активный, властный и энергичный тип экстраверта. Всю свою волю и энергию Жуков направляет на утверждение и популяризацию своей жизненной позиции. И, разумеется, его программные взгляды встречают крайнее неприятие и наиболее яростное сопротивление именно со стороны Достоевского, поскольку являются наиболее антагонистичной противоположностью его программным ценностям.

Как мы уже знаем, конфликт - это всегда борьба антагонизмов, борьба противоположных точек зрения. И в этой борьбе есть своя диалектика, есть некое объединяющее начало, при котором одно невозможно без другого, поскольку одно является антиподом другого. Гуманизм и милосердие всегда будут противостоять жестокости и насилию. И не только противостоять, но и активно противоборствовать.

Хотя, казалось бы какого противоборства можно ожидать от хрупкого и легкоранимого Достоевского? И тем не менее, каждый человек силён своей ЭГО - программой, которую он защищает (и обязан защищать), как последний рубеж, что особенно ярко проявляется в ИТО конфликта, когда каждая из программ подвергается самым жестоким нападкам со стороны конфликтёра, в модели которого является самой антагонистической ценностью (анти-ценностью).

Именно такое впечатления и складывается у ЭИИ, Достоевского, едва только СЛЭ, Жуков начинает декларировать свою программную точку зрения, которая сводится к следующим утверждениям:

* Жизнь - это жестокая и беспощадная борьба, в которой побеждает сильнейший.
* Если не хочешь, чтобы тебя притесняли, притесняй сам.
* Наращивай свой силовой потенциал, чтобы быть непобедимым.

Понятно, что такая жизненная позиция никакого идеализма и милосердия не допускает. (Попробуй-ка, пожалей человека, на свой страх и риск, а он тебя потом не пожалеет!) Позиция "Не хочешь зла, не делай добра" включает в себя целый комплекс крайне циничных представлений о человеческой этике, которые по существу сводятся к “законам джунглей”.

С этой точки зрения и программа Достоевского вызывает активную неприязнь Жукова. И прежде всего потому, что апеллирует к наислабейшим точкам его психики: болезненно воздействует на этику милосердия и на интуицию потенциальных возможностей, предоставляющим (по своему моральному кодексу) широкие полномочия каждому человеку в сфере этических отношений, что Жуков позволить себе не может.
По этой причине Жуков не может следовать и мировоззренческой позиции Достоевского: она делает его особенно уязвимым. И особенно те её положения, в которых утверждается, что от человека надо ждать всего только самого лучшего и всегда верить в возможность его перевоспитания положительным примером.

Исходя из своей суровой , реалистичной волевой сенсорики (жестокой, воинственной ЭГО - программы), СЛЭ Жуков считает себя человеком здравомыслящим, не склонным к иллюзиям и умеющим трезво глядеть на жизнь, поэтому программа Достоевского представляется ему идеалистическим бредом, оспаривать который ему даже не хочется - достаточно ненавидеть саму точку зрения, равно как и тех, кто является её выразителем - "слюнтяев" и “слабаков”, “лицемерных праведников”. К людям этого плана у Жукова складывается совершенно определённое, негативное отношение, которое, как правило, не меняется.

Достоевский, разумеется, тоже не симпатизирует мировоззрению Жукова, осуждает его цинизм, жестокость, алчность, наглость, агрессивность - если не удаётся переубедить такого человека, старается от него отдалиться (но, опять же, ненадолго: допустить, чтобы он дурным примером воздействовал на окружающих Достоевский не может, поэтому не оставляет попыток личным примером перевоспитать его).

И всё же на раннем этапе отношений между обоими представителями этих психотипов существует и взаимное притяжение и взаимное очарование - всё как в классической схеме конфликта.

На далёкой дистанции Жуков производит на Достоевского довольно благоприятное впечатление: вежлив, обходителен, смекалист, заботлив, влиятелен, деловит, с готовностью предлагает свою защиту и помощь - чего же больше? С таким человеком действительно можно чувствовать себя защищённым. (По крайней мере так, на первых порах, кажется Достоевскому). Хрупкий и ранимый, он не прочь поручить себя заботам доброго и отзывчивого человека. Тем более, что и Жуков, порой, слишком торопится взять его под своё крыло.

Торопится по нескольким причинам: во - первых, он также ощущает хрупкость и незащищённость Достоевского и понимает, как много он может дать этому симпатичному человеку. И, кроме того, скромный, кроткий и покладистый, миролюбивый и дружелюбный Достоевский кажется ему симпатичным, удобным партнёром, человеком безобидным, порядочным, верным - то есть именно таким, с которым он может быть спокоен за себя и за свою будущность, за свою репутацию и за свой авторитет.

Казалось бы, на данном этапе отношения развиваются вполне благополучно и никаких неприятностей не предвещают. И тем не менее, осложнения начинаются, - и вот по каким причинам: Жуков не может не высказывать свою точку зрения, грубо и прямолинейно поучая Достоевского "правде жизни" на каждом шагу. Его высказывания, разумеется. шокируют Достоевского, который в свою очередь пытается либо переубедить партнёра (что приводит к ещё большим конфликтам и спорам), либо пытается воздействовать на партнёра другими методами и манипуляциями (насмешками, упрёками, демонстративными обидами, "бойкотами", "истериками", длительными монологами на повышенных тонах...), а исчерпав все возможности, пытается от него отстраниться, чем ещё больше настораживает и активизирует Жукова - особенно если тот уже “положил глаз” на определённого человека и задался целью сделать его своим партнёром.

Для Жукова “положить глаз” на человека - это всё равно, что “застолбить участок ” или облюбовать какую - то ценную вещь - отношение к объектам примерно одинаковое. Жуков начинает развивать бурную деятельность для того, чтобы овладеть этим объектом - деятельность, напоминающую тактику “постепенно сжимающегося обруча”. Достоевский, болезненно восприимчивый ко всякого рода экспансии и насилию, очень быстро начинает ощущать этот “обруч” на своей шее и старается “ослабить” его любой ценой. Достоевский свободолюбив и, как любой представитель четвёртой квадры, никому не позволяет посягать на свою внутреннюю свободу.

Иногда это проявляется очень интересным образом: так однажды на очаровательную девушку - Достоевского “положил глаз” не менее очаровательный молодой человек - Жуков. Сразу оговоримся, что среди прочих достоинств девушки - как то: обаяние, скромность и кротость - молодого человека привлекала ещё и её столичная прописка (о чём он неоднократно высказывался в близком и не очень близком кругу общих знакомых). К намеченной цели наш друг шёл энергично и уверенно: его ухаживание было недолгим, но чрезвычайно активным. Едва познакомившись с девушкой, юный герой тут же пожелал быть представленным её родителям, а затем, в самый кратчайший срок вызвал телеграммой своих родственников, и они быстро довершили дело: между обеими сторонами состоялся “сговор” и во всеуслышанье было объявлено о помолвке. И вот тут - то началось самое неожиданное. Именно тогда, когда девушку, как вышедшую из игры фигуру оттёрли в сторону и без её участия стали вести переговоры о её будущем благоустройстве - именно в этот момент она всех и удивила. Точнее, даже удивила не она, а состояние её психики - с тяжелейшим нервным расстройством она попала в больницу (и это за месяц до свадьбы!). Жених, как и следовало ожидать, был очень озабочен состоянием её здоровья, периодически заявлялся в лечебницу, распугивая медперсонал своим озабоченным испуганным и перевозбуждённым видом. Визиты молодого человека действовали на девушку крайне угнетающе. Но, как ни странно, именно это обстоятельство и сыграло ей на руку: видя что ни лечение электрошоком, ни другие неприятные процедуры не оказывают на неё никакого влияния, потенциальный супруг посчитал её безнадёжно больной и счёл неблагоразумным связывать с ней свою дальнейшую жизнь, о чём и сообщил ей самым решительным тоном. Помолвку расторгли. И тут случилось другое чудо: как только “конфликтёр” от неё отказался, девушка стала быстро поправляться - и опять всех удивила резкой переменой состояния своего здоровья. Вскоре она выписалась из больницы и вернулась к своим привычным занятиям. Её родители, со своей стороны, позаботились о том, чтобы ни бывший жених, ни его родственники не возобновляли с ней никаких отношений, и вскоре весь этот эпизод был забыт, как кошмарный сон. Впрочем, и наш герой внакладе не остался: через год после этих событий он женился на дуальной партнёрше с киевской пропиской, что тоже оказалось неплохо...

2. Жуков - Достоевский. Конфликт предусмотрительных стратегов - накопителей
Пользуясь стратегической поддержкой и посредничеством третьих лиц в своих интересах, Достоевский (и не прибегая к больнице) может организовать для себя самые благоприятные условия взаимодействия с Жуковым, на самой удобной для себя дистанции, с максимальными для себя преимуществами и минимальными обязательствами. (Так, например, при помощи влиятельных родственников вдова президента Жаклин Кеннеди (ЭИИ, Достоевский) с большими привилегиями и преимуществами для себя организовала свои отношения со вторым своим мужем -греческим мультимиллионером Аристотелем Онассисом (СЛЭ, Жуковым). Почувствовав, себя "незащищённой перед его скрытой агрессией", она сразу же после свадьбы отдалилась от него (географически). И всё то время, что считалась его официальной женой, взаимодействовала с ним на максимально далёкой дистанции. Всё общение и все переговоры с ним вела через своих доверенных лиц, через своего адвоката. И всегда с очевидным преимуществом для себя. Во время его тяжёлой, неизлечимой болезни (в последние дни его жизни) она тоже находилась вдали от него: отдыхала на модном лыжном курорте. (При том, что по официальным версиям считалась человеком очень чутким, деликатным и отзывчивым). Всё это, тем не менее, не помешало ей унаследовать его огромное состояние и вторично стать самой знаменитой вдовой в мире.)

Аспект волевой сенсорики является одной из наиболее болезненных точек в конфликте Жукова с Достоевским, поэтому и доставляет обоим партнёрам наибольшее количество неприятностей: это не только экспансия Жукова ("СЛЭ - экспансия") и сопротивление ей со стороны Достоевского, это и амбиции, и авторитарность Жукова, (которые у его конфликтёра также не вызывают симпатий). И это, кроме всего прочего, ещё и проблема накопления и распределения материальных ценностей между партнёрами.

Накопление материальных ценностей - программная установка дуальной диады “Жуков - Есенин”.

“Изнанка” же этой установки, её, так называемые “издержки” проявляются в “комплексе шестёрки”, свойственном представителям этой диады и выражаются, с одной стороны,

в стремлении к все подавляющей и всё поглощающей , тотальной экспансии (полной и абсолютной), ставящей всех и вся в безвыходное, абсолютно тупиковое положение, не оставляющее ни выбора, ни права на личное мнение, ни зазора, ни просвета в своей безысходности, лишающее возможности частной, деловой инициативы.
в стремлении наращивать свою значимость посредством захвата МАТЕРИАЛЬНЫХ БЛАГ И ПРИВИЛЕГИЙ в стремлении захватить побольше “чужого”, чтобы поменьше отдать “своего”), а с другой стороны - в страхе или В НЕЖЕЛАНИИ ИДТИ НА КАКИЕ - ЛИБО УСТУПКИ И КОМПРОМИССЫ В ТЕРРИТОРИАЛЬНОМ ИЛИ ЭТИЧЕСКОМ ПЛАНЕ (чтобы, опять же, не отдать “своего” или не позволить себя “использовать”.) И Жуков, и Есенин стараются быть очень осторожными в оказании добрых услуг, опасаясь, что их добротой будут злоупотреблять. “Не хочешь зла, не делай добра” - популярнейшая в этой диаде поговорка.

Само собой разумеется, что такая позиция не вызывает симпатий у конфликтующих с ними психотипов четвёртой квадры, поэтому каждый из них - и Достоевский, и Штирлиц - борются с этой позицией по-своему.

Достоевский личным примером пытается доказать Жукову, что добро порождает добро, а щедрость вознаграждается щедростью. Но, как и следует ожидать, ни к каким позитивным результатам этот пример не приводит, поскольку Жуков подобными уроками не внушается (как вообще никогда не внушается аспектом этики отношений) и, следуя своей программе, старается свои материальные ценности держать при себе. Кроме того, действия Достоевского в этой ситуации Жуков рассматривает как хитрую и расчётливую уловку, суть которой сводится к тому, чтобы “одарить на копейку, а разорить на рубль”, что свойственно, кстати сказать, и дуалу Жукова Есенину)

Таким образом, ни щедрость, ни уступчивость Достоевского доверия у Жукова не вызывают, никак к нему не располагают, а наоборот - отпугивают и настораживают, поскольку Жуков, в силу своей системы взглядов, не может понять этическую подоплёку поступков Достоевского, не может понять мотивов его доброты и уступчивости.

Естественно, что и Достоевский в таких условиях не может реализовать свою программу, не может проявлять свою щедрость широко и беспредельно - как ему хотелось бы. Его обижает не только тот факт, что партнёр не внушается его примером, но и то, что партнёр как будто даже склонен злоупотреблять его добротой. Но, главным образом Достоевского беспокоит то обстоятельство, что он и сам как будто втягивается в какие - то жестокие, неэтичные и противоестественные для себя отношения, основанные на взаимном недоверии и взаимной подозрительности. Видя, что партнёра переубедить не удаётся, Достоевский пытается из этих отношений выйти с наименьшими для себя потерями (в том числе и материальными), что сделать ему бывает чрезвычайно трудно, поскольку Жуков сам быстро и активно прибирает к рукам всё, что представляет хоть какую - то материальную ценность. В результате этих оперативных действий, Достоевский начинает чувствовать отсутствие поддержки по слабейшим точкам своей психики - по суггестивному и мобилизационному аспектам. Начинает чувствовать свою материальную незащищённость и опасную зависимость от партнёра, на чьё сочувствие и доброту, как он понимает, рассчитывать не приходиться. В условиях конфликта Жуков особенно ожесточается и на сопротивление Достоевского реагирует ещё большим ужесточением мер.

В борьбе за обладание материальными ценностями Жуков старается победить любой ценой - ни в средствах, ни в методах борьбы не стесняется. Действует чётко и слаженно; продумывая наперёд все свои ходы, проявляет чудовищную жестокость, беспощадность и хладнокровие.

(Но и на этом, казалось бы, сильном для него поле Достоевский может Жукова переиграть. Пользуясь стратегической поддержкой и посредничеством третьих лиц в своих интересах, Достоевский может организовать для себя самые выгодные и самые благоприятные условия взаимодействия с Жуковым, на самой удобной для себя дистанции, с максимальными моральными и материальными преимуществами для себя, минимальными расходами и обязательствами. (Так, например, с большими привилегиями и преимуществами для себя организовала при помощи влиятельных родственников свои отношения со вторым своим мужем греческим мультимиллионером Аристотелем Онассисом (СЛЭ, Жуковым) вдова президента Жаклин Кеннеди (ЭИИ, Достоевский). Почувствовав, себя "незащищённой перед его "скрытой агрессией", она сразу же после свадьбы отдалилась от него (географически). И всё то время, что считалась его официальной женой, взаимодействовала с ним на максимально отдалённой дистанции. Всё общение, все переговоры с ним вела через своих доверенных лиц, через своего адвоката. И всегда с очевидным преимуществом для себя. Во время его тяжёлой, неизлечимой болезни (в последние дни его жизни) она тоже находилась вдали от него, отдыхала на модном лыжном курорте. (При том, что по официальным версиям считалась человеком очень чутким, деликатным и отзывчивым). Всё это, тем не менее, не помешало ей унаследовать его огромное состояние и вторично стать самой знаменитой вдовой в мире.)

3. Достоевский - Жуков. Укрощение строптивого, "психологический лохотрон", террор по аспекту этики отношений (+б.э.)

Было бы ошибкой считать, что отношения конфликта в этой диаде являются игрой в одни ворота для одной из сторон.

Достоевский не так прост и беспомощен, как кажется. У него тоже есть своё “ЭГО - оружие” в соционе (причём оружие сокрушительное!) и владеет он им в совершенстве. Как известно, свою главную миссию Достоевский видит в том, чтобы умиротворять ситуацию (или взаимоотношения в ней), сглаживая обостряющиеся антагонистические противоречия. Подобную задачу, свойственную интуитам - этикам - интровертам, ставит и Есенин. Но у Достоевского она реализуется в самых немыслимых, самых неприемлемых для Жукова формах: в постоянном, неумолимом, настойчивом принуждение к возможным и невозможным компромиссам.

Достоевский как никто другой в соционе умеет “укрощать укротителей”. Нельзя сказать, чтобы у него это получалось сразу и по первому требованию - стоило только скомандовать, и Жуков с Максимом как дрессированные собачки перед ним на задних лапках ходят. На деле всё происходит иначе: Достоевский подавляет партнёра постоянными жалобами, упрёками, беспощадной настырностью, настойчивыми и всё возрастающими требованиями ещё большей “мягкости”, деликатности, “этичности” и безграничной “уступчивости”, которой (по его мнению) логикам - сенсорикам второй квадры катастрофически не хватает.

Требуя к себе исключительно чуткого и деликатного отношения, Достоевский (никогда не удовлетворяясь тем, что предоставляет ему конфликтёр и втягивая его в, своего рода, беспредельно требовательный лохотрон, ставки в котором постоянно повышаются) “точит” Жукова, как вода камень, - капля - по капле и доводит его до истерики, до инфаркта, до зубной и головной боли.

Откуда это в Достоевском? Что это - садизм? жестокость?

В каждом партнёре Достоевский ( сообразно своей дуальной природе) видит в первую очередь своего дуала Штирлица, которого считает необходимым смягчать ( как, впрочем, каждого собеседника и соконтактника). А поскольку эталоном “кротости” и “мягкости” Достоевский ( вне всяких преувеличений) считает только самого себя, остальных, по его мнению, сколько ни смягчай, всё будет мало.

Поэтому Жукова, который будучи жёстким и авторитарным деклатимом - субъективистом - статиком к “смягчению” не только не предрасположен, но оно ему категорически противопоказано. (Поскольку состоит он из другой психологической субстанции, из другого, нежели Штирлиц, вещества - не квестимно - рыхлый, расщеплённый, рассредоточенный, а именно монолитно - сплочённый, "добротно скроенный" ДЕКЛАТИМ, непробиваемый, непрошибаемый, не допускающий слабости, изъянов и размягчений ни в ком и ни в чём - и в первую очередь в себе самом). И которого, тем не менее, Достоевский умудряется не просто “размягчить”, он его “ растворяет” до основания и без остатка, “разъедает” как кислота, расщепляет по клеточкам и пытается вылепить из них “другого человека” - этичного и деликатного. (И, надо сказать, ему это до некоторой степени удаётся (несмотря на жесточайшее сопротивление Жукова). Хотя и конечным итогом своих усилий он чаще бывает разочарован, чем удовлетворён.

Так например, милейшая женщина Наташа, 46 лет (Достоевский) сокрушалась по поводу результатов своего воспитания:

“Я сама учительница, сама обычно советую, как детей воспитывать. Но тут я в полной растерянности. Не знаю как так получилось, но у меня все основания полагать, что мой сын вырастет... плохим человеком. Такие тенденции наметились в его характере, и они меня пугают. Я не знаю, чем это вызвано. Я старалась быть ему хорошей матерью. А сейчас он может поднять руку на меня или на отца... Семья у нас хорошая, мы с мужем живём дружно, он прекрасный человек. Обстановка в доме добрая, доброжелательная была всегда. Сына никогда не били - это вопрос принципиальный... Старались развивать все его способности. Все его желания выполняли... Я сама выросла в семье, где мои желания игнорировались, поэтому я старалась дать сыну максимум. Когда он любил рисовать, мы с мужем водили его на выставки, выставляли в рамочку его рисунки. Учителя его хвалили, говорили: “ У вас такой одарённый ребёнок!”. Я всегда предупреждала все его желания. Стоило ему хоть чем - то захотеть заниматься, и я тут же создавала ему все условия. В нашем доме мир, покой, добрая и дружелюбная обстановка - это главное. И наш дом для него всегда был оазисом. Но когда ему было восемь лет, он уже начал нас пугать, беспокоить каким - то странным взглядом на вещи. И я не знаю, кто ему привил такое мировоззрение. Однажды он нам сказал так: “Наша семья, наш дом - это один мир, А всё, что вокруг - это другой мир, и вы его не знаете”.

В доме его учили всегда только добру. Я всегда считала, что нравственное воспитание - превыше всего. Это так же естественно, как ходить на ногах, а не на четвереньках. Просто потому, что по - другому не может и быть! И я не понимаю, откуда у моего ребёнка проявились такие качества, как агрессия, жестокость, цинизм. Когда ему было 15 лет, мы его определили в частную художественную школу для особо одарённых детей. Радовались его успехам. Но к нашему удивлению, он стал резко меняться в худшую сторону. Стал нам грубить и хамить. Сказал, что мы его первые враги... В школе процесс обучения был поставлен так, чтобы дети больше времени проводили в школе, и меньше бывали дома с родителями. Им так и говорили: “Если вы по вечерам будете распивать чаи с родителями, - этакий идеалистический образ жизни вести, вы никогда ничего не достигнете”. Главное, внушали им, у человека должна быть цель и он должен идти к ней по трупам, иначе он ничего в жизни не добьётся. Мой сын такую точку зрения считает для себя единственно правильной. Он там самый преуспевающий ученик, и ему прочат великое будущее, внушают ему, что он гений. Он стал зазнаваться, ведёт себя нагло, высокомерно. Считает себя выше других. Мы с мужем его взгляды не разделяем, а он каждый вечер втягивает нас в новую дискуссию и пытается нас переубедить. Меня возмущает и его точка зрения, и то, как грубо и агрессивно он её навязывает. Мне страшно становится как подумаю, что же из него вырастит… И непонятно, где я допустила ошибку?..”

4. У слабого всегда сильный виноват

Достоевский презирает и ненавидит Жукова за его жестокость. За агрессивность, за резкость, за хамство, за безжалостное обращение с теми, кто слабее, но при этом полностью ему подчинён и находится в зависимости от его воли.

Жукова часто и небезосновательно обвиняют в жестоком обращении с детьми. (Не так давно осудили воспитательницу одного детского сада (СЛЭ, Жукова), которая жестоко травмировала психику малышей чудовищными угрозами: пытаясь их успокоить в тихий час, она грозилась им залить глаза клеем, если они их сейчас же не закроют и не уснут. Были варианты, когда она угрожала им залить глаза йодом или зелёнкой. К сожалению это не единичный случай, а весьма распространённое явление, с которым Достоевский также непримиримо борется.

Будучи стратегом (по психологическому признаку), Достоевский понимает, что в одиночку он против такого опасного и сильного врага противостоять не может: силы физически не равны. Поэтому он стратегически направляет свои усилия на борьбу с жестокостью как с социальным злом, объединяя для этого всех людей доброй воли и чистой совести, способных к состраданию, готовых постоять за светлые гуманистические идеалы. А также уделяет огромное количество сил и внимания проблемам воспитания доброты и милосердия в детях, предрасположенных к жестокости и агрессивности. Сам вид ребёнка, насмехающегося над чужим горем или наслаждающегося видом чужой беды Достоевского приводит в ярость. Не жалея сил на то, чтобы искоренять это зло в зародыше, Достоевский делает всё возможное, чтобы не позволить маленькому тирану превратиться в чудовищного монстра. В частном порядке, будучи близким родственником и воспитателем такого проблемного ребёнка, Достоевский не стесняется применять силу и физически наказывать своего подопечного при малейшем проявлении жестокости с его стороны (но только, разумеется, в тех случаях, когда слова и наставления уже не оказывают на него никакого влияния).

По мере взросления такого воспитанника, Достоевский всё больше подавляет и сковывает его волевую инициативу, запрещая ему проявлять волевые качества даже в случаях необходимой самозащиты. Дальше - больше: на каком - то этапе Достоевский начинает запрещать своему воспитаннику проявлять свою волю даже в экологически целесообразных пределах: там, где требуется заявить о своих убеждениях, желаниях и потребностях. В таких случаях Достоевский берёт на себя заботу об экологических потребностях Жукова, - он (Достоевский) лучше знает, что Жукову нужно. Принимая на себя эту заботу, Достоевский старается всемерно инфантилизировать своего воспитанника, сделать его самого зависимым от чужой воли, чужих распоряжений и решений всех, значимых для него (Жукова) проблем и вопросов. В обычных условиях Жуков сам старается принимать решения и за себя, и за всех ("Мы посовещались и я решил"), но будучи воспитанником Достоевского, он не имеет права принимать решения, не имеет права проявлять свою волю, заявлять о своих потребностях, намерениях и желаниях. Достоевский (опасаясь проявляющихся в нём зачатков жестокости и агрессии) воспитывает его (Жукова) как куклу, как марионетку, - как беспомощное, изнеженное, несведущее, неосведомлённое ни о чём, неразумное, неприспособленное к жизни существо, которое надо водить на поводке, держать на привязи, переставлять с места на место, кормить с ложечки и тщательно профильтровывать всю поступающую к нему информацию. То есть, постоянно контролировать его дела и мысли, постоянно интересовать всем, что он делает, что намерен делать, - всем, что его тревожит, что он переживает, что замышляет, о чём думает. Для Достоевского при тщательно продуманном и планомерном воспитании это - не проблема. Проблема для Жукова привыкнуть, примириться с такими методами воспитания, сориентироваться во взрослой, самостоятельной жизни и стать независимым и самодостаточным человеком. А это ему как раз и не удаётся. Или стоит огромных жертв и усилий. Вырвавшись из идеалистического плена, в котором удерживал его Достоевский, и столкнувшись с реалиями окружающей его действительности, Жуков, сориентировавшись в окружающих его условиях, начинает всемерно компенсировать и быстро восполнять всё упущенное по своим ЭГО аспектам волевой сенсорики и логики соотношений. Начинает бороться за свои социальные приоритеты и одновременно наращивать свой волевой потенциал. В том, что всё это приходится делать с опозданием, преодолевая глубокое внутреннее сопротивление и выдавливая из себя по капле раба всех прежних запретов, Жуков конечно винит Достоевского. Замечая произошедшие с Жуковым перемены, Достоевский сокрушается: "Мы тебя не таким воспитывали, мы тебя не этому учили. Мы тебя учили добру, хотели, чтобы ты вырос добрым, отзывчивым человеком…" После чего слышит от Жукова заявление: "Я сделаю всё возможное, чтобы никогда не быть похожим на того, кем вы меня воспитывали…" И исходя из этого свою дальнейшую жизнь выстраивает уже по альтернативному сценарию. (Хотя во многих, принципиальных этических вопросах может оставаться на позициях, привитых Достоевским.)

(Аспект "милосердной" этики отношений хоть и находится на вытесненных, антагонистичных позициях в модели Жукова (+б.э.4), всё же является (равноценной и "полноправной") составляющей деклатимной модели, а потому может вполне органично существовать и ярко проявлять себя в любой из организованных ею конфигураций (в любом деклатимном ТИМе), не перекрывая при этом программу. Поэтому и Жуков в определённых пределах может придерживаться гуманистических позиций, но, опять же, не в тех случаях, при которых они бы вступали в противоречие с его волевой, сенсорной программой (+ч.с.1). Так, например, в понимании Жукова гуманист в первую очередь должен быть сильным, волевым, влиятельным человеком, чтобы иметь возможность успешно отстаивать и защищать свои гуманистические идеалы. Что опять же не мешает ему быть суровым, решительным и непреклонным в защите своих гуманистических интересов. Соответственно и аспект волевой сенсорики, будучи антагонистичной ценностью (-ч.с.4) в модели Достоевского может активно использоваться им для защиты идей гуманизма. Но, разумеется слишком жестокими и суровыми эти меры быть не должны. (Хотя именно это и происходит при изуверском сектантстве, беспредельно подавляющем права личности: когда аспект волевой сенсорики перекрывает этическую программу в модели ЭИИ, Достоевский становится деспотичным диктатором, насаждающим "милосердие и добро" самыми жестокими мерами.)

5. Достоевский. Развитие духовного за счёт уничтожения материального

Воспитывая в своём подопечном покорность (как отказ от собственной воли, собственных желаний, собственных прав, преимуществ и привилегий), Достоевский деспотично подавляет его волю, приучая его безоговорочно подчиняться чужой воле, чужим желаниям, решениям, требованиям. Приучает его ставить чужие желания и интересы выше своих. Приучает его покоряться обстоятельствам, пасовать перед трудностями, покоряться жизненным невзгодам и своей (неминуемой) трагической судьбе. Приучая к тотальной покорности и уступчивости, Достоевский фактически воспитывает из человека жертву общественного презрения. То есть воспитывает того, кого впоследствии будут презирать за трусость, слабость, безволие, малодушие. Воспитывает человека, обречённого на унижение, страдание, притеснение. Воспитывает человека, который добровольно должен будет принять на себя участь изгоя, страдальца, мученика - то есть, фактически он воспитывает самоубийцу. Человека (который, следуя этой программе воспитания) должен стать сам себе извергом, убийцей, врагом: он должен уступать всем, но только не себе; должен уважать всех, но только не себя, считать ся ос всеми, но только не с собой, подчиняться всем, но только не себе, не своей воле, не своим желаниям. Свою волю он обязан направить на то, чтобы подавить свои желания. Аспект этики отношений, этики моральных преимуществ (+б.э.) при этом полностью подавляет и вытесняет в нём аспект волевой сенсорики, заставляя его отказываться от всего материального до такой степени, что собственное восприятие себя как материального объекта становится для источником страданий: все его бьют, толкают, притесняют, отпихивают. (Все о него спотыкаются, всех он раздражает, все переадресовывают на него свою агрессию, спихивают на него свою вину, срывают на нём свою досаду и гнев, подставляют под неприятности, под опасные испытания и эксперименты…). Человек ощущает себя обузой и помехой для всех (камнем преткновения для всех, пнём, о который все спотыкаются) и ему невольно хочется дематериализоваться, перестать существовать как физический объект: сбросить с себя это тело и свободной душой воспарить в небеса, словно птица.

Развитие духовного за счёт уничтожения (или подавления материального) не считается гармоничным и экологически целесообразным воспитанием личности, а является средством субъективного и объективного "переселения" из реального мира в мнимо - реальный. Что по сути является нехитрым изобретением по альтернативной интуиции возможностей - творческому аспекту ЭИИ, Достоевского.

Жуков всесторонне осуждает эту позицию. По его мнению,

она делает этот мир ещё более жестоким и агрессивным, поскольку поощряет насилие и волевую экспансию;
провоцирует агрессию и насилие со стороны тех, кто подкупаясь лёгкостью победы, может без особых усилий и риска (не выходя за пределы правовых нормативов) добиться желаемого силовыми методами с большим преимуществом для себя;
водит в искушение тех, кто может (и считает своим долгом) изменить правовые нормативы в пользу волевой экспансии (в пользу "сильных и волевых") в интересах защиты общества как такового от экспансии слабосильных и немощных, культивирующих покорность и слабость, приводящие общество к самоуничтожению и саморазрушению, истощая силы и подавляя волю к сопротивлению у каждого из его членов. (То есть, фактически является стимулом для порождения фашизма как альтернативы доминирующей слабости)

Общество, состоящее из одних рабов, является хорошей приманкой для потенциальных захватчиков. Каждому из которых и захватывать- то ничего не придётся: достаточно выступить в роли пастыря этих покорных овечек и увести их за собой в новый плен (расслабляющий и опьяняющий сознанием лёгкой достижимости блистательных и позитивных перспектив). И с этим Жуков ни смириться, ни согласиться не может: преимущество решительных перед рассуждающими как раз в том и заключается, что по аспекту волевой сенсорики (+/- ч.с.) они сами принимают решения и предпринимают решительные действия; сами решают, что хорошо, а что плохо, что достойно уважения, а что - порицания.

Достоевский в этой связи опасен решительным как лже - наставник молодых и неопытных душ - воспитатель уступчивости и покорности, приучающий покоряться чужой (деспотичной и злой) воле с малых лет.

— Но почему же обязательно "злой и деспотичной"? — возражает Читатель. — А может это будет добрая воля, направленная на добрые дела… А может будущие "хозяева" (или "доминанты") будут хорошими и добрыми людьми. Всего не предугадаешь…

— А тут и гадать нечего, достаточно знать закономерности происходящих процессов: чем больше уступчивости с одной стороны, тем больше деспотизма и экспансии с другой. "Поле возможностей" - аспект интуиции потенциальных возможностей (±ч.и.), находящийся в модели каждого ТИМа между аспектами логики соотношений (±б.л.) и этики соотношений (±б.э.), - заполняется либо одним, либо другим: уступает (вытесняется) этика соотношений, наступает (вытесняет и замещает её) логика систем с её законами соподчинения и диктата.

Интересный психологический эксперимент представил датский режиссёр Ларс фон Триер в своём нашумевшем (а ныне ставшим уже признанной классикой) фильме "Догвилль" (с Николь Кидман в главной роли). Сюжет: спасаясь от гангстеров, милая и кроткая девушка Грэйс просит убежища у жителей маленького американского городка "Догвилль". Её оставляют при условии, что она будет приносить пользу городу, работая по часу в день на каждую семью поочерёдно. Выполняя это условие кроткая Грэйс становится служанкой (а потом и рабыней) всех жителей города. По мере того, как она всё больше старается им услужить и удружить, стремясь оправдать и удовлетворить все их желания (включая и самые низменные), их отношение к ней меняется во всё более худшую сторону: симпатия и сочувствие сменяется ненавистью, презрением и раздражением. Прежнее терпимое отношение к ней сменяется непреодолимым желанием её терроризировать. И этот тотальный террор, как безудержное стихийное явление, как пожар, как повальная и страшная болезнь захватывает весь город, так что и все добропорядочные и законопослушные жители этого городка в самое ближайшее время превращаются в монстров, обнаруживают самые гнусные свои пороки и дают выход самым низменным своим желаниям. Каждый из них обращается с девушкой со всё возрастающей жестокостью, всё более подло и деспотично, подставляя её под всё большие неприятности; каждый из них становится источником её страданий. Прежняя доброта и снисходительность возвращается к ним только в тот день, когда они её с рук на руки сдают тем самым гангстерам, от которых она когда - то сбежала. В этот день они с утра проявляют к ней особую нежность, заботу и обходительность. Жители города уже предвкушают жестокую расправу над ней, но реальная развязка их несколько разочаровывает: "босс" гангстеров оказываются отцом девушки, от которого она сбежала по идеологически соображениям из - за расхождений в вопросах морали и нравственности. Теперь эти расхождения устранены, и кроткая Грэйс позволяет отцу отомстить за неё, за все перенесённые ею в этом городе унижения. По её приговору все жители города и сам город Догвилль (вся эта "собачья деревенька") должны быть немедленно уничтожены как рассадник зла. А того мудрого советчика, с которого и начались все её беды (того местного философа - моралиста, который предложил ей поступить в услужение к жителям города) она лично расстреляла сама…

— Вывод: от смирения до жестокости один шаг…

— Жертва - это объект, предназначенный для уничтожения. Превращать человека в жертву - значит делать его объектом, предназначенным для уничтожения, обрекать на верную гибель. Создавать жертву - значит (прямо или косвенно) провоцировать насилие, поощрять насильника (искушать его, давать ему новую "пищу" для удовлетворения низменных инстинктов и потребностей). Превращать человека в жертву - значит создавать условия для свободного выхода агрессии насильника, расширять его экспансию, задавать ей новое направление, предоставлять новые мишени и цели.

Два вывода делают создатели этого фильма.

Вывод 1-й: незачем воспитывать из человека жертву, иначе кому - нибудь (включая самого "воспитателя") захочется использовать её "по назначению" (как объект, предназначенный для уничтожения). И виноват в этом будет сам "воспитатель" (при всей его, так называемой, ненависти к деспотизму и злу).

Вывод 2-й: не нужно создавать рассадник зла, тогда не придётся его и уничтожать.

6. Конформизм Достоевского. Мнимо - реальное разрешение конфликта методом поиска несуществующих альтернатив

Позиция ЭИИ, Достоевского: "На силу не следует отвечать силой. Нужно искать какие - то другие способы разрешения конфликта…" - часто ставит в тупик тех, к кому ЭИИ обращается с такой рекомендацией.

На вопрос, что он понимает под "какими - то другими методами", Достоевский отвечает уклончиво, пожимает плечами, разводит руками, говорит: "Ну, не знаю… Какие - то другие методы надо искать… Пытаться как - то иначе повлиять…"

— Но как? Как в условиях предельного обострения отношений можно умиротворить жестокого и деспотичного "диктатора", который, пользуясь своими преимуществами, и выбора- то часто не предоставляет?.. Ставит человека в безвыходное положение, навязывает ему свою волю, создаёт условия, несовместимые с жизнью. Как его победить, если не силой? А так, - всё - таки, "клин клином вышибают"…

— "Положение данника" рассматривается Достоевским как один из вариантов такого мирного разрешения конфликта. Его позиция: "Иди и договаривайся со всяким, кто согласиться вступить в переговоры", "Иди и соглашайся на любые условия", равно как и позиция: "Ну, наверное, хоть как - нибудь можно договориться, чтобы избежать конфликта" (-ч.и.2) приводит к тому, что тот, кто первый идёт договариваться с превосходящим по силе противником (то есть, ещё до начала противоборства признаёт его победителем) и фактически сдаётся ему в плен (в "полон"). Рассчитывая на его милость и снисходительность и не предпринимая ни малейших попыток к сопротивлению, он фактически дарит ему эту победу. ("Подносит на подушке вместе с ключами от города"). Позволяет ему диктовать свою волю, подчиняется его условиям, педантично выполняет их и следит за тем, чтобы и другие (те, от чьего имени он просит о снисхождении) тоже выполняли эти условия, подчинялись им, не роптали, не бунтовали, не пытались их изменить. (Чтобы не провоцировать этим новый террор и агрессию "победителя")

— При жестоком и непримиримом конфликте, кроме сопротивления и уступки (кроме волевого противоборства и "сдачи в плен"), есть какие - то другие варианты?

— Как вариант рассматривается возможность "договориться" с неприятелем, нивелировать конфликт и обратить вражду в дружбу, а конфликт - в мирное и взаимовыгодное сотрудничество: попытаться выгодно продать свою свободу. То есть, фактически стать сатрапом, "шестёркой", перебежчиком, готовым с выгодой для себя продать (сдать в плен) "своих" и стать над ними надсмотрщиком, сборщиком дани ("баскаком"). Но одновременно и стать их поручителем - гарантом их лояльности, покорности и подчинения.

— Это имело место в период монголо - татарского ига на Руси: свои же князья своих соплеменников и сдавали, выговаривая для себя и своих княжеств выгодные условия. Ездили в орду за "ярлыками" ("правами на княжение"), отсылали дань , давали ручательства, обязательства, гарантии…

— …И фактически были "марионетками", пособниками завоевателей. Обязаны были расширять их экспансию, жертвуя своими людьми, или поданными своих ближних. Обязаны были участвовать в карательных экспедициях ордынцев, наводили их на города и княжества своих братьев, помогали их завоёвывать и получали "ярлыки" на эти земли

Достаточно было один раз ступить на путь предательства и унижения, чтобы одно преступление против "своих" потянуло за собой все последующие.

И тут как раз уместно вспомнить, что в квадрах объективистов (в квадрах, где деловая логика превалирует над логикой систем) нет жёсткого системного разделения на "своих" и "чужих". Границы размыты: с кем дела ведёшь, тот и свой. А в дельта - квадре отношение к "чужим" намного лучше, чем к "своим" (членам свой семьи, своей системы). Со "своими" там в частном порядке устанавливаются отношения соподчинения и доминирование по - свойски закрепляется: "Какие могут быть счёты между своими? Сегодня ты мне уступишь, завтра я - тебе (может быть) уступлю. Свои люди, сочтёмся."

Иное дело - "чужой". Чужих побаиваются: никогда не знаешь, чего от них ожидать. А потому и задабривают (по этике моральных преимуществ (+б.э.) и принимают по тому чину и рангу, по которому человек себя преподносит. (Отсюда и поговорка: "Важно уметь себя правильно подать"). Уважительно относятся до тех пор, пока новый человек не станет "своим". А там опять устанавливают с ним отношения соподчинения в частном порядке, по факту уступок и неуступчивости.: Если важный чин (или "персона") не проявляет должной требовательности или строгости, с ним (сначала в шутку, а потом и всерьёз) обращаются пренебрежительно. А потом уже (по факту его терпимости к пренебрежению, глумясь, ёрничая, передёргивая), вытесняют на подчинённые позиции.

В этом и заключается то самое "другое" средство разрешения конфликта: с врагом нужно подружиться для того, чтобы его себе подчинить и из "сатрапов" перейти в "серые кардиналы" (стать "серой шейкой", которая головой крутит).

Но, опять же, и эта позиция очень рискованная:
Прежде всего потому, что она - индивидуалистическая: на верхушке этой "частно порядковой" пирамиды есть место только для кого - нибудь одного.

Позиция двустандартная, лживая и лицемерная, потому что делает ставку на злоупотребление доверием доминанта с последующим манипулированием им. (А значит и отвечать за все последствия придётся самому "манипулятору", даже если он снимет с себя ответственность за все последствия.)

Позиция безнравственная по сути, потому что предполагает двойное предательство: предаются "свои" в угоду "доминанту", предаётся "доминант" в угоду "сатрапу", который прикрываясь балансом "своих" и "чужих" интересов работает фактически на себя. Пытаясь через этот "баланс" как - то стабилизировать ситуацию, законсервировать её в этом положении, периодически подпитывая владыку новой данью и принося в жертву жизнь или интересы кого - то из своих. В результате "бразды правления" оказываются в руках "сатрапа", все нити ведут к нему, а он, как кукловод, манипулирует своими марионетками.

— Но может "сатрап" всем желает добра, может так будет лучше для всех? Может быть власть его - самая мягкая и деликатная?

— Это он так думает. В действительности всё обстоит иначе. Как показывает история, биология и антропология, власть сатрапа - это власть трусливого и слабого деспота, сопровождается террором, который компенсируется жестокостью, отчасти приглушающей его собственные страхи, в которых он постоянно пребывает (вызванные ощущением непрочности его собственного положения и неуверенностью в лояльности своих подчинённых) , из - за чего его собственные жестокие меры (а где страх, там и агрессия, и деспотизм) никогда не кажутся ему вполне достаточными. Сам конформист при этом оказывается в положении "заслонки" между двумя противоборствующими силами и испытывает давление с обеих сторон, каждая из которых переадресует ему свою агрессию и ненависть к противоборствующей стороне.

— Так что он при этом ещё оказывается и буфером, и третьим лишним, и крайним, которого бьют. Сам виноват: "двое дерутся, третий не встревай".

— …Потом его же и обвиняют в превышении полномочий и злоупотреблении властью, вымещают на нём всю досаду за понесённые потери и упущения, срывают на нём свою ненависть, вознаграждают себя за все понесённые потери и упущения, после чего устраняют его как лишний элемент в системе, а долго сдерживаемое сопротивление прорывается с многократно увеличенной силой.

— Так что, в конечном итоге вся эта политика умиротворения оказывается ни чем иным, как маслом вылитым на воду во время бури.

— Но даже как временная мера она не всегда бывает оправданной и эффективной: непосильными поборами истощаются ресурсы подчинённой стороны, а привычка пресмыкаться и рабски угождать превосходящему по силе противнику становится второй натурой огромного количества людей, надолго укореняется в них и на протяжении длительного периода времени (исчисляемого веками и тысячелетиями) из поколения в поколение передаётся по наследству.

— Монголо - татарское иго считалось невыгодным союзничеством Руси с ордой - не более того…

— В той же степени, в какой рабство считается "невыгодным трудовым соглашением"… Хорошо "союзничество": двести с лишним лет целый народ подвергался террору, терпел геноцид и находился под угрозой полного уничтожения!..

— Но ведь бывали же и выгодные завоевания: Британия, завоёванная римлянами, была очень благополучной и мирной провинцией Рима. А знатные бритты в те времена жили в такой же роскоши, что и римские патриции. Всё было тихо, мирно и благополучно…

— …До тех пор, пока из Британии не вывели регулярные римские войска (общим числом сорок тысяч) для защиты римской империи от нашествия вестготов. "Благополучные" бритты остались без прикрытия и им самим пришлось отбиваться от новых завоевателей - англо - саксов, которым они в конечном итоге и подчинились.

И это закономерно: инерция состояния - фактор, который нельзя не учитывать. Привычка жить в рабстве никому не идёт на пользу…

7. "У сильного всегда бессильный виноват". (Позиция Жукова: "жертва сама виновата в своих несчастьях")

Как ни печально это осознавать, но в силу вытесненного из числа приоритетных ценностей аспекта этики милосердия (милосердной этики отношений +б.э.), человек, попавший в беду по причине собственной слабости, доверчивости и незащищённости во второй квадре не вызывает особой симпатии и в наименьшей степени может рассчитывать на сочувствие, помощь и сострадание.

По мнению представителей бета - квадры, со своими бедами каждый человек должен справляться сам. Не обременять своих ближних, а помогать и себе, и другим членам своей семьи, своей системы, реально нуждающимся в помощи. Сострадать надо системе (семейной иерархии, например), заботящейся о благополучии всех своих членов и принимающей их труд, их заботу и поддержку в качестве компенсации и гарантии предоставляемой защиты. Слабый человек, вынужденный пасовать перед трудностями, не способный ни защитить систему, ни поддержать её активным трудовым или иным полезным вкладом, рассматривается здесь как обуза и сострадания не вызывает.

"На нём пахать можно, а он всё жалуется, ищет сочувствия! Хотя сам виноват в своих несчастьях." - говорят про таких в бета - квадре, в которой идеальное общество представляется как некая высоко организованная социальная система, сплотившая в своих рядах сильных и выносливых людей, способных защитить своё сообщество, породившее их и воспитавшее такими сильными, успешными и благополучными. Социальная успешность и благополучие вызывают здесь уважение. Слабость, неустроенность и незащищённость - осуждаются (с позиций доминирующего здесь аспекта (сплочённой) деклатимной волевой сенсорики), попираются, преследуются и предаются поруганию, как социальное зло, ставящее под удар существование самой системы.

Слабый, неустроенный и незащищённый человек здесь вытесняется в разряд париев, оказывается в положении жертвы общественного и частного произвола.

Наряду с ответственностью за собственные неурядицы, на него сваливают и чужую вину: "Семь бед - один ответ"! "Пусть неудачник плачет! Пусть один расплачивается за всех! Один за всё и за всех отвечает. А почему бы и нет? Ведь это справедливо и правильно сто точки зрения силового и могущественного доминирования. У слабого какие шансы на выживания? - Никаких. Слабый обречён на вымирание своей слабостью. Совершая ошибки, поддаваясь слабости и беспечности, он свои возможности уже упустил. И новых шансов ему здесь предоставлять не будут (и другим не посоветуют). Идя на поводу у своих прихотей и искушений он свои жизненные ресурсы (запасы прочности) уже истощил. Оставшись без социальной и экологической защиты, без средств к существованию, он себе жизнь уже безнадёжно испортил. Ему уже не подняться, "ему так и так пропадать" - так пусть пропадает!" - рассуждают здесь. - Кому- то же надо пропадать, чтобы устроенные и благополучные могли жить в полную силу своих возможностей! Чтобы сильные могли развернуться в полном блеске, во всей своей красе, чтоб ещё долго могли жить и благоденствовать, принося себе и другим людям (обществу) пользу, защищая их своей защищённостью. Но опять же, не всех, а только тех, кто "достоин" - тем, кто способен и сам за себя постоять, и в полной мере оценить и чужую защиту и покровительство. (Таких Жуков охотно берёт "под крыло", по - княжески их опекает и формирует из них свою "дружину", способную сослужить ему верную службу.) А от кичащегося своей слабостью хилятика (да к тому же амбициозного и самонадеянного) - какой толк (во второй квадре)? Он только дурной пример показывает, бойкотируя распоряжения сильных мира сего, проявляет крайнюю асоциальность, отстаивая своё личное право на частную инициативу и совершая противоправные (несанкционированные Жуковым) действия, подрывающие мощь и правовые основы (созданной Жуковым тоталитарной) системы. Так почему бы ему (и таким, как он) и не уступить место под солнцем тому, кто сильней и достойней их, кто способен отстоять интересы своего клана, своей "семьи" (созданной им социальной иерархии)? Они - эти сильные, - и заслужили своё право на жизнь, созидая и выстраивая свою защищённость, как крепость, "по камешку". Они заработали своё право на счастье, день и ночь радея о собственном благополучии и своей защищённости. Поэтому своей силой и могуществом они принесут (могут принести) обществу (и созданной ими системе) больше пользы, чем невезучий и немощный своей слабостью.

Наиболее ярко эта позиция проявляется в поведении Жукова, испытывающего нескрываемое моральное и физическое отвращение ко всем убогим, обойдённым, угнетённым. И именно он является непримиримым врагом Достоевского, отстаивающего принципиально противоположную позицию, - ненавидящего насилие агрессию и жестокость во всех их проявлениях, осуждающего равнодушие к чужому страданию и защищающую честь, права и достоинство всех обездоленных, обиженных и оскорблённых.

И конечно, наибольшее осуждение и ненависть ЭИИ вызывает жестокое и глумливое издевательство над чужим горем, садистское наслаждение видом чужих страданий, которое тоже свойственно Жукову и которое он самым беззастенчивым образом проявляет, демонстрируя свою волю и власть. Не считая нужным даже скрывать свою радость, своё удовлетворение видом чужих несчастий, он усугубляет чужое горе циничными и насмешливыми замечаниями, тупой и грубой жестокостью, совмещённой с этакой первобытной ("языческой") радостью, вызванной осознанием того, что не от него в этот раз отвернулись свирепые и могущественные "силы", дарующие или отбирающие у человека удачу: сегодня они поразили другого человека, а не его. (А он, счастливо избежавший немилостей судьбы, от души радуется их выбору: "Пострадавший сам виноват в своих несчастьях. Если обвинён, значит виноват. А если виноват, поделом ему и мука!")

8. Позиция "падающего толкни" во второй квадре

Причина радости как раз в том и заключается, что лично к нему (Жукову) это чужое несчастье отношения не имеет. Лично он (Жуков) не стал жертвой злого рока. Его благополучного и устроенного быта это горе - злосчастье не коснулось, беда обошла стороной, он не стал жертвой чужой алчности, зависти, корысти, обмана, мести. Он от души радуется своему благоденствию и процветанию, пожинает плоды своей защищённости и предусмотрительности, находясь вдалеке от чужих несчастий. Аналогично тому, как равнодушный к чужому горю предусмотрительный и запасливый человек, построив себе надёжное и прочное убежище, наслаждается видом стихийного бедствия, разметавшего по ветру чужое и ветхое жильё, так и он, наслаждаясь видом чужой беды, осознаёт себя победителем в этой жизни. И полагает, что заслужил эту победу постоянной заботой о своей защищённости от невзгод - постоянной заботой о своей силе, о прочности своей власти, об укреплении своих позиций , о своём личном достатке и благополучии, которое само по себе оказывается для него надёжной опорой в жизни и которое он ни на какие эфемерные ценности не променяет. (Что само по себе является доказательством его предусмотрительности, мудрости и прозорливости, его здравого и трезвого отношения к жизни.)

Усилением своей власти, наращиванием своих социальных преимуществ, пополнением своих ресурсов, укреплением своих позиций, наращиванием своего силового потенциала Жуков утверждает превосходство силы над слабостью, которую считает причиной всех бед, а поэтому и изживает её и в себе, и в других примером личной неприязни к попавшему в беду, слабому и незащищённому в социальном и бытовом отношении, человеку. Стремление воспользоваться бедственным положением человека для собственной выгоды, принести его в жертву собственному благополучию (по принципу "сильный должен выживать за счёт слабого"), использовать чужую беду для своей пользы (или для пользы общества) - явление того же порядка: своего рода мародёрство (при котором у слабого человека похищают его законное право на жизнь, считая его "погибшим" ("бесперспективным" в плане реального, действенного служения обществу) или своего рода каннибализм, при котором слабо защищённый человек самим фактом своего убого существования становится удобной добычей: за него некому заступиться, его можно подставить, за его счёт можно нажиться, пополнить свои ресурсы, его имущество можно присвоить, а его самого уничтожить или "поглотить" как свою собственность, как элемент своей системы, которая возвращается к своему законному владельцу, утвердившему свою власть над ним по праву сильного. "Никчёмного человека" можно принести в жертву общественному благополучию (тотемному животному, например, или богам - покровителям племени - им тоже нужно получить свою часть добычи!). Да мало ли, какое можно найти применение слабому и беззащитному человеку, прежде чем он станет окончательно бесполезен!

В мире, где насилие становится основой правопорядка, слабый обречён на вымирание. Слабые там не выживают, сильные - всегда правы. Слабость считается самой большой бедой и самым страшным пороком в обществе, где одной из самых приоритетных ценностей считается сила - программный аспект экстраверта - реализатора бета - квадры - СЛЭ, Жукова. (-ч.с.1 +б.л.2).

Борьбой со слабостью отмечены многие проявления жестокости в поступках Жукова. И конечно, самым очевидным из них является нескрываемое удовольствие, которое он проявляет всякий раз наблюдая страдания других, не упуская случая доставлять себе это удовольствие почаще. Упиваясь собственной жестокостью (которая становится для него своего рода наркотиком), он усугубляет чужое страдание, стараясь побольнее ранить словами и действиями, проявляя себя при этом изощрённым и изобретательным мастером всевозможных моральных и физических издевательств. Программа его волевой сенсорики - суровой, подавляюще беспощадной, как будто указывает ему всегда самую слабую точку (потенциальную "пробоину") в чужой волевой защите. Туда Жуков и направляет свой самый сильный и самый сокрушительный удар, обеспечивающий ему быструю и лёгкую победу.

Аспект этики отношений (+б.э.4) очень тяжело ("неуклюже") вербализуется Жуковым. Его откровения, связанные с этим аспектом, в лучшем случае сводятся к постоянному повторению заученных фраз о доброте и милосердии (из которых самая распространённая: "Я не обижу, я добрый") или отрывков из проповедей в собственной его интерпретации ("Надо делать людям добро. Я вон сколько добра людям сделал!") или поучений: "Не хочешь зла, не делай добра. Потому, что людям верить нельзя!" Но чаще всего своими высказываниями по "предательски слабому" аспекту этики отношений, Жуков открывают самые неприглядные стороны своей натуры, характеризующие его как человека жестокого, мрачного, неуравновешенного, неспособного и не желающего избавляться от власти переполняющих его недобрых чувств и желаний.

Невероятный цинизм, свойственный лексике Жукова, глубоко шокирует, ужасает и отпугивает Достоевского. В свете своих этических представлений Жуков кажется Достоевскому беззастенчивым извергом, не стесняющимся говорить о самых гнусных и тёмных своих желаниях - неким, прибывшим из глубины веков, "допотопным чудовищем", ужасающим своей свирепостью и сохранившим все, присущие архаическим существам, пороки. Удручающее впечатление производит и то обстоятельство, что сам Жуков в этих откровениях ничего плохого не усматривает: считает, что всего лишь называет вещи своими именами, "говорит правду - матку в глаза" (Что само по себе считает своим достоинством: кто ещё скажет человеку правду в лицо? Для этого смелость нужна и сознание своей силы.). Проявляя такую жестокую "прямоту", Жуков демонстрирует смелость и силу - уважаемые всеми (по его мнению) качества. А то, что его "прямота" вызывает в обществе такую реакцию - тоже вполне естественно и понятно: "правду (и правдолюбов) никто не любит". Жуков часто страдает "за правду"… Но ещё чаще - от желания подавлять волю и унижать чувство собственного достоинства окружающих, наталкивается на встречный отпор, на откровенную неприязнь - и страдает (от осознания невозможности быть любимым и уважаемым в силу этих (и многих других) жестоких и негативных черт, свойств и качеств его натуры).

ЧастьII
Концептуальный конфликт сильного и слабого

9. Достоевский. Подавление сильного слабым. Чадолюбивый культ "слабого", "культ ребёнка" в семье как стратегическая манипуляция партнёром через третьих лиц

Как дальновидный и предусмотрительный стратег, Достоевский часто позволяет себе манипулировать партнёром через третьих лиц с очевидной выгодой для себя, с целью контроля над его связями, отношениями, мыслями, чувствами, ощущениями, с целью формирования нужных и удобных ему настроений, ощущений, отношений и связей.

Одной из форм таких манипуляций является "культ ребёнка" в молодой семье, при котором Достоевский (вне зависимости от пола, возраста и рода занятий) берёт на себя функции духовного организатора и "верховного жреца" этого культа, а остальным вменяет в обязанность беззаветно этому культу служить. Ребёнок при этом всенепременно растёт инфантильным (с любым уклоном: инфантильно - изнеженным, инфантильно - капризным, ленивым, инфантильно - невежественным и слабоумным, капризно - раздражительным), чувствует, что им манипулируют и превращается в жестокого и деспотичного диктатора, которому нравится выдвигать всё новые требования, заявлять о всё новых претензиях, настаивать на выполнении всех прихотей и капризов. Как ни странно, но такая позиция "маленького божества" очень удобна и выгодна Достоевскому (уж лучше служить маленькому и слабому деспоту, чем большому и сильному). Как "верховный служитель" и первое доверенное лицо "маленького владыки" Достоевский может и провоцировать его новые просьбы, и передавать его требования непосредственному исполнителю всех этих прихотей - добытчику и главному попечителю (который сейчас находится где - то там на работе, зарабатывает деньги и которому всё недосуг пораньше приехать домой, чтобы пообщаться с семьёй). Собственно, к чему сводится это общение? Со стороны Достоевского - к бесконечным упрёкам, выражаемым в целях профилактики по поводу и без повода. Просто потому, что надо что - то сказать. И это "что - то" должно быть полезным и назидательным уроком, должно работать на укрепление семейных уз, чтобы семья ещё теснее сплотилась вокруг ребёнка (как вокруг объекта всеобщей любви и обожания), чтобы все члены семьи испытывали ещё больше доверия и нежности друг к другу.

Само по себе - это великолепное желание! Проблема - в нарастающем давлении и насильственном сближении членов семьи друг к другу, таком тесном, сильном и замкнутом, что становится трудно дышать. Сама деклатимная модель начинает "разгонять партнёров" по разным полюсам. Кроме того, что Достоевский вытесняет Жукова из сферы его интересов: Жуков и сам своего не упустит, интересами семьи дорожит, относится к своей родной кровиночке, как к плоти от плоти своей - как к самому себе. Упрекать его в недостатке внимания - значит попросту терроризировать, задавать игру в лохотрон, при которой сколько ни откупайся, всё равно будет мало - никогда не расплатишься и всегда будешь находиться в неоплатном долгу. Но проблема в том, что таков Достоевский: он интегрируется в систему для того, чтобы и получить больше, и востребовать больше, опутав основное "силовое звено" (основную, накапливающую экологические - ресурсы структуру) максимальным количеством моральных обязательств, взвинчивая их в цене по собственному эквиваленту. А для того, чтобы не было ни сил, ни желания оспаривать этот эквивалент, и ведётся эта профилактическая обработка посредством упрёков и обвинений, сплошным потоком, направляемых на Жукова: стоит ему только переступить порога дома, как уже оказывается "виноват". (Виноват в том, что пришёл на пять минут позже обычного, виноват в том, что не позвонил и не предупредил перед уходом, не купил ребёнку нужных фруктовых смесей, хотя ему звонили и предупреждали). Система звонков и предупреждений действует безотказно: если ребёнок чихнул, надо срочно позвонить мужу на работу и потребовать, чтобы купил детские капли от насморка и бумажных платков. Надо переполошить его (именно сейчас, во время совещания), чтобы не забывал, для кого живёт и для кого трудится. Чтобы не забывал: главное для него - это семья.

Производя себя в "Верховные Жрецы Всея Добродетели", Достоевский, с высоты своего (часто мнимо - реального) морального превосходства приобретает неограниченные права доминирования. Неограниченные права морального преимущества над партнёром - "главой семьи" (более сильным или старшим по званию), которые позволяют ему и манипулировать им, внушая ему чувство вины за тот или иной "проступок" (например за то, что "сам не подумал, сам не догадался" сделать что - то хорошее важное, нужное для семьи, не догадался купить то, чего в данный момент нет в доме). При всём желании устроить дом как "полную чашу", при всём желании организовать свой домашний быт как нельзя лучше (сверх - благополучный и сверх - избыточный), в партнёрстве с Достоевским Жуков всё равно оказывается виноват в том, что "мало заботится о семье", "меньше всего думает о своих близких", "не чуток и не деликатен с ними", "мало уделяет им внимания, заботы и любви." (И это объясняется ещё и тем, что подсознательно Достоевский ориентирован на "заботливого сенсорика" - Штирлица (на "белого сенсорика"), а не на агрессивного ("чёрного") сенсорика - Жукова. Забота Жукова никогда не кажется Достоевскому достаточной, равно как и общение с конфликтёром никогда не кажется ему безопасным.

И, тем не менее, какое бы место в семейном ранге Достоевский не занимал, он будет "главным по этому этическому лохотрону". Предметом торга (поводом для повышения цены) чаще всего оказывается забота о ребёнке, но могут быть и другие альтернативные варианты. (Например, - посторонние люди, о пользе которых Достоевский радеет и заставит заботиться Жукова (как это было в фильме "Непридуманная история", где жена - Достоевский заставляла приходящего с работы мужа - СЛЭ, Жукова альтруистически работать "тимуровцем" на чужих людей, уходить и искать для себя вне дома полезное и нужное людям "доброе дело"). В качестве подопечных могут предлагаться и близкие люди, и посторонние, и близкие и дальние родственники, знакомые, сослуживцы, друзья.) И всё это - тоже "этическая работа" за чужой счёт по творческой альтернативной интуиции потенциальных возможностей. Для Достоевского главное в этой ситуации - быть требовательным. Где требования, там и контроль. А у кого контроль, у того и власть.

Жуков, чувствуя во всём этом "подвох", "не понимает", зачем он должен постоянно делать что - то хорошее, важное, нужное для чужих ( или не очень близких) ему людей. А Достоевский (продолжая свою игру) ему объясняет, что "просто учит его добру". А на самом деле, конечно становится в привилегированное положение "контролёра - наставника" духовного отца, лидера, учителя, гуру, "отвечающего" за нравственное совершенствование своего партнёра и (главное!) имеющего право требовать, заставлять и наставлять. (А это уже власть, это уже реальное доминирование, по которому Достоевский может и (подсознательно) хочет (в целях собственной безопасности) сравнять счёт с превосходящим его по силе партнёром. И тут, конечно, Достоевский по своей нормативной, контактной иерархической логике соотношений (+б.л.3) становится очень похожим на своего "суперэго" - Максима. Тот, объявляя себя "главным по коридору" или по "умывальнику", тоже пользуется своим самоуправным "назначением" для того, чтобы терроризировать окружающих.

Но, конечно, самым удобным объектом, создающим прецеденты для этических спекуляций, оказывается сам ребёнок. Спекулируя на его капризах, взвинчивая их значимость и себестоимость до небес, Достоевский (вне зависимости от пола) успешно разыгрывает роль "загнанной домохозяйки", "разрывающейся" от обилия домашних обязанностей, изнемогающей под бременем непосильных нагрузок и забот - изображает этакого всемерного радетеля об абсолютно безоблачном счастье в своей семье; требует к себе постоянного внимания, уважения и сочувствия со всеми, вытекающими отсюда моральными и социальными (иерархическими) преимуществами и одновременно создаёт иллюзию главного опорного звена семейной иерархии как социальной системы, выполняет функцию этакого фундаментального элемента, на котором всё держится и без которого семья не может существовать. (Утверждению приоритетов этой сверх значимой роли служат и постоянные напоминания о жертвенных расходах и тратах времени, сил и здоровья на благо семьи, и периодические напоминания о собственной главной роли в семье, выражающиеся вопросами: "Что бы вы без меня делали? А как вы без меня будете обходиться, если со мной (не дай Бог!) что - нибудь произойдёт?!". О том, что с этим человеком может что - нибудь произойти, никто и помыслить не может: он - добрый ангел - хранитель семьи, он - бессменный её духовный руководитель. Он (и никто другой) является её талисманом и залогом всех благ, ниспосланных семье, которая только и существует благодаря его радению, неусыпным заботам, молитвами и добрым помыслам.

Стратегически разыгрывая роль вездесущей "загнанной домохозяйки", которая при всей своей занятости находит время на то, чтобы быть в курсе всех дел, Достоевский, удерживая бразды правления в своих руках, получает возможность "держать руку на пульсе" контролировать действия и намерения каждого члена семьи, позволяя себе контролировать и их чувства и мысли. (Не смущаясь и такими вопросами как: "О чём ты сейчас думаешь? Что у тебя на душе?"). В квадрах решительных (а тем более в квадре решительных - аристократов) такое глубокое проникновение во внутренний мир человека с последующим его контролем считается возмутительно некорректным явлением. Жуков от этих лукавых ухищрений - от постоянных упрёков, бойкотов, контроля и "подпольного" доминирования тоже, естественно, не приходит в восторг.

Преимущественная сила позиции Достоевского в его (аристократичном) этическом (+б.э.1) и возможностном превосходстве (-ч.и.2). Он хорошо устроился: он сразу определил для себя наиболее выгодные позиции. Он вещает от имени ребёнка, требует от его имени новых забав, удовольствий и развлечений, новой опеки и новых услуг - ненужных и нужных. Он уверенно и безапелляционно выражает всё более деспотичную волю своего "маленького императора" (требуя от мужа: "Брось всё и немедленно приезжай домой! Ты нам нужен! Ты обещал посмотреть с ребёнком вечерний мультик! Шестичасовые мультики уже начались!..) А то, что "мультики" после этого начинают мельтешить перед глазами у Жукова, ему до этого дела нет. Культ инфантилизма, захлёстывает и заполняет семью. И Жукову в этом идиотизме отводится главная роль - роль "жертвы и раба детских прихотей", роль "мальчика на побегушках", роль "козла отпущения". И чем смешней и глупее придумывает игровые роли Достоевский, тем активнее он их навязывает Жукову, у которого, соответственно, возникает ощущение, что в его семье НЕ УВАЖАЮТ. А потому и заставляют разыгрывать роль "шута горохового", или "зайчика - побегайчика" перед ребёнком, его друзьями и родителями. Ладно бы нарядили его один раз под Новый год Дедом - Морозом, - это ещё куда ни шло, это нормально для главы семейства, щедрого дарителя и покровителя. Но напяливать на него каждый раз какие - то убогие, смешные маски "мышек", "зайчиков", "ягнят - смешариков" и заставлять его играть дурашливые, детские роли - это слишком ущербно для его программной волевой сенсорики (-ч.с.1): не может самый сильный и могущественный быть самым слабым, самым смешным и глупым. Интуитивно, этически (-ч.и.3, + б.э.4) Жуков понимает, что в этой игре всё не так безобидно, как кажется. И это его пугает больше всего: "маски" имеют обыкновение "приживаться" к ТИМу, "приклеиваться", "прилипать к лицу", накладывают отпечаток на манеру поведения человека, штампами сказываются на мотивации его поступков, влияют на его характер и поведение. Навязанная извне "маска" может "прорасти в личность": в ролевой игре человек может незаметно стать навязываемой ему "социальной ролью", а через неё - самой распространённой для этой роли коммуникативной моделью с последующим переходом к подходящему для этой роли подтипу. А дальше остаётся только удерживать его в рамках подтипа, не позволяя отклониться в сторону ни шаг, корректируя и упрекая каждую минуту, говорить ему: "Ты меня разочаровываешь, ты меня беспокоишь в последнее время!". Так что, и превращение несокрушимого "Командора" - Жукова в "белого - пушистого кролика" в этой связи становится вопросом времени. А иногда и вовсе происходит тихо, безболезненно и незаметно: просто устраивается самое обычное, воскресное развлечение, при котором все домочадцы (включая и отца семейства) прыгают в костюмах "зайчиков" на лужайке перед своим загородным домом вокруг корзинки с яблоками. Прохожие, привыкшие к этому зрелищу, уже не обращают на него внимания, не удивляются: понимают, что "соседи блажат ": через неделю они вот так же будут прыгать в костюмах "телепузиков". Причём, глава семейства будет стараться больше всех, а ещё через месяц - в костюмах "смешариков". А там, одев слюнявчики, будут ползать на четвереньках за компанию со своим новорожденным сыном.

С нарочитой наивностью, лицемерно разыгрывая из себя "святую простоту", упорно отстаивая свою инфантилизирующую систему воспитания, Достоевский может спросить (на "голубом глазу"): "А что, собственно плохого в том, что взрослые часто и подолгу играют с детьми в инфантилизирующие, дегенеративные игры, подчиняясь их детским шалостям, установленным ими "правилам", отдают им на время игры бразды правления, делая их старшими над собой? Почему бы и не доставить детям удовольствие покомандовать взрослыми, почему и не позволить им втянуть их в свою игру, пусть даже самую смешную и глупую? Почему бы этого не сделать?..

— И правда, почему?

— Да потому, что нельзя жертвовать психикой и отношениями взрослых людей в угоду детским капризам и прихотям: Опасно и вредно направлять интеллектуальное развитие личности ребёнка (равно как и отношения всех членов семьи) по регрессивному (дегенеративному) пути. Жуков - творческий логик, авторитарный аристократ и ему неприятно чувствовать себя в несвойственной для него роли няньки, хотя, конечно, это - самый простой и лёгкий способ его "размягчить" и умиротворить, что немаловажно для Достоевского, постоянно испытывающего страх перед партнёром (как и все в ИТО конфликта) и ощущающий непрочность своего положения в системе, в семьей (проявление проблематичной мобилизационной волевой сенсорики). Достоевскому тоже нужны гарантии безопасности и защищённости в семье. Поэтому у него и возникает надежда на то, что Жуков, играя с детьми, резко подобреет, смягчится, перестанет выглядеть этаким замкнутым, суровым, - опасным! - таким далёким, отчуждённым и неприступным, как крепость, в которую он превращает свой дом и свою семью. Вид конфликтёра, умиротворённо играющего с детьми Достоевского успокаивает, несмотря на то, что самого Жукова это занятие раздражает: не мужское это дело, - нянчится с малышами, да ещё бесконечно долго, без отдыха и срока, - это его в какую - то "непонятную игру" вовлекают:

"Это невозможно терпеть! - говорит известный музыкальный продюсер СЛЭ, Жуков. - Я прихожу с работы усталый, только отобьюсь от звонков, только сяду в кресло и включу телевизор, как жена тут же переключает на мультики, сует мне в руки одного малыша, другого сажает мне на колени. И начинается: "У - лю - лю, тю- тю -тю!" Могу я хотя бы вечером почувствовать себя человеком и отдохнуть спокойно?! Я очень люблю наших детей (Вы не подумайте, что я плохой отец!), но нельзя же так!!! Я ей говорю, а она обижается… Я чувствую, что она мной манипулирует. И что самое противное, - с помощью детей!.. "

Как стратег, Жуков не может не заметить этих манипуляций. А понимая, что этим партнёр играет на его слабостях, на каких - то его не очень "зорких", не очень "опытных", но уязвимых точках, он конечно чувствует за всем этим подвох, не может не обижаться и не понимать, что его втягивают в непонятную и "не совсем честную" игру. Хотя, с другой стороны (убеждает его Достоевский) - какие могут быть "непонятности"? Это - детская игра и не более того!

"Ладно, допустим, это - детская игра!" - соглашается Жуков. - А во взрослые игры мы когда играть будем?" Когда можно будет нормально, спокойно (без того, чтобы брать ребёнка третьим в постель) провести время с женой? Когда, наконец, можно будет спокойно заняться своей работой, своими служебными делами и обязанностями? Когда, наконец, можно будет объяснить ребёнку, в чём реально заключается чрезвычайно важная и ответственная роль главы семейства? Когда, наконец, ребёнок поймёт, что родители существуют не для того, чтобы прибегать к нему по первому зову и посвисту (как Сивка - Бурка) и развлекать его, смешить до коликов в животе, а для того, чтобы создавать для него и для общества, социальные блага, благоприятные условия существования - строить города, дома, улицы, организовывать жизнь в большой стране, в большом городе так, чтобы это было лучше для всех, - то есть заниматься своим, взрослым делом: созидать, благоустраивать эту жизнь, защищать её. А "строить козу" и "корчить рожи" ребёнку могут и по телевизору. Для этого он в доме и стоит. А у отца, извините, - другие функции и ему "шутом" при маленьком "инфанте" быть не пристало. Как не пристало быть его "живой игрушкой", его "лошадью". Отцу как доминанту системы не пристало впадать в слабоумие, быть слабее слабого, глупее глупого и мельче самого маленького, который при такой "перевёрнутой" (с точки зрения экологической целесообразности) иерархии берёт в свои руки бразды правления, но не вынося бремени ответственности, впадает в истерику, в панику (ощущая страх и ответственность) и разбивает семейный корабль о рифы на ближайшем же повороте.

Жуков меньше всего хочет видеть своего отпрыска слабым, изнеженным, раздражительным и капризным, слабоумным, лентяем. А это как раз и может быть результатом такого инфантилизирующего воспитания, при котором, в первую очередь страдает сам ребёнок, не способный в будущем (вследствие такого "воспитания") унаследовать, знание, опыт и волевые качества отца, принять и передать по наследству дело всей его жизни, как своё. Из - за своего запоздалого развития (из - за своего "застойного инфантилизма") он этого сделать не сможет, или не захочет. Не сможет даже выбрать свой путь, равно значимый и равно достойный тех усилий, который в него были вложены, - такой, чтобы отец мог гордиться сыном, а не стесняться его самого, его слабости и его слабоумия.

И кому же, как не Жукову, радеющему о силе, сплочённости и благополучии своей семьи, о чести и достоинстве рода, о прочности его корней и о социальной успешности всех его будущих поколений, беспокоиться об этом? И кому, как не ему, живущему по принципу: "максимум силы - это минимум слабости" ("максимум прочности - минимум ущерба"), радеть о будущем этих "молодых побегов" его генеалогического древа, - этой настоящей опоры будущих поколений его рода и его семьи, без которой вся его жизнь, вся социальная роль её защитника и созидательная, вся его социальная миссия оказывается лишённой всякого смысла?

Вот за этот жизнеспособный и жизнестойкий волевой стимул и волевой здравый смысл Жуков и воюет в семейном конфликте с Достоевским, вводящим культ инфантилизма и слабости с тем, чтобы самому не выглядеть инфантильным и слабым рядом с сильными и убеждёнными, в своей силе и в своей правоте членами его семьи. Чтобы не потеряться на их фоне и не оказаться изгоем в их иерархии. Чтобы самому доминировать над ними, а не быть ими затоптанным и загнанным в подпол, как мышь. Все эти манипуляции ему (Достоевскому) нужны для того, чтобы с очевидным для себя моральным и социальным преимуществом выживать и бороться за существование в их обществе и в их среде.

10. Позиция Жукова: "Хочешь жить, умей бороться!"

Сила человека, считает Жуков, - в его умении сопротивляться слабости, в умении извлекать пользу и выгоду из своей силы (или чьей - либо ещё) и пользоваться всем этим для укрепления и усиления своих позиций. А вовсе не в слабостях и не в глупостях, хотя этим тоже можно человека сбить с толку и даже подчинить своей воле, но это уже будет подлая и нечестная игра. А против подлой и нечестной игры, да ещё той, которую проводят в отношении его семьи, его самых и близких и дорогих ему людей (а тем более детей!), Жуков всеми силами борется, всеми фибрами своей души протестует, всеми средствами и способами восстаёт. И если в процессе этого жестокого противоборства он не разнесёт такого "лже - наставника" "на куски", - считайте его ещё очень кротким, терпеливым и сдержанным человеком.

Больше всего СЛЭ (Жукова) возмущает лицемерная и ханжеская система двойных стандартов (ЭИИ) Достоевского, которую он (Жуков) подмечает ещё на самых дальних подступах к конфликтёру и адекватно оценивает как сенсорик (исходя из соображений здравого смысла экологической целесообразности), в свете которых весь этот "инфантильный бред" Достоевского, все его этические и идеологические подтасовки , все его бесконечно надуманные, надменные, фальшивые и неискренние придирки, все его поправки и замечания, видятся ему (Жукову) абсолютно вздорными и безрассудными - издевательскими.

Пример:
Чета молодых супругов: жена - СЛЭ (Жуков), муж - ИЭИ (Есенин) и их трёхлетняя дочка (ЭИЭ, Гамлет) жили себе сравнительно спокойно и благополучно до тех пор, пока не приехали погостить к матери мужа (свекрови) ЭИИ (Достоевский) в небольшой курортный городок, где муж (военный по профессии, майор, по званию) предполагал на некоторое время оставить на попечении свекрови жену, находящуюся на девятом месяце беременности. При ближайшем рассмотрении свекровь оказалась высокомерной, ханжески надменной женщиной, ставящей себя в положение духовной наставницы в разговоре с кем бы то ни было. Невестка (преподаватель музыки по профессии) начала страдать от её "наставничества" с первого дня. С утра до вечера она выслушивала её поучения о том, как важно уделять много времени и внимания нравственному воспитанию ребёнка, как важно заниматься с ним духовным образованием и развитием, как важно учить его добру, приучать его к уступчивости и послушанию, как важно прививать желание жить для других и ради других, как важно учить подавлять собственную волю и свои желания во имя добрых дел: "Вот тебе хочется самой поиграть этой куклой, а ты преодолей в себе это желание и отдай эту куклу другим…" - говорила она внучке.

На девочку - прелестную, "маленькую разбойницу" (упрямого Гамлета, ЭИЭ) бабушкины поучения действовали угнетающе: она раздражалась, не слушалась, плакала, спорила.(Вплоть до того, что своей ручкой затыкала бабушке рот, когда ей казалось, что та говорит очевидную ерунду).

Свекровь чуть только ли не плакала от восторга, когда речь заходила о превосходстве духовного над материальным: закатывая глаза и расплываясь в умилённой улыбке, она могла часами говорить о безграничном счастье самопожертвования, о беспредельной щедрости и уступчивости всех, по - настоящему добрых людей. Свекровь навязывала невестке свои приоритеты и ценности, хотела, чтобы и внучка воспитывалась в духе жертвенной, самоуничижительной, альтруистической этики по принципу: "другим - всё, себе - ничего".

Понимая, что столкнулась с какой - то странной формой домашнего сектантства в одном отдельно взятом семейном кругу, невестка, сначала робко, а потом всё настойчивей стала оспаривать мнение свекрови. Начались споры по вопросам духовного и этического воспитания, которые быстро переросли в конфликт. Свекровь, которую шокировали возражения невестки, требовала уважения к своему мнению: "Не говорите со мной таким тоном!" - настойчиво повторяла она. А невестка, зверея и взвинчиваясь от всех её поучений, исступлённо кричала в приступе крайнего раздражения: "Я вам запрещаю забивать голову моей дочери этой бурдой! Я вам не позволю сделать из неё юродивую! Вы не понимаете очевидных вещей! Вы - слабоумная! Или притворяетесь такой! Хотите косить под блаженную - ваше дело! Но свою дочь я вам не позволю калечить! Она должна быть бойцом! Ей ещё предстоит жить в этом мире! Ей нужно быть сильной, волевой, целеустремлённой! Ей нужно бороться за существование! Да… а вы из неё юродивую делаете! А я этого не позволю!.. Ей нужно завоёвывать себе место под солнцем, а вы из неё "овцу" лепите - слабую, безвольную! Хотите, чтобы она собой жертвовала, навязывала свои уступки там, где её об этом не просят, а кому это нужно? Зачем это делать -то? Хотите, чтобы она была хорошей?! А она и так хорошая. Она - умница. А вас послушает, станет дурой. Она пропадёт, если будет вас слушать!.. (и, тут же, дочке:) Наденька, не слушай бабушку… Бабушка глупости говорит. Ты пропадёшь, если будешь похожей на неё… Тебя в детском садике обижать будут…"

Дочка - в рёв. Бабушка в крик. Невестка её перекрывает зычным голосом. Муж - майор (ИЭИ, Есенин) затыкает уши и выбегает из комнаты: "Разбирайтесь тут без меня". Слово за слово, повздорила свекровь с невесткой так, что та наорала на неё - выговорила на повышенных тонах всё, что о ней думала, вывалила всю "правду - матку", "объяснилась" по полной программе. (А тут уместно вспомнить, что дельта - интуиты разговоров на повышенных тонах органически не переносят. И не позволяют оспаривать свою точку зрения. А тем более - критиковать! Да ещё - фундаментальную, идеологическую точку зрения их ЭГО - программы!)

Взорвались обе - и свекровь, и невестка. Свекровь и сама почувствовала, что увлеклась, но отступать уже было некуда. Буквально окаменела, стоя на своём: спорит, ни пяди не уступает. Разругавшись с ней в пух и прах, невестка побежала собирать чемоданы. Потребовала, чтобы и муж собирался, - быстро и по- военному. Кричала: "Я не останусь в этом доме! Здесь все здесь уроды - лицемеры и дураки! - (это уже и к мужу относилось!) - И я не хочу, чтоб моя дочь воспитывалась в этом доме! Не хочу, чтоб она была похожей на вас!". (А это уже был сокрушительный удар по самолюбию свекрови, которая, по общему мнению, считалась самой добросердечной, самой уважаемой женщиной в городе: "Святая женщина! Мухи не обидит! - говорили про ней. Так радовались, что в гости к ней приезжают молодожёны, радовались ожидаемому прибавлению семейства, и вот, пожалуйста вам - результат!)

Муж (ИЭИ) попытался примирить жену и мать, но конфликт уже перешёл в самую жестокую фазу идеологического противоборства двух статиков - аристократов, упорно желающих взять реванш. Невестка примиряться со свекровью наотрез отказывалась: для неё это был вопрос будущего воспитания её детей, которых она хотела видеть в этой жизни "хозяевами своей судьбы" - успешными и благополучными. Это был вопрос их программного мировоззрения, программирование их будущей жизнестойкости и жизнеспособности. А эти ценности ставилось ею на первое место, в свете аспекта её программной волевой сенсорики - мощной, несокрушимой и накопительной, основная догма которой сводилась к тому, что слабости и уступчивости не должно быть места в жизни; слабость разрушительна и нежизнеспособна, слабость - это разорение, немощь и нищета, вечные болезни, страдание, унижение, смерть. Максимум силы - это минимум слабости. Максимум благополучия - это минимум нищеты. Где материальное благополучие, там сила и власть, там и достижение цели, там и успех, и победа, и гарантии будущей успешности, гарантии будущего благополучия надолго вперёд. Альтруизм в эту программу не вписывался, но антагонистически с ней противоборствовал, поэтому и пойти на уступки свекрови невестка никак не могла по глубоко принципиальным соображениям. Она решила вернуться в родной город к своим родственникам.

Муж попытался удержать её, говорил: "Куда ты поедешь в таком положении?! Я тебя сопровождать не буду! Я с мамой остаюсь!" Жена- СЛЭ его отпихнула, собрала всё необходимое, схватила дочку, выскочила на улицу, тормознула такси, - и прямиком на вокзал. На вокзале она ещё раз столкнулась с мужем (дуалом!), который попытался стащить её с поезда. Он кричал: "Оставайся! Ты же не доедешь! Ты же по дороге родишь!" Она ему: " Ничего, - как - нибудь доеду, дотерплю! Но здесь не останусь!"

И доехала, и дотерпела. Мать её встретила и благополучно препроводила в роддом.
Через год супруги подали на развод. Свекровь запрещала сыну воссоединяться с женой. Но настаивала, чтобы девочек (четырёхлетнюю и годовалую) он отсудил себе. (И это при том, что сам он жил в гарнизоне и воспитанием дочерей заниматься не мог.). Свекровь и тут нашлась: она пожелала сама воспитывать девочек, потребовала, чтобы сын отобрал их у матери и перевёз к ней: "Нельзя допустить, чтобы дети оставались у этой недоброй, бесчувственной женщины! Она не сможет воспитать их по - настоящему чуткими, любящими, заботливыми людьми. Она их не научит добру!"

По решению суда обеих девочек оставили с матерью. Судья рассуждала так: если женщина накануне родов оставляет любимого мужа и в течение целого года отказывается воссоединяться с ним, предпочитая оставаться матерью - одиночкой с двумя детьми, значит на то имеются очень серьёзные основания…

11.Подавление слабого сильным.

Жуков ненавидит слабость и самоуничижение как жизненную позицию, сводящую к минимуму право на волевую защиту человека, его жизнеспособность и жизнеобеспеченность - способность противостоять жизненным невзгодам и защищать своё право на существование. К унижающим себя демонстративным самоуничижением нытикам, выпрашивающим снисхождения у человека, как у божества, униженно ползая перед ним, целуя руки, - относится с нескрываемым отвращением. Терроризирует и унижает после этого - сживает со свету - ещё больше.

(Пример - отношения жестокой купчихи "Кабанихи" (СЛЭ) и её безропотной, робкой, беспредельно униженной и постоянно ею терроризируемой невестки - Катерины (ЭИИ), в драме А.Н. Островского "Гроза". Чем больше Катерина унижалась перед Кабанихой, прося заступничества и рассчитывая на расположение, вымаливая у неё прощение за всё, что совершала и чего не совершала, тем больше Кабаниха её ненавидела, тем больше подавляла своей властью и угнетала, ожесточённо терроризировала. Сживала со свету свою несчастную, безвольную невестку, беспредельно страдающую от унижения и навязываемого ей чувства вины. Пользуясь её отчаянием и готовностью взять на себя ответственность практически за любую вину, Кабаниха, чувствуя абсолютную полноту своей власти, подавляет её почти полностью, буквально "стирает её с лица земли", "втаптывает её в грязь" и буквально "смешивает с грязью" (желая закопать её в землю живьём за совершённый проступок). И в конечном счёте доводит до самоубийства, не испытывая при этом ни сожаления, ни малейшего угрызения совести: безвольный человек обречён на страдания, а пострадавший (во второй квадре) сам виноват в своих несчастьях: "Захотела стать "жертвой" - получай полную меру страданий и не взыщи: сама напросилась".).

12. Бессилие провоцирует насилие

Демонстративное самоуничижение, воспринимаемое сильным противником как добровольный отказ от сопротивления (ещё до вступление в противоборство) как признание поражения побеждённым, как демонстрация подчинения. А если при этом оно ещё и сопровождается демонстрацией "раболепных" "знаков подчинения" - "позой подчинения" (угодливым прогибом спины) "мимикой подчинения" (угодливой, натянутой улыбкой сочетаемой с заискивающим взглядом и выражением страха в глазах ) - это естественным образом провоцирует отвращение к "слабаку", которое в свою очередь вытесняет чувство агрессии у победителя и замещает его неким подобием умиротворения, смешанным с раздражением и досадой, вызванной невозможностью добить этого слишком омерзительного в своём унижении слабака. При этом ненависть и презрение к слабому остаётся, поскольку его позиция по прежнему остаётся антагонистической и глубоко антипатичной Жукову, поскольку выражает и содержит в себе всё, что ему Жукову глубоко противно и омерзительно. Поэтому, если даже сам Жуков "добивать" его и не будет - слишком унизительно: отвращение не позволяет ему рассматривать этого "слабака" как противника, он (как стратег) будет терроризировать его через третьих лиц, но ввиду устойчивого отвращения к "побеждённому", удовольствия от этого процесса не получит. Будет действовать как бы "по необходимости", поскольку такие "слабаки", по его мнению, не имеют права существовать на свете. И не только потому, что в защите своей полагаются не на себя, а на других, но прежде всего потому, что в любой системе защиты являются абсолютно провальным "слабым звеном" - "чёрной дырой", в которую уходят чужие усилия, ресурсы и возможности - является тем самым "падающим", который, не будучи в состоянии сам бороться за существование, утягивает за собой жизнеспособных людей, чьи силы могли бы быть большим успехом направлены на какую - то другую более соответствующую их ожиданиям миссию, чем спасение утопающего, который больше всего на свете хочет и сам утонуть, и всех вокруг утопить, просто потому, что предпочитает смиряться перед неизбежной (или кажущейся) обречённостью и уступать, чем бороться и сопротивляться даже при малейшем луче надежды, не позволяя отчаянию победить себя.

Жуков не в состоянии ни принимать, ни оправдывать слабость. Слабость разрушительна, слабость пагубна и обременительна. Слабость - непростительная роскошь, за которую приходится расплачиваться другим. А по какому праву? Почему кто - то может себе позволять оставаться слабым и инфантильным, не желающим принимать на себя ответственность даже за самого себя человеком? По какому праву кто - то позволяет себе злоупотреблять его добротой, делая его заложником своей слабости? И с какой стати он, Жуков должен поощрять эти злоупотребления, вызволяя в очередной раз этого "слабака" из неприятностей, растрачивая на него свои ресурсы и силы, при том, что мог бы найти им и лучшее применение. Жуков - не рассуждающий (не "заботливый") сенсорик. В няньки не годится (это не его профиль), нянчится ни с кем не любит. Он и с детьми малыми бывает суров (до такой степени, что его иногда и од суд отдают: за то, например, что он будучи воспитателем в детском саду травмирует психику малышей обещанием "залить глаза клеем тому, кто не хочет (или не может) их сомкнуть в тихий час.) Если он так "нянчится" с малышами, с какой стати он будет чрезмерно опекать взрослых? (не дай Бог попасть к нянечке-сиделке -Жукову!). А Достоевский ни в чём так не нуждается, как в опеке. Причём, - исключительно душевной, предельно искренней, заботливой, преувеличенной. А в искренность заботы Жукова Достоевский не поверит никогда: вот как только взглянет на его лицо - угрюмо насупленное - так сразу и не поверит. Извиняться начнёт за свою слабость, говорить: "Я тебе, наверное, много хлопот доставляю, много сил отнимаю…" - и при этом заискивающе смотрит ему (Жукову) в глаза, словно желает найти в них опровержение своим опасениям. И не находит. Потому, что весь этот процесс ухаживания Жукова действительно очень изнуряет и выматывает. Даже при том, что он сочувствует и сострадает чужой слабости (хотя ему, при его точке зрения, очень трудно сострадать чужой слабости), ему трудно постоянно притворяться сострадающим, утешать и успокаивать беспокойного, на этот счёт, Достоевского. При том, что оба (конструктивисты, инертные этики) ненавидят притворство. Достоевский боится кому - то быть в тягость, но и без опеки в сложных жизненных обстоятельствах тоже оставаться не может. Чувствует себя виноватым за вынужденную трату чужих сил и средств и очень страдает от чувства вины - слишком разрушительного и противоречивого для него и его деклатимной модели (модели его ТИМа). Быть кому - то в тягость - это так неэтично, а принуждать кого - то заботиться о себе - неэтично вдвойне! А быть вынужденным принуждать кого - то к опеке - и стыдно, и унизительно, и неэтично! Поэтому, ему только и остаётся, что надеяться на искренность чувств, - сострадания, любви и заботы - опекающего его человека, а если Достоевский не видит и не находит в глазах даже отблеска этой искренности, он очень и очень от этого страдает. Собственное положение в семье, в доме кажется ему непрочным. Желая упрочнить его, он становится требовательным по отношению к своим домочадцам.

Пользуясь правами доминирования, будучи главой семьи и системы, Достоевский нередко терроризирует Жукова. Из страха оказаться зависимым от него, Достоевский старается полностью подчинить его, подавить его волю. При этом результатами он никогда не бывает доволен: "У страха глаза велики", а Достоевский боится волевого произвола Жукова и заранее пугается малейшего проявления его агрессивности; боится малейшего проявления его недовольства и раздражения. Страх порождает агрессию. И под влиянием страха Достоевский становится агрессивным, мнительным, подозрительным и нетерпимым. Настраивает против Жукова окружающих, ведёт информационную войну, последствия которой могут быть трагическими для обоих.

Пример:

Пример: свекровь ЭИИ (Достоевский) прожив в активационном браке более шестидесяти лет овдовела, но считала себя виноватой в смерти мужа- Габена, которого действительно (профилактики ради) последние двадцать лет их совместной жизни беспощадно изводила истериками, так что, желая себя оградить от её нападок, он глубоко замкнулся в себе и последние несколько лет ни "узнавал" её, не общался с ней, ни разговаривал. Считая себя виновной в его в его смерти (а умер он в возрасте 85 -лет), она очень хотела последовать за ним, много плакала, мучила себя голодом. В течение десяти лет она находилась на попечении невестки - Жукова (55 лет), которой не легко было за ней ухаживать, но ещё труднее было терпеливо выслушивать всё её бесконечные жалобы, рассказы о том, как её “мучают” в этом доме, как злоупотребляют её слабостью и незащищённостью, пользуются её деликатностью, из - за чего она вынуждена мириться с произволом и грубым поведением своей невестки. Невестка - Жуков невыносимо страдала от всех этих обвинений (+б.э.4), терпеливо сносила их, хотя и пыталась иногда оправдаться: “Да что вы, мама, наговариваете? Кто вас обижает?”. Но эти постоянные жалобы свекрови (которые тут же становились предметом всеобщего обсуждения родственников и их осуждения) её вечные стенания, усугублённые болезнью, старческой беспомощностью и вынужденными пространственными ограничениями, ей переносить было очень трудно. Никто из родственников не мог бы с точностью указать причину трёх инфарктов, перенесённых невесткой - Жуковым за эти десять лет, но вечные придирки, причитания, упрёки свекрови и вызванные ими муки совести всё же сыграли свою роль и оказались здесь не на последнем месте. (По общему мнению, проживи свекровь чуть дольше, у невестки был бы и четвёртый инфаркт. А у свекрови была бы реальная возможность её пережить.)

Этот случай можно рассматривать и как пример взаимного давления на т.н.с.
Прежде всего, свекровь страдала как от собственной физической беспомощности (аспект волевой сенсорики - мобилизационная функция и "зона страха" в модели Достоевского), от необходимости зависеть от доброй воли и расположения своей невестки, этические недостатки которой она отчётливо видела (как то: угрюмость, замкнутость, резкость, вспыльчивость, отсутствие душевности, открытости, доброжелательности; неумение ладить с людьми). Все эти проблематичные качества внушали ей опасение, и она заранее пыталась обезопасить себя, воздействуя на невестку жалобами и упрёками, предостерегая её от возможных проявлений жестокости, которые хоть (по заявлению свидетелей) и не имели место в данном случае, но констатировались свекровью и воспринималось ею как объективный факт. Это несправедливое обвинение обижало и унижало невестку: не было никакого плохого обращения со свекровью, - всё это были её субъективные страхи и домыслы. Так, за что же невестка должна страдать? из - за чего выслушивать упрёки?). Можно, конечно, и оставаться глухим к подобного рода критике. Но тогда уже возникает ситуация характерная для взаимодействия двух стратегов: каждый из которых следует своим курсом, игнорируя замечания другого.

(Сценка в супермаркете: проходят по рядам мать - Достоевский (хрупкая , пожилая женщина), и великовозрастный детина - Жуков (двух- метровый здоровяк). Мать, отбирая продукты в тележку, скороговоркой, этак, приговаривает: “ Ничего я тебе не куплю, и не проси... Лучше и не проси, ничего не куплю, и не проси...” А он добродушно улыбается и так же, скороговоркой, отвечает: “ Да что ты, в самом деле, всё ты мне купишь... Да брось ты, в самом деле... Да чё ты, я не знаю...” Вот так идут и добродушно переругиваются. Точнее, добродушен он - он улыбается, потому что знает, что она выполнит его волю, сделает так, как он захочет. У неё же вид довольно испуганный - она чувствует свою беспомощность и страдает от этого; вот уже много лет, как страдает, и в чём - то привыкла к этому страданию, а в чём - то и не может привыкнуть.)

13. Позиция Достоевского: "Поверь в собственную невиновность и освободись от чувства вины"

Как уже говорилось, из - за интегративных свойств деклатимной модели (требующей цельности и единства мнений) деклатиму испытывать чувство вины (как состояния глубочайшего конфликта с самим собой) очень и очень трудно.

Достоевскому необходимо чувствовать себя невиновным по многим причинам:

Прежде всего к этому обязывает его наличие в модели программного аспекта "безупречной этики отношений" "этики морального превосходства" ( +б.э.1 ) и творческого аспекта альтернативной интуиции возможностей (-ч.и.), который её защищает и оправдывает при любых обстоятельствах. Даже при почти полном отсутствии шансов.
Инстинкт экологической целесообразности ( ЭКО - целесообразности) не позволяет деклатиму отказываться от такого благоприобретения его модели, как интуиция альтернативных потенциальных возможностей (-ч.и.2) , которая практически беспредельно расширяет границы дозволенного. Поэтому нечего и ожидать, что Достоевский упустит возможность оправдаться даже при абсолютном отсутствии шансов).
Вследствие высоких запросов амбициозного и аристократичного аспекта этики моральных преимуществ , а также, вследствие высоких требований к себе и к другим, ЭИИ, Достоевский часто попадает в сложную ситуацию, при которой всю вину и ответственность за неудачу приходится сваливать на кого придётся, или на того, кто эту вину на себя примет. В противном случае ЭИИ себе этой вины не простит.

Если же другой человек эту вину на себя возьмёт, ЭИИ примет это жертву как дружескую помощь, будет благодарен какое - то время, но недолго: зачем ему одно чувство вины подменять другим? Кому понравится чувствовать себя всё время кому - то обязанным?

Долгое время жить в долгу перед кем - то ЭИИ, Достоевский не сможет (как и никто другой). Его амбициозная программа "этика моральных преимуществ" (+б.э.1) не потерпит такого удара по своим приоритетным позициям. Значит, выход остаётся только один: перестать чувствовать себя должником как можно скорее. Прежде всего, это и в интересах "кредитора": зачем ему наживать врага в лице своего "должника"? Так, постепенно возникшее у ЭИИ чувство признательности сменяется обидой и желанием поскорее забыть о долге перед человеком, который его фактически перед самим собой "обелил". Постараться отречься от этого долга, "списать" его куда - нибудь. Хотя бы даже на того, кто его на себя взял.

И тогда в ход вступает следующее рассуждение: "Если человек не виноват, зачем же он тогда признал свою вину? А если признал, значит виноват. А может быть и вправду виноват, только я об этом не знаю, а объективно его доля вины в этом деле существует¹. А если виноват, тогда пусть отвечает. Я - то здесь при чём? Получается, моей вины здесь никакой нет!.. И я понапрасну расстраиваюсь…"

¹ Типичная "логика самооправдания" деклатима - интуита- объективиста (ЭИИ, ИЭЭ, ЛИЭ, ИЛИ) необходимая ему для повышения самооценки по аспекту этики отношений, приоритетному в квадрах объективистов.

Приободрённый таким рассуждением, ЭИИ спешит поделиться этой новостью со всеми "сочувствующими", которые со своей стороны убеждают его "не оставлять этого так без последствий" (народ хочет крови, жаждет справедливости, что с него возьмёшь?)

"Ты пострадал, тебе и карты в руки! Ты, главное, этого так не оставляй!" - убеждают его "болельщики", и ЭИИ понимает, что теперь он должен возглавить движение "праведно возмущённых", хотя бы для того, чтобы отвести подозрения от себя. (Если он будет слишком мягок с "обвиняемым", его долг перед ним возрастёт, а его вина в этом деле станет очевидной для всех. )

Самооправдание и скорейшее освобождение от чувства вины позволяет ЭИИ превратиться из обвиняемого в обвинителя. (Эту способность ЭИИ к перевоплощению великолепно отразил режиссёр Карен Шахназаров в своём (замечательном!) фильме "Яды. Или всемирная история отравлений", где одна из героинь - неверная жена Катя (ЭИИ, Достоевский), попадаясь мужу на глаза в момент совершения прелюбодеяния с соседом, слесарем Шараповым, всякий раз возмущённо кричала на своего испуганного и глубоко шокированного супруга: "Олег, что ты себе позволяешь?! Как ты себя ведёшь?! Совесть надо иметь!". И тут же, прикидываясь ангелом, лебезила перед соседом: "Извините, Арнольд, идите к себе в квартиру; я сейчас к вам приду…")

Способность мгновенно превращаться из обвиняемого в обвинителя, чаще всего наводит на мысль о самопроизвольном лицемерии, двуличии и дву - стандартности отношений ЭИИ, Достоевского, обусловленной формулой его ЭГО- блока (+б.э., -ч.и.), где изобретательная интуиция потенциальных возможностей (реальных и мнимых) творчески оправдывает любую его этическую позицию и инициативу, какова бы они ни была. А при жестокой статике интровертного этического аспекта (+б.э.1) она всегда будет жёстко непогрешимой. Принимая в деклатимной модели эволюционно - иерархическое направление ( + ) и "преобразуясь" в "этику структурных преимуществ", она оказывается непогрешимой при всех возможных (и невозможных) условиях. И обеспечивает свойством превращаться из обвиняемых в обвинителей и другие ТИМы деклатимной модели.

14. Достоевский. Признание вины

Когда вину отрицать трудно, когда вина доказана и очевидна, Достоевскому трудно верить в собственную невиновность, трудно взваливать свою вину на чужую голову, но ещё трудней закреплять вину за собой. Его программная этика отношений "этика нравственных преимуществ" (+б.э.1) не выдерживает такой нравственной перегрузки (не выдерживает груза вины), занижения самооценки не переносит.

При своей амбициозной "этике нравственных преимуществ" (+б.э.1) Достоевский очень боится общественного порицания и осуждения. Необходимость признавать свою вину приводит его в отчаяние. И тем не менее, он скорее согласится сам признать свою вину, чем будет выслушивать упрёки и обвинения со стороны, которые подействуют на него как удары бича: уж лучше самобичевание, чем публичная казнь. И техника самобичевания у Достоевского отработана наилучшим образом и включает в себя все формы его самозащиты, применяемые в экстремальных условиях.

Достоевский не переносит упрёков и своё публичное раскаяние он выставляет и КАК УСТУПКУ в надежде на то, что кто - нибудь другой (добрый и сочувствующий) В КАЧЕСТВЕ ОТВЕТНОЙ УСТУПКИ попробует его разубедить. С стороны это выглядит как ритуал: ЭИИ, мучимый угрызениями совести, заламывает руки, плачет и причитает: "Ах, это всё из - за меня произошло! Это моя вина, если бы не я, этого бы не случилось!.." (по примеру "добреньких" героинь фильмов сороковых годов страдальчески закатывает глаза, всхлипывает, сморкается в передник). Сострадательный человек, готовый облегчить его совесть, выступает с ответной уступкой, утешает, пытается его переубедит, говорит: "Да нет, что вы, никакой вашей вины в этом нет!.." Достоевский ему возражает: "Ах, нет, что вы! Я знаю, это моя вина! Это всё из - за меня произошло! Если бы не я, этого бы не случилось!.." Сострадательный: "Не корите себя, это не ваша вина…" Достоевский: "Ах, нет!.. Я знаю, что моя!.. Мне нет прощения!"

И так до бесконечности. До тех пор, пока оба не устанут возражать друг другу. Достоевский, чувствуя, что терпение "сострадательного" иссякает, начинает уступать его мнению (а то ещё, чего доброго, передумает, и придётся разыгрывать спектакль заново, с самого начала). Улыбаясь сквозь слёзы (как героини голливудских мелодрам), он, глядя в глаза доброму человеку, с надеждой спрашивает: "Вы действительно думаете, что моей вины здесь нет?". И получив утвердительный ответ, успокаивается.

Хуже, когда соконтактник предлагает разрешить ситуацию общими усилиями. Например, говорит: "Слезами горю не поможешь. Давай сядем, поговорим, обсудим, как можно исправить положение." Достоевского такой вариант не устраивает: это значит, что сострадательный человек НЕ ВЕРИТ в его невиновность, то есть допускает возможность, что Достоевский действительно мог совершить дурной поступок, сознательно причинить кому - то зло. А это уже оскорбительно для самого Достоевского; это удар по самолюбию и самооценке (по его программной этике отношений, моральные преимущества которой он обязан защищать, как последний рубеж).

В свете защиты этих нравственных преимуществ он и распаляется гневом так, что всё вокруг плавится и закипает. С откровенной ненавистью, с выпученными от возмущения глазами, Достоевский обрушивается на "доброхота" с криками: "Оставьте меня! Мне ничего от вас не нужно! Обойдусь я и без вашей помощи!" - отворачивается и продолжает рыдать, уткнувшись носом в спинку кресла (или дивана). (В эту трудную для него минуту ему важно испытывать ощущения сенсорного комфорта, ощущать чью - то мягкость, уступчивость, податливость, чувствовать чью - то физическую поддержку рядом с собой, чьё - то тепло.

— Понятно. Спинка кресла для этого подходит больше всего.

— За неимением дружеского плеча, можно выплакаться и в спинку кресла. Главное - ощущать себя "выше этого" (выше подозрений и обвинений), сохранить чувство собственного достоинства или, хотя бы, видимость морального преимущества сохранить за собой.)

И самый худший вариант - это, когда в условиях самобичевания и раскаяния соконтактником Достоевского оказывается его конфликтёр - СЛЭ, Жуков. Как истинный бета - квадрал, он совершенно искренне считает, что если человек сам (и без принуждения) признаёт свою вину, значит действительно виноват: кому охота без достаточных на то оснований выставлять себя на порицание и становиться козлом отпущения? В бета - квадре не так - то легко найти виноватого, даже если кто - то действительно виноват. А тут человек сам признаёт свою вину, кричит во всеуслышанье: "Я виноват!". Раз кричит, значит так оно и есть; ему видней.

Жуков не считает нужным утешать провинившегося. Свою миссию в этот момент он видит в том, чтобы указать человеку на его ошибку, заставить его осознать меру своей ответственности за совершённый им проступок. А для этого необходимо со всей строгостью, его осудить, пристыдить, заставить испытать душевные муки и угрызения совести, чтобы страданиями он искупил свою вину, чтобы больше таких поступков не совершал. Именно эту мягкую (по его мнению) форму наказания (которая всего - то и является "учёбой уму - разуму") Жуков и считает своей первой, основной и единственной уступкой. Других уступок он в этой ситуации Достоевскому не делает. Но Достоевскому и этого достаточно, чтобы посчитать наказание слишком жестоким. И он обрушивается на Жукова со встречными обвинениями (хотя бы уже на том основании, что Жукову никто не давал права усугублять страдания Достоевского строгими выговорами и упрёками, никто не давал права закреплять за ним эту вину только потому, что он сам её на себя берёт, никто не давал права его осуждать.)

А вот сути этих нападок Жуков уже совершенно не понимает: если человек принимает на себя вину, значит он должен на себя принять и наказание; он должен сделать выводы на будущее, чтобы никогда больше не совершать таких проступков. А он, виноватый этот, вместо того, чтобы выслушать наставление и принять его сведенью, возмущается, хамит, дерзит, вместо того, чтобы молчать и слушать ("может он хочет, чтобы его за всё это по головке погладили?!").

Придя к выводу, что "виноватый" слишком много на себя берёт ("много о себе воображает"), Жуков так напрямую его и спрашивает: "Может ты хочешь, чтобы тебя по головке погладили?! Нотации ему не нравятся! Ишь ты, какой!".

Достоевский чувствует себя оскорблённым, Жуков - разгневанным. Тут и разгорается настоящий конфликт: Жуков не понимает, чем вызвана такая агрессивная реакция Достоевского, - что он такого сказал? Он же правду сказал! А за правду ему должны быть благодарны…

Достоевский со своей стороны не понимает, как можно быть таким жестоким и грубым, таким бесчувственным к чужому горю! Ведь видно же, что человек признал свою вину! Так нет, - нужно обязательно высыпать соль на раны, "ткнуть носом" в прежние ошибки, усугубить страдание, заставить снова пережить обиду, заново прочувствовать свою вину и устыдиться собственных деяний… Находятся ещё любители приумножать чужое горе!.. Как будто своего им мало… Что за люди!..

Часть III
Жуков - Достоевский. Социальный и политический конфликт

15. Достоевский; конфликт против конфликта ("клин клином вышибают")

Миролюбивому Достоевскому трудно понять причину неприязни и раздражения Жукова: ведь он всегда старается поступать так, "как лучше для всех", всегда желает людям мира и добра. Из самых добрых и миролюбивых побуждений, с позиций всеобщего примирения и консолидации всех самых позитивных сил, Достоевский непримиримо воюет с конфликтёрами всех мастей - с возбудителями агрессии и зачинщиками ссор и конфликтов. И прежде всего он ищет и находит конфликтёров в своей среде, в ближайшем своём окружении: кто-то косо взглянул, кто - то неделикатно ответил, холодно поздоровался, неприветливо встретил, заговорил на повышенных тонах …- Достоевский в каждом видит некий несовершенный в нравственном отношении объект. И подступает с упрёками и замечаниями к каждому (из ближайших своих окружающих), чьё поведение, как ему кажется, "оставляет желать лучшего", нуждается в этических поправках и доработках, которые он всегда считает уместным сделать, исходя из своей высоко требовательной этической программы (+б.э.1) и чрезвычайно изобретательной (на всякого рода альтернативные поправки и изменения) альтернативной интуиции потенциальных возможностей (-ч.и.2). Поэтому упрекнуть в неделикатном поведении может и скромнейшего, и тишайшего человека (и именно потому, что кроткого и покладистого легче "исправлять", не рискуя нарваться на встречный отпор, на неприятности).

Хотя у Достоевского и на этот счёт есть своя многократно проверенная система защиты. А именно, - многоликие и многообразные формы выражения разочарования и обиды (различной степени искренности), к которым он прибегает при каждом удобном случае, всякий раз, когда ему кажется, что ситуация выходит из - под контроля, а роль контролёра, наставника и воспитателя, которую он (по собственной инициативе) на себя берёт, ставит его в глупое и неловкое положение. И тем не менее, он продолжает воевать с потенциальными конфликтёрам, продолжает придираться по пустякам и навязывать всем свою волю, своё мнение, просто потому, что постоянная борьба с зачатками конфликта, с проступающими в каждом человеке искрами агрессии, становится его обычным состоянием, основным и самым привычным занятием в жизни, его глобальной жизненной программой и целью.

Достоевский будет воевать с конфликтёрами, пока в мире существует конфликт. Своими нападками на "агрессивную сущность" человека он провоцирует в нём ответную защитную меру (часто проявляющуюся в форме агрессивной защиты) и на этот "очаг пробудившейся агрессии" снова и снова нападает. Вызывает встречную агрессию своими нападками и снова пытается её подавить, заглушить, искоренить, уничтожить. Если человек изначально не проявляет агрессии и не даёт повода для нападок, у Достоевского есть способ спровоцировать эту агрессию: он может раздразнить человека неоправданными придирками, необдуманными (как кажется на первый взгляд) замечаниями. И, наконец, просто глупыми, дурашливыми выходками, ехидными насмешками, обидными колкостями и необоснованными упрёками. По творческой и альтернативной интуиции потенциальных возможностей (-ч.и.2) у Достоевского находится огромное количество способов вызвать раздражение или недовольство человека, навязывая ему какую - то абсурдную или неуместную альтернативу. Откажется - будет повод побороться с его "упрямством", согласится - будет повод выйти на прямое раздражение, вызванное его уступчивостью, будет повод посмеяться над ним и унизить его за эту уступчивость. Достоевский как "творческий пересмешник" (как "зеркальщик" Гексли) найдёт способ раздразнить человека и, создав прецедент для конфликта, найдёт способ пробудить в нём "потенциального конфликтёра", которого можно будет "взять под контроль", "начать исправлять и перевоспитывать - выявлять и искоренять в нём его агрессивное начало, действуя из самых лучших и самых миролюбивых побуждений. При этом, неизменно терроризируя окружающих постоянными придирками и нападками, угнетая и подавляя их с определёнными ранговыми выгодами для себя, устанавливая для себя (посредством постоянного террора окружающих) по аспекту этики отношений преимущественные и привилегированные позиции в социальной системе (+б.э.1), Достоевский НЕ ЗАМЕЧАЕТ собственной жестокой диктатуры, не замечает собственной высокомерия, собственной властности и жестокости по отношению к другим. Не замечает того, что сам же и становится возбудителем агрессии, источником их конфликтного отношения с окружающим миром (если самый близкий, "добрейший" и "миролюбивейший" человек так жестоко, подло и лицемерно поступает с ними, то что же ожидать от других, не таких "миролюбивых и добрых"?). "Стерильно - миролюбивый розово - иллюзорный мир, насильственно насаждаемый Достоевским, становится для них опасной и враждебной средой, полной обманных несоответствий желаемого действительному, полной встречающихся на каждом шагу "ловушек" и разочарований. В свете этих реальных контрастов пугающей своей неизвестностью мнимо - реальной окружающей среды, сам Достоевский кажется единственной позитивной "точкой опоры" в этом агрессивном, пугающем мире, единственным "светочем" в "тёмном царстве", единственной путеводной звездой, а окружающая его "благоприятная среда" - единственной, пригодной для жизни средой обитания, "спасительным полем", "благодатным оазисом", вследствие чего и значимость собственного статуса Достоевского, ещё более повышается. И Достоевский в этой связи выступает уже не только в роли "духовного наставника", "учителя", ("гуру"), но и в роли некоего "спасителя", способного расширить размеры этого "оазиса", этой "благодатной, благоприятной среды" для всё большего количества "избранных" людей. Становится человеком, способны увести своих последователей в некий далёкий и благополучный мир, где они будут существовать в самых удобных и психологически благоприятных для себя условиях. Но опять же только в том случае, если, существуя в реально неблагоприятной для себя среде, смогут "победить в себе гордыню", уничтожить предрасположенность к конфликту, подавить в себе склонность к агрессии. (А по сути, - уничтожить в себе волю к сопротивлению (до основания) и пополнить собой тот самый "очищенный от агрессивности", рафинированно - стерильный контингент "незлобивых, уступчивых и кротких" ("агнцев"), которые одни только и смогут (как кажется ЭИИ) бесконфликтно существовать в этом мире).

В силу стратегической (широко - масштабной, массовой, глобальной) целевой направленности программного аспекта этики отношений Достоевского (+б.э.1) естественным результатом такой "непримиримой борьбы с зачатками агрессивности" становится создание очередной "паствы" - очередной, поначалу, ограниченного круга секты "просветлённых", "спасённых", "избранных", в которой "бессменным пастырем", непременным идейным и духовным наставником, вдохновителем суровым и требовательным руководителем неизменно становится ЭИИ (Достоевский), переводя себя ("тихого, скромного, непритязательного") из последних, да в первые. (И это тоже закономерно: потому что, в отличие от этической программы способного постоять за себя решительного этика - сенсорика Драйзера (- б.э.1), ориентированной на быстрое и оперативное достижение тактических целей и решение локальных этических задач, глобальная (стратегическая) этика отношений Достоевского (+б.э.1), стратегически ориентированная на далёкие и труднодостижимые цели, может быть успешно реализована только будучи внедряемой "широким фронтом": чем больше будет доброжелательных, кротких и деликатных людей на Земле, тем легче можно будет мирно взаимодействовать друг с другом. В одиночку эту задачу не решить, а в широкомасштабном, массовом порядке (при наличии глубокой веры в светлые этические идеалы (+б.э.1), при наличии надежды на реальную возможность достижения этой цели (-ч.и.2) она (при всём своём кажущемся идеализме), оказывается реально выполнимой (и в лучших своих интерпретациях является образцом высокого уровня развития этических отношений в цивилизованном обществе).

16. Достоевский. Борьба с насилием в окружающей среде.
(Сектантское движение в ожидании "конца света" как широкомасштабная борьба с мировой экспансией и безжалостной эксплуатацией природных ресурсов, ведущей к самоистреблению.)

На благополучном Западе (в Канаде, в Англии, в Австралии и не только) получило распространение политическое движение "самых позитивных и сознательных защитников природной среды", желающих ценой преждевременной гибели всего человечества сохранить целостность природных богатств и уберечь природные ресурсы планеты от преждевременного истощения. Рассматривая "конец света", как близкую и вполне предсказуемую в связи с этим, экологическую катастрофу, они предлагают её заменить катастрофой демографической, утверждая, что все сознательные и позитивные силы планеты должны самоустраниться, лишить себя права на существование и продолжение рода, просто потому, что остальные, "несознательные" товарищи этого не сделают: будут продолжать жить и размножаться, истощая ресурсы Земли. Единственные, кто не так активно истощает ресурсы планеты - это беднейшие жители неблагополучных и слаборазвитых стран (что они там вообще потребляют? - в сравнении с экономически развитыми и благополучными - пустяки!) Многие жители неблагополучных и слаборазвитых стран вообще существуют за счёт примитивной охоты и собирательства остатков пищи, недоеденной хищниками - также, как и их далёкие предки - гоминиды на раннем этапе антропогенеза 2, 5 млн. лет назад. Вот к этому уровню защитники окружающей среды и призывают прийти человечество. Но, опять же не всё! Те, кто привыкли к цивилизованным условиям существования - образованные и просвещённые - к этому уровню вернуться не смогут. Да и жестоко было бы от них этого требовать, поэтому апеллировать надо к самым сознательным и позитивно настроенным из них, действовать личным примером, убеждая их последовать за собой на тот свет, не оставляя после себя ни материальных благ, ни потомства. Всё как ни есть, должно остаться "диким охотникам", которые после самоустранения цивилизованной части планеты (составляющей на сегодняшний день 85% населения) должны органично слиться с окружающей средой и повести эволюцию Земли вспять, сохраняя природные ресурсы эко - среды, не меняя своего естественного образа жизни. То есть, предлагают человечеству в добровольно - принудительном порядке сократить численность населения на пять шестых, а оставшейся (одной шестой) части населения вторично деградировать, возвращаясь к примитивному состоянию и примитивным формам существования, аннулировав и уничтожив все достижения культуры и цивилизации, весь эволюционный опыт и все достижения человечества за прошедшие 2,5 миллиона лет.

— Зачем им это нужно?!..

— "А затем, что прокопали Землю чуть только что не насквозь! - наивно отвечают они. - Осталось только до ядра докопаться и можно общим скопом взлетать на воздух: сдуется планета, как воздушный шарик, и мы здесь на ней все погибнем! А так, хоть звери и примитивные люди в живых останутся! Должен же кто - то подумать и о них!"

Вот эти "деятели"- эти сектанты, маскирующиеся под "грин-писовцев" (под "зелёных") в ожидании экологического "конца света" и предлагают свой вариант решения проблемы: пусть самые совестливые и самые лучшие пожертвуют собой во имя общего блага оставшейся части человечества: самоустранятся, откажутся от продолжения рода, от дальнейшего существования и уступят своё место под солнцем "бессовестным" и "примитивным". Пусть они - эти сознательные и высоко - духовные покажут пример истинного благородства и самопожертвования во имя добра и торжества истинного разума на Земле! Пусть покажут всем этим "бессовестным" и "примитивным" пример истинного торжества добродетели и наивысшего морального превосходства. (В качестве первой и экстренной меры представители этой "организации" предлагают своим последователям срочным порядком стерилизоваться. Имена и портреты "героев" регулярно вывешивают на страницах своего сайта, откуда стараниями сочувствующих движению журналистов, они попадают в печать.¹)

¹ В это трудно поверить, но вот статья в британской газете Мэил о женщине, сознательно выбравшей стерилизацию "ради спасения планеты". А вот, например, как они пропагандируют свои идеи подрастающему поколению. (Прим. редактора.)

Что можно сказать "за этот" поразительный по своему фантастическому абсурду, порождённому фантастическим же невежеством и инфантилизмом проект, потрясающий своим изуверством, и своей вопиющей амбициозностью, к сожалению свойственной ЭИИ, Достоевскому, выражаемой идеей жертвенного гуманизма и проявляющейся во многих сектантских и религиозных культах на протяжении последних нескольких тысячелетий…

Если от кого и можно ждать "конца света" (как конца сознания), то как раз от таких вот инфантильных и утопающих в своём инфантилизирующем невежестве этиков - интуитов. У инфантильных ЛОГИКОВ - интуитов (Дон - Кихота и Робеспьера) как у квестимов, постоянно расширяющих новыми вопросами границы непознанного, есть хотя бы жажда к познанию, есть хотя бы стремление познавать. А деклатимные инфантильные -интуиты - деклатимы (они же - этики и аристократы) не желают себя унижать положением ученика: замкнутые в своей деклатимной самодостаточности, они считают процесс познания не самым обязательным занятием для себя. (Да и некогда им познавать: конец света вот - вот наступит! Надо Землю спасать, жертвовать собой и другими тоже. А лучше - только другими. Для себя любимых, амбициозных, морально и нравственно превосходящих нужно освободить место "гуру" на этом жертвенном Олимпе. А для этого необходимо стать ядром секты и, создавая свою иерархию (без иерархии аристократу нельзя!), всё большее количество членов в неё привлекать. В России уже насчитывается 600.000 членов тоталитарных сект, ожидающих (по причине собственной глупости и невежества) наступления конца света и готовых пожертвовать ради этого (из "самых гуманных", а на деле - самых амбициозных и самых стадных побуждений) своей судьбой и своей жизнью, судьбой и жизнью своих детей.

В силу особенностей своего психотипа, иногда даже будучи атеистом, даже не входя ни в какую секту, к самопожертвованию во имя добра, к уступкам и подчинению превосходящему по силам противнику, к положению обречённой на гибель "жертвы" (тотального или авторитарного террора) призывают своих подопечных (и своих детей) родители и наставники инфантильные этики - интуиты, поучая: "Уступи, будь выше этого, будь чище, будь совестливей, будь сознательней, прояви моральное превосходство". Зато потом, отдав на милость победителя свою "жертвенную овечку", но так и не "умилостив" "злобные божества" (или тех, кто себя таковыми считает), эти же праведники - наставники заявляют: "Господь забрал у нас самое дорогое!". (Вариант того, как раньше говорили "Боги первыми забирают всегда самых лучших") - то есть, по сути совершают акт языческого культового жертвоприношения.

Но сложившаяся на протяжении сотен тысяч лет готовность жертвовать самым дорогим для устранения опасности, нависшей над всем домом простыми религиозными запретами (и даже строжайшими заповедями Ветхого Завета), как показывает история, не отменяется: возникают всё новые и новые секты, манипулирующие позитивными стимулами людей, и задающие новые импульсы и новые сферы применения этого архаичного метода суеверно - мистического способа "умиротворения зла" и "утоления собственных страхов", позволяющих прикрываться ребёнком как щитом, действуя (и рассуждая) по принципу: "Если Господь уже забрал у нас самое чистое, светлое и дорогое (дитя), он уже нас (остальных) не тронет. Наша семья уже заплатила ему свою дань. Мы можем, теперь мы имеем право жить спокойно (хотя бы какое - то время)". Спокойствие, таким образом, покупается жизнью и смертью детей.

В определённых кругах уже активно внедряется первый этап вышеупомянутого проекта массового жертвоприношения, ценой которого "новые зелёные" предполагают спасти мир: чтобы отказаться от рождения будущих внуков, уже существующих детей тоже надо запрограммировать на массовое "самоустранение". (Их тоже надо воспитывать высоконравственными, совестливыми и сознательными, готовым уступить своё место под солнцем "бессовестным" и "несознательным", готовым "быть выше" желания жить и радоваться жизни, выше желания продолжать свой род (которое, на самом деле, не "желание" вовсе, а инстинкт, - главнейшее свойство живого, но, тем не менее, и его тоже предполагается подавлять…)

17. Достоевский. Позиция "Мир без насилия". Широкомасштабные ограничения, запреты и бойкоты как борьба с насилием и зачатками агрессивности.

Чего там далеко в Канаду ходить, когда наши, отечественные "стерилизаторы" уже "догоняют" тамошних. Ратуют за стерилизацию источников информации. Предлагают ввести запрет на литературу героического и патриотического жанра, включая рыцарские романы и произведения мифологического эпоса, которые и считают главными рассадниками агрессивности и источниками всех бед. "Песнь о Роланде", "Слово о полку Игореве" - в огонь! "Илиаду" и "Одиссею" - туда же! Античная мифология - позор для всего человечества! Подвиги Геракла - форменное безобразие! (Бедные зверюшки: бедная гидра, бедный лев!). Картину "Три богатыря" - вон из музея! (Шишкинских "мишек" можно оставить). Историю тоже нужно всю переписать заново. Кое о чём можно благополучно забыть. (О Куликовской битве и Ледовом побоище, например, лучше не вспоминать. О монголо - татарском иге - лучше не говорить: это может показаться кому - то обидным.) И вообще, все мировые источники информации надо пересмотреть и убрать из них всё, связанное с сопротивлением силе насилием. И тогда можно будет забыть о силе и о том, что в мире вообще когда - то существовало такое понятие. Пусть сила останется в сознании людей только как физическая величина. Да и её тоже можно будет потом заменить каким - то условным обозначением. Люди забудут о том, что в природе тоже когда - то существовала сила: силовые поединки зверей будут воспринимать только как игры, а сами от силового противоборства откажутся. Всех зверей объявят вегетарианцами, хищников переведут на сою. Все, включая зверей, станут тихими, кроткими, миролюбивыми, как овцы; все начнут уступать друг другу. За проявление самой большой слабости будут давать самые большие призы. Никому и никогда не понадобится уже кого - нибудь защищать, потому что не будет ни войн, ни агрессии: мир станет сказочно - чистым, стерильным, безоблачно тихим, спокойным, как полуденный штиль.

Вот только один вопрос остаётся: а что делать с Библией, в которой так много описаний сцен насилия и различных войн?

18. Жуков. Отношение к слабости, шутовству, юродству…

С этой самоубийственной позицией, ориентированный на слабость, на смерть от безволия, построенной на признании собственной несостоятельности (равно как и на признание несостоятельности всего человечества и неверие в его способность собственными силами решить свои политические и экологические проблемы) категорически не соглашается Жуков. Для него все эти пораженческие настроения - абсолютно неприемлемы, глубоко и принципиально антагонистичны! Для Жукова - это абсолютно противоположная (конфликтная и антагонистичная система воззрений), с которой он непримиримо борется, люто ненавидит, которую никогда не признает (находясь в здравом уме и твёрдой памяти) и которой никогда добровольно (и даже принудительно) не подчинится. Так что, настроить на информационное ограничение, на самопожертвование и самоустранение из этой жизни своих (уже, к счастью, родившихся) детей - СЛЭ (Жуковых) их инфантильным наставникам этикам- интуитам (ЭИИ, Достоевским) не удастся, сколько бы ни старались. Хотя зомбировать, воздействовать на них личным и массовым примером, манипулировать их психикой они могут. (Из 600. 000 россиян, ставших членами тоталитарных сект, безусловно какую - то (и немалую) часть занимают и представители этого ТИМа. Как достаточно обеспеченные и состоятельные люди нового времени, для руководителей этих сект они являются неплохой "поживой". Но вот тут как раз сложность вся в то и заключается, что Жуков и сам не любит быть "жертвой", "поживой", "наживкой" для других. И детей своих в этом ключе воспитывать не позволяет. Для Жукова СИЛА - ЭТО ГЛАВНОЕ УСЛОВИЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ: МАКСИМУМ СИЛЫ - ЭТО МИНИМУМ СЛАБОСТИ. МАКСИМУМ ПРОЧНОСТИ - ЭТО МИНИМУМ УЯЗВИМОСТИ.

И, зная ранимость и уязвимость доверчивой детской души, Жуков ни в коем случае не позволит забивать голову своим детям всякого рода "идеологией слабости", "беспредельного самоустранения и самоуничижения", "беспредельной уступчивости" и "пораженческой неуспешности", потому что детей своих хочет видеть людьми сильными, успешными и защищёнными собственной силой, умом, знаниями и всеми открывающимися перед ними возможностями и перспективами. (А не теми примиренцами - пораженцами, которые разбегаются "поджав хвост" не из страха перед потенциальным противником, а из страха самой перспективы борьбы, готовы заранее уступить и даровать победу кому угодно, готовы кого угодно склонить к перемирию, даже если их об этом не просят (и этого перемирия не "заказывают"), из одного только желания услужить и купить себе этой услугой милость и снисхождение победителя.)

Жуков ненавидит малодушных предателей, трусов, которые "трубят" о поражении, отговаривая от вступления в противоборство даже в целях защиты и обороны. И ненавидит тех, кто трубит о "конце света" вне всяких на то оснований, задолго до наступления конца. (Который по самым скромным подсчётам, экологически ожидается только через 50 миллионов лет, связан с дрейфом материков и вызванными этим резкими климатическими перепадами). Других "концов света" не намечается. (Разве только электричество у кого - то отключат.) Другое дело, что на ожидании "конца света" можно делать прибыльный бизнес. (Квартиры и имущество членов сект тоже надо куда - то сбывать). И тут Жуков может оказаться в числе передовиков этого сбыта (в числе посредников или организаторов этого бесперебойно налаженного "конвейера"). Тут "чисто коммерческие" интересы у Жукова с конфликтёром могут и совпадать. Но "идеологию жертвенной слабости", он и сам не примет, и детям не позволит навязывать. Он и к идеологии подвига "самопожертвования" относится подозрительно, из - за чего у него и возникают трения с его активатором - Гамлетом. А с конфликтёром он вступает в противоположную, антагонистическую активацию: чем больше тот спорит, тем больше возражает и активизируется Жуков - "воспламеняется" для нового противоборства с ним, для новой борьбы, новых споров и возражений. Потому, что, если кому - то другому он ещё и позволит дурить голову этим бреднями (этим "наркотиком", одурманивающим всех, заигравшихся этими лже - позитивными стимулами, всех склонных к самолюбованию и развращённых "грехом гордыни"), то своих детей точно не позволит пичкать этой "дурью", не позволит воспитывать из них убогих, юродивых. Не позволит юродствовать ни им, ни их наставникам.

Жуков ненавидит слабость во всех её проявлениях, ненавидит юродство как шутовство. В качестве примера уместно вспомнить гонения русских царей- СЛЭ - Петра I и Анны Иоановны на нищих - юродивых и "шутов". Назначение дворянина на "должность" "шута" - считалось самым унизительным наказанием - как это было с князем Голицыным, низведённым Анной Иоановной в шуты за самовольную женитьбу на католичке и самоуправный и вероотступнический переход в католичество. Из - за чего он потом был принудительно разведён со своей женой и возвращён в православие, но произведён в шуты. После чего и состоялась его "ледяная" свадьба с "шутихой" Бужениновой и знаменитая "брачная ночь" в специально построенном для этого ледяном дворце. Не лучше обращался с шутами и всеми, кого он делал таковыми и царь Пётр Алексеевич. С убогими и юродивыми обращались тоже очень сурово: мало - мальски пригодных специальным указом отправляли на военную службу. Остальных возвращали помещикам, отправляли на принудительные работы, продавали в рабство. В лучшем случае (только детей и женщин) - отправляли в монастырь. Волею русских императоров - СЛЭ (начиная от Петра) улицы городов от юродивых и убогих должны были быть очищены.

19. Конфликт СЛЭ и ЭИИ как противоборство субъективиста и объективиста; интересы личности против интересов системы

"Нет зверя, страшнее бешеной овцы"
(Русская народная поговорка)

Как показывают уроки истории (в том числе и истории России) великое множество способов "подрыва власти" может изобрести Достоевский из личной ненависти к "тотальному деспотизму" верховного доминанта, оправдывая свои действия позитивными мотивами (из желания сделать "как лучше").

Так, например, "самозванец" Лжедмитрий I, Григорий Отрепьев (ЭИИ, Достоевский) поставил под удар само существование Государства Российского из одного только простого и человеческого желания "наказать" за смерть убиенного царевича Дмитрия царя Бориса Годунову (чья причастность к смерти царевича Дмитрия до сих пор ещё вызывает сомнения). Желая в лице царя Бориса преподать урок всем деспотичным владыкам, "добренький" самозванец привёл на Русь полчища польских интервентов (позднее пожелавших передать московский престол польскому королевичу Владиславу), развязал гражданскую войну, известную в истории как "смутное время", продолжавшуюся десятилетие, унесшую сотни тысяч жизней, затормозившую и отбросившую Россию в её развитии на полтора столетия назад. То, что он сам при этом трагически погиб - это закономерный итог такой опасной авантюры. Хуже то, что страна (огромное государство) почти двадцать лет находилась на грани самоуничтожения, лишившись части населения (еще не успевшего прийти в себя после голода 1601-1603 гг), а так же немыслимого количества материальных средств, культурных ценностей и природных ресурсов. Невосполнимыми оказались и несметные потери, и тот колоссальный урон, нанесённый социально - экономическому и политическому положению страны, которую, как известно, из руин и из пепла пришлось возрождать. Дорогой ценой пришлось заплатить за "урок доброты и нравственности" этого амбициозного "воспитателя".

Аналогичным образом, спустя столетие, готов был поступить царевич Алексей (ЭИИ, Достоевский), выражая посредством откровенного бойкота и ярко выраженным конфликтом со своим отцом, царём Петром I (СЛЭ, Жуковым) свой протест против проводимых им реформ (в частности тех, которые ущемляли интересы церкви, подрывали доверие к ней, её авторитет, её иерархическую и экономическую основу). А царевич всего - то и хотел попросить политического убежища у какого - нибудь влиятельного европейского государя (у австрийского императора) и жить тихо и мирно в Европе как частное лицо, не вникая в дела государства Российского и не имея к нему никакого отношения, игнорируя, таким образом распоряжения царя Петра, бойкотируя его требования включиться в работу по управлению государственными делами, и одновременно, "наказывая" его демонстративным безразличием к интересам государства, которое тут же приняло форму политического протеста и заговора, в результате которого возникла угроза новых политических конфликтов. В частности, появился новый лже - царевич (теперь уже Алексей) из числа донских казаков, новые турецкие и шведские войска подступили к границам России, готовые в любую минуту вторгнуться на её территорию и свести на нет все предыдущие завоевания в Северной войне (которая еще продолжалась). Если встать на позицию безусловной защиты интересов и прав личности, можно попытаться оправдать действия царевича, сказать, что он "не виноват" в том, что родился престолонаследником, и имел право жить так, как хотел, оставаясь независимым в своих действиях и безучастным ко всем, происходящим вокруг него социально - политическим преобразованиям, "частным лицом". Но тогда почему же всё - таки он оказался "виноватым", почему должен был держать ответ за свой поступок? Просто потому, что его частные интересы вступили в противоречие с интересами государства (интересами системы), которые он фактически предал своей безучастностью. Потому, что от рождения получил права и обязанности иерарха системы, которые не имел права игнорировать, не отказавшись от них. А царевич ни признавать их, ни отказываться от них не хотел. Не устраивала его ни та, ни другая альтернатива: не хотел он быть государем, не хотел он и постригаться в монахи. Хотел быть частным, светским лицом в западноевропейском государстве, но жить на средства унаследованные при рождении (продать пару деревенек в России и купить на эти деньги поместье в Австрии) - только и всего! (То есть, хотел поступить "как лучше" -- так, чтобы никого не обижать, но тем не менее оптимально решить свои частные дела и проблемы: стать подданным другого государя и прятаться за его спиной от отцовского гнева, против которого он себя чувствовал незащищённым. Кому бы это помешало, если бы он так поступил? (Продал бы две деревеньки, получил бы право жительства в Австрии, или ему ещё что - то нужно было продать, чтобы заручиться поддержкой столь влиятельной персоны?) Как выяснилось, ему надо было при этом "продать" (или куда - то "пристроить") своё право первородства, своё престолонаследие. А стань он подданным австрийского кесаря, и вся Россия (по существовавшему тогда международному праву) могла стать австрийской провинцией (даже при том, что он всего лишь хотел остаться для всех "хорошим", хотел сделать "как лучше для всех" и ничего плохого для своей страны не желал). Но даже в силу этого своего недомыслия, недопонимания сложившихся условий, из желания оставаться безучастным к породившей его системе, к своей семье, своей отчизне (к своему отцу - человеку её возглавляющему, к людям её составляющим), он фактически предавал свою страну, сначала невольно, а потом уже и намеренно создавая условия для политического переворота и для вторжения западных войск в Россию. Действуя по принципу: "Права личности выше интересов системы", он не задумывался о том, права личности - это не только то, что человек себе самовольно, по собственному усмотрению присваивает, но и то, что система, исходя из интересов экологической целесообразности ему предоставляет. Вот исходя из интересов экологической (социально - политической) целесообразности царевич должен был выбрать одну из двух альтернатив, предложенных отцом. Либо предложить третью: объявить себя больным, слабоумным и в связи с этим, отказаться и от пострига, и от прав престолонаследия. Но он не сделал ни того, ни другого, ни третьего, полагая (по своей творческой интуиции потенциальных возможностей), что может поступать так, как ему вздумается: репрессировать его не посмеют. Но здесь он недооценил возможностный и волевой потенциал своего отца, недооценил реально складывающиеся не в его пользу социальные, этические и политические обстоятельства, связанные абсолютно со всеми аспектами его взаимоотношений с окружающим миром. Поэтому в считанные дни он потерял буквально всё, что было для него ценным и значимым в этой жизни: потерял родителей, жену, друзей, сподвижников, он был отторгнут от общества, от унаследованных им прав и привилегий. Был отторгнут от самой жизни: объявлен изменником и репрессирован. И это закономерно: идеологическое предательство порождает измену действием. Будучи рациональным этиком, царевич был последователен в своих поступках. В поисках политической защиты и покровительства, он со своей стороны готов был идти на любые политические уступки. (Если уж что - то выпрашиваешь, надо же что - то предложить взамен). И по сути, выставил этим интересы своего государства "на торги", считая, что по факту своего высокого рождения имеет на это право. То есть, в очередной раз, он лично для себя установил систему двойных стандартов по отношению к своим правам и обязанностям: не принимая на себя никаких моральных, политических и социальных обязанностей по отношению к государству, он, тем не менее, готов был распоряжаться им, как своей вотчиной. (То есть, - "не отвечал" за то, чем владел, но зато полностью им распоряжался.) А по сути, - всего лишь "отыгрывался" интересами государства в этой политической игре, которую безоглядно и безрассудно проигрывал по всем статьям.)

Часть IV
Схема конфликта СЛЭ (Жукова) - ЭИИ (Достоевского) по позициям моделей (ПФ) и признакам Рейнина

1.Соотношение аспектов и программ
1-1. ПФ -1(канал 1- 4). Соотношение программ ТИМов

(аспекты волевой сенсорики у СЛЭ (-ч.с.1) и этики отношений у ЭИИ: +б.э.1)

— полное вытеснение и замещение; частичное или полное взаимное уничтожение. (Осуждение ЭИИ, Достоевским приоритета силы и позиции тотального волевого Жукова: осуждение позиции: "Кто сильнее, тот и прав" и "падающего толкни"), осуждение тотального волевого контроля Жукова, культа жестокости, деспотизма, насилия. Со стороны Жукова: осуждение насильственно и жестоко внедряемого Достоевским альтруистического культа помощи, навязываемой всем слабым и страждущим; осуждение "приоритета слабости", осуждение позиции Достоевского "Слабый всегда прав, слабому надо уступать, помогать, создавать режим максимального благоприятствования; с возможностями слабого и немощного надо считаться". Взаимные упрёки и обвинения конфликтёров в жестокости, деспотизме, насилии, ложном миролюбии, двуличии, лицемерии, ханжестве.)

1-2. ПФ-2 (канал 2-3). Соотношение средств реализации программ

(аспекты логики систем у СЛЭ (+б.л.2) и интуиции возможностей у ЭИИ: -ч.и.2)

— прямое и опосредованное взаимное вытеснение и замещение программ средствами их реализации с последующим взаимным уничтожением средств реализации программ. (Активное неприятие Достоевским деспотичных системных отношений и иерархической системной логики Жукова, постулирующей принцип: "Сильный всегда прав". Неприятие Жуковым альтернативной иерархической системы отношений соподчинения, устанавливаемой Достоевским (по аспекту интуиции возможностей) в частном порядке при каждом удобном случае.) Достоевский терпеть не может зазнайства и высокомерия обращения со стороны партнёра, не терпит, когда к нему обращаются свысока - сразу обижается, начинает говорить колкости огрызаться и бунтовать. Потом ещё долго дуется и припоминает прежние обиды. Хотя сам терпеть не может, когда ему напоминают о его проступках: становится агрессивным, сердится не на шутку, переносным образом угрожает (приводит в пример пословицу: "Кто старое помянет, тому глаз вон").

1-3. ПФ-3 (каналы 3- 2). Соотношение нормативов

(аспекты интуиции возможностей у СЛЭ (-ч.и.3) и логики систем у ЭИИ: +б.л.3)

— взаимное неприятие, " разоблачение" и разрушение защитных свойств нормативной функции. Разоблачение Жуковым демонстративного (домашнего) деспотизма Достоевского (его "игры" в самонадеянного деспота, в строго и требовательного доминанта). Разоблачение Достоевским (с этических и логических позиций) пронырливости и "ловкачества" Жукова (его "сомнительных" успехов) по аспекту интуиции потенциальных возможностей. Неизменная зависть к успехам друг друга и откровенное злорадство по поводу неудач с последующими запретами предпринимать новые попытки в достижении желаемого. ("Ты уже попыталась участвовать в этом конкурсе, и хватит с тебя! Мне не нужна жена - певица! Сиди дома, если ни на что другое не способна!")

Жестокие игры в "можешь - не можешь", "должен - не должен!" - также возмущают и раздражают обоих. Упрёки со стороны ЭИИ: "Ты не можешь так поступать со мной! Ты должен уважать моё право проявить себя!". Или упрёки и запреты со стороны Жукова: "Не можешь отвечать за свои слова, не встревай, не подначивай! Сиди и молчи, пока тебя не спрашивают! Ты здесь вообще ничего не решаешь!". Для Достоевского всё это - удар по самолюбию, по статусу. А Жукова раздражает привычка Достоевского что - то обещать от его лица и не выполнять (или даже не ставить его в известность), раздражает привычка распоряжаться его вещами без его ведома или принимать решения, не посоветовавшись с ним. Такие вещи он старается на корню пресекать, а Достоевского это возмущает и обижает: с ним разговаривают как с провинившимся ребёнком, (недоумком или недотёпой, которому нельзя ничего поручить). Достоевского раздражает каждое обвинение в безответственности действий и неправомерности поступков (по болезненным для него аспектам волевой сенсорики (-ч.с.4) и иерархической логики соотношений (+б.л.3) - получается, что с его самолюбием (чувством собственного достоинства) и считаться нельзя, получается, что он здесь не главный. Жукова часто раздражает нелепая и несуразная дурашливость Достоевского - неуместная и несвоевременная, из которой ему часто приходится за его поведение краснеть. Жукова раздражает привычка Достоевского отстаивать совершенно абсурдные, алогичные и несостоятельные суждения и доводы (как будто ему, Достоевскому, (особенно в присутствии посторонних) доставляет удовольствие дразнить, раздражать и пугать Жукова этими абсурдными нелепостями, как будто ему нравится косить под слабоумного и ставить своего партнёра в неловкое положение.

1- 4. ПФ- 4. (каналы 4 -1). Соотношение т.н.с.

(аспекты волевой сенсорики у ЭИИ (-ч.с.4) и этики отношений у СЛЭ: +б.э.4)

— взаимное угнетение "зоны страха" в ИТО конфликта и суперэго ("удар программы" ТИМа партнёра). Взаимное раздражение контролем и жесткой критикой по проблематичным мобилизационным аспектом. Жукова угнетают и раздражают постоянные упрёки в жестокости, неэтичности, эгоизме. ("Ни до кого тебе дела нет! Только о себе и думаешь! Как можно быть таким чёрствым!.."). Раздражают и травмируют постоянны упрёки в бестактности и неделикатности, вечный разбор ошибок после каждого похода в гости ("Вот зачем ты тётю спросил о её сыне? Ты же знаешь, что она с ним не разговаривает!.. Зачем ты разговаривал с дядей таким тоном? Ты его перебил, ты ему не дал договорить! Ты весь вечер вёл себя бестактно: разговаривал только сам, слушал только себя, задавал бестактные вопросы. Зачем ты спросил мою сестру о её муже? Ты разве не знаешь, что они разошлись?.. А что ты вообще знаешь! Тебя, кроме твоей собственной персоны никто и ничто не интересует).

Достоевского раздражает откровенный и пугающий цинизм Жукова, его хамоватый тон, жестокие и циничные шутки (или угрозы), его пугающая прямота, граничащая с хамством и наглостью; его самодурство, волевой произвол, жестокие наезды, ощущение вседозволенность, побуждающее его бесконтрольно злоупотреблять своей силой, его грубое и глупое бахвальство. Достоевского раздражает обычное для Жукова свойство подолгу и много говорить о самом себе, выставлять себя как пример достойный подражания, который (почему - то многим не нравиться). Чаще всего, такие монологи Жукова начинаются (раздражающей Достоевского) фразой: "Вот взять, к примеру, меня.." ("Вот взять, к примеру, меня: я если с чем - то не согласен, я сразу скажу всё, что думаю … есть такие, которым это не нравится…" Или: "Вот взять к примеру меня: если я что - то задумал ("если я себе поставил цель"), я обязательно этого добьюсь… Некоторым это не нравится…")

Достоевский, выслушивая всё это, как правило оказывается в числе тех "некоторых", кому "это не нравится".

Достоевский не переносит упрёков и обвинений. Если он признаёт свою вину, это не значит, что эту вину нужно за ним закреплять и напоминать о ней всякий раз при схожих проступках, Достоевского раздражают грубые и жестокие обвинения в инфантилизме, слабости, изнеженности, безответственности, идеализме (особенно, если они справедливы!). Упрёков и обвинений Достоевский Жукову не прощает: "наказывает" его жестоким бойкотом по аспектам деловой логики и сенсорики ощущений (как если бы это был Штирлиц), устраивает истерики ("оглушает" и дезактивирует по аспекту этики эмоций), изводит встречными упрёками и нападками. Подолгу дуется, "фонит": ненавидящий взгляд исподлобья, выражение обиды, раздражения, неутолимой и неугасимой ненависти, упрямой и откровенной злобы не сходит с его лица.

1- 5. ПФ-5 (каналы 5- 8) Ложная поддержка суггестии

(аспекты интуиции времени у СЛЭ (+б.э.5) и логики действий у ЭИИ: -ч.л.5)

— отсутствие необходимой поддержки на суггестию; попеременные и периодические фрустрации с предварительной и частичной стимуляцией суггестивной функции (с предварительными попытками увлечь её, "приманить" и приручить "посулами" и демонстративными "щедротами" своей программной функции).Взаимное раздражение жестоким и несуразным контролем, угнетающим их суггестию и понижающим самооценку. Жукова угнетает этически мотивированный контроль по интуиции времени со стороны Достоевского, его постоянные напоминания о сроках выполнения этических обязательств и контроль за своевременностью их выполнения; Жукова угнетают мрачные предчувствия и причитания Достоевского по поводу несвоевременно выполненных интуитивно - этических или сенсорно - этических обязательств ("Вот ты не послушал меня, не проведал тётю, пока она болела, теперь она на нас обидится и не пригласит на свой юбилей. Теперь о нас все плохо подумают. А всё ты виноват. Я тебе сколько раз говорила: сходи, проведай тётю! Не понимаю, как можно быть таким жестоким, бесчувственным… "). Достоевского раздражает жестокая эксплуатация и тотальный контроль по аспекту деловой логики, угнетает отсутствие необходимой помощи по этому аспекту. У него возникает ощущение, что Жуков по этому аспекту его жестоко эксплуатирует: вместо реальной и своевременной поддержки навязывает ему какие - то трудные и непосильные поручения. Не умеет толком объяснить задание, не умеет должным образом включить в работу. Обижается на ответные бойкоты, не предостерегает от возможных ошибок. Достоевского раздражает обобщённость и невразумительность объяснений Жукова, отсутствие чёткого разделения того, что можно делать и чего нельзя (характерного для квестимной (разделительной и разграничительной) методичности разъяснений Штирлица. У Достоевского Жуков будет уже тем виноват, что не предусмотрел всех альтернативно возможностных ошибок Достоевского, часто экспериментирующего по аспекту деловой логики (как это свойственно дельта - квадралам) и реализующего экспериментальным путём принцип: "что не запрещено, то разрешено". (В том, что нельзя заколачивать гвозди фотоаппаратом -Жуков тоже будет виноват: он не предупредил, что этого делать нельзя, а в инструкции по пользованию аппаратом об этом ничего не написано.)

1- 6. ПФ- 6. (каналы 6 -7). Ложная активация

(аспекты этики эмоций у СЛЭ (-ч.э.6) и сенсорики ощущений у ЭИИ +б.с.6)

— неадекватная, недостаточная, взаимно угнетающая и фрустрирующая.
Жуков быстро разочаровывается в партнёре: тяготится постоянным недовольством, жалобами и нытьём Достоевского, его ссылками на возможностную альтернативу ("что ни сделаешь, всё плохо"), тяготится его страхами, вызванными постоянной зависимостью от его (Жукова), не всегда доброй воли, тяготится "ощущением незащищённости" перед его (Жукова) диктатом и властью. Чувство вины, вызванное всеми этими жалобами, расхолаживает Жукова. Одновременно, ощущение страха перед этой деспотичной силой и произволом Жукова и вызванное этим ощущение психологического дискомфорта угнетает и расхолаживает Достоевского, заставляет его противиться воле Жукова и бойкотировать его распоряжения.

Достоевского угнетает ощущение ненадёжности его партнёрских отношений: Жуков оказывается не тем партнёром, на защиту и поддержку которого он может всегда рассчитывать: Жукову он может пожаловаться на усталость, на недомогание, на недостаток сил. Особой опеки и заботы со стороны Жукова Достоевский тоже не ощущает: Жуков не из тех, кто поощряет слабость и считает её уважительной причиной для отказа от выполнения взятых на себя обязательств. Игра в "загнанную домохозяйку" его тоже не убеждает: незачем брать на себя повышенные обязательства и нагрузки, если ты не уверен в своих возможностях и силах. И уж тем более нельзя их брать для того, чтобы прихоти ради (или ради услуги кому - то постороннему) взваливать их на партнёра, заставляя его совершать чудеса выносливости и подставлять своё плечо при каждом удобном случае.

1-7. ПФ-7. (каналы 7- 6 ) Оценка и соотношение наблюдений

(аспекты этики эмоций у ЭИИ (-ч.э.7) и аспект сенсорики ощущений у СЛЭ: -ч.л.7)

— Жукова возмущает привычка Достоевского брать повышенные обязательства на себя (или на свою семью) и бойкотировать при этом свои обязанности.

Достоевского пугает ответная реакция Жукова на все эти бойкоты. Пугают раздражают вспышки ярости и приступы агрессии Жукова, его привычка выговаривать и выговариваться так, что стёкла дрожат. Достоевского раздражает вспыльчивость Жукова, нецензурная лексика, которой сопровождаются приступы ярости (иногда, как кажется Достоевскому, доходящей до бешенства. Его пугает это безудержное буйство ( неадекватность поведения Жукова, неспособность контролировать свои поступки и эмоции. Пугает возмутительно циничное содержание (и смыслы) его лексики. Пугает мимика Жукова (диковатый взгляд исподлобья, вытаращенные, иногда налившиеся кровью глаза с блеском безумия и часто сменяющимися выражениями беспредельного гнева и беспричинного торжества. Пугает его побагровевшее от гнева лицо, расплывшаяся в хищном оскале улыбка, глухой ("рычащий") голос. Пугает выпяченный лоб, тупое и упрямое выражение "набычившегося" лица, пугает багровая шея со вздувшимися венами. Пугает всё его стремительно раздувающееся в размерах тело. (Кажется, что он вот- вот лопнет от ярости). Пугает его нецензурная брань (которую Достоевский не переносит). Пугает его жестикуляция: сжатые кулаки, которыми он размахивает, побелевшие от напряжения пальцы. Пугает его привычка подавлять противника всей массой тела, все силой своей мощи, надвигаться этакой каменной глыбой, наезжать этаким "катком". Все попытки Достоевского умиротворить и усовестить Жукова приводят к обратному результату: грубый и жестокий деспот превращается в чудовищного самодура. Достоевский понимает, что пробудил и вывел из глубины бессознательного, какие - то тёмные и страшные силы, до сих пор (сравнительно мирно) дремавшие на дне души Жукова, и теперь не знает, как загнать их туда обратно. Позволить им вырваться на свободу Достоевский не может, как не может позволить Жукову проявить крайнюю степень агрессивности и утолить какие - то свои (одному ему известные) хищнические инстинкты. Осознание абсолютной своей слабости и беспомощности перед этой тёмной яростью приводит Достоевского в состояние шока, после чего он, конечно, готов проявлять крайнюю степень покорности Жукову, не претендуя ни на что большее (в том случае, если не может отдалиться от него на безопасное расстояние). Достоевского пугает инертность ярости Жукова и его способность активизироваться собственной яростью (-ч.э.6), из - за чего Жуков в приступах гнева часто теряет над собой контроль и кажется Достоевскому (и любой противоборствующей стороне) невменяемым. Достоевского пугают эти вспышки беспричинной (как ему кажется) и безудержной агрессии, возбуждающей (активизирующей) Жукова, который распаляется всё больше, видя как выражение страха и ужаса появляется на лице его противника. Ощущение собственной беспредельной власти над ним захлёстывает Жукова, который, не встречая сопротивления со стороны противника, может пойти на крайние формы физического произвола, в котором потом опять же обвинит свою жертву, якобы, "спровоцировавшую насилие" отказом от борьбы и самообороны.

Попадать в положение жертвы Достоевский, разумеется, не хочет, поэтому старается до такого раздражения партнёра не доводить, старается не обнаруживать своих страхов и не возбуждать ненависти в своём партнёре. Старается переводить ссору в шутку, а отношения конфликта в игру. Практикой ролевых (детских) игр старается умиротворить Жукова, преуменьшает его силовое превосходство, игровым методом культивирует его слабость, приучая его к роли этакого безобидного "белого - пушистого" существа (этакого увёртливого и шустрого "зайчика", способного, благодаря ловкости и находчивости, выпутываться из любых неприятностей и выживать в трудных условиях без применения силы). Практика постепенного и последовательного "приучения к добру" в отношении Жукова со стороны Достоевского тоже имеет место. Идея простая: для того, чтобы партнёр не был вспыльчивым и злым, необходимо последовательно и неуклонно воспитывать его покладистым и добрым; надо поощрять в нём любой альтруистический порыв, воспитывать и поощрять желание делать добро и получать от этого удовольствие, приучать его отказывать отказываться от собственных удовольствий в пользу других. Позитивно активизируясь по щедрому и любвеобильному своему аспекту этики эмоций (аспект этики эмоций, канал 7 -6), Жуков может утроить за свой счёт "праздник жизни для всех", но признаки предусмотрительности ( накопительства) и деклатимности (со всеми его интегрирующими, приобщающими и поглощающими свойствами) не позволят ему слишком долго быть щедрым и добреньким за свой счёт, они "потребуют" восполнения растраченных ресурсов ("настроят" на ожидание ещё больших благ взамен упущенных) и этот настрой приведёт Жукова к новому глубокому разочарованию и желанию волевыми и жестокими методами компенсировать всё упущенное (всё, что ему, по его мнению, ему "причитается"). В результате, "крайним", опять же, может оказаться подвигнувший его на эту щедрость Достоевский, что повлечёт за собой новый "виток" и новое обострение ИТО конфликта.

1- 8. ПФ- 8. Оценка и соотношение демонстраций (впечатлений, деятельности и поддержки, производимой демонстративной функцией)

(аспекты интуиции времени у ЭИИ (+б.и.8) и аспект деловой логики у СЛЭ: - ч.л.8).

— шокирующее и удручающее впечатление, фрустрации, раздражающая и шокирующая неадекватность.

Демонстративная пунктуальность ЭИИ, Достоевского на фоне отсутствия своевременной поддержки по аспекту интуиции времени не покажется Жукову таким уж значительным преимуществом и важным свойством. Более того, высокая требовательность Достоевского по этому аспекту, его желание везде успеть, не прилагая к тому особых усилий, его не целевой (с точки зрения Жукова) расход времени, его противоречивые планы, которые часто меняются (из -за пустых капризов, бойкотов и смен настроения) и часто срываются из желания совместить несовместимое, постоянно раздражают Жукова. Главные цели, на которые следовало бы обратить внимание, при этом оказываются упущенными: выпадают из поля зрения, перестают быть важными и приоритетными. Достоевский, упорно желая настаивать на своём, старается почаще смещать навязываемые Жуковым приоритеты, поэтому предлагает свою программу неотложных дел, от которой потом сам же (по непонятным причинам) и отказывается, предварительно заставив Жукова отказаться от каких важных для него неотложных дел. Всё это приводит Жукова в ярость: вместе с непоправимо упущенным временем, он теряет и какие - то исключительные возможности и шансы, которые потом ему бывает трудно наверстать. Обидно и то, что причина таких оказывается потом либо несущественной, неоправданной, непонятной, невыясненной: захотелось Достоевскому изменить свои планы, и этим всё сказано. А причина как правило бывает только одна: ему нужно, чтобы Жуков с его желаниями и мнением считался. Потому, что действительно важные планы Достоевский (ориентированный на педанта Штирлица) срывать и менять не будет. Основная причина его неуверенности в своих планах заключается в этической неопределённости. (Так, например, он не покинет дом, в который ему ещё раз хочется прийти, пока не будет уверен, что отношения полностью определены и выяснены. Как Евгений Лукашин - персонаж Андрея Мягкова из фильма "Ирония судьбы", он будет сто раз менять свои планы: "поеду поездом вечером…", "полечу самолётом утром…", "останусь ещё на один день, и мы завтра сходим в Эрмитаж, потому что завтра у меня выходной" и т.д. Но как только отношения определились, он сразу же понял, когда и куда ему нужно ехать.)

Прагматизм и деловая хватка Жукова шокирует Достоевского ("Такую бы энергию да в мирных целях!"). Поэтому и деловая активность и планы, реализуемые Жуковым часто им не одобряются и не находят у него понимания (особенно, когда связываются с беспредельным упрочнением власти, беспредельным накоплением материальных ценностей). Достоевский начинает ориентировать Жукова на благотворительность, программирует его на щедрость и альтруизм, заставляет его работать на отдачу: "Куда тебе столько одному? Надо о других подумать, надо с другими поделиться!" Жуков эти замечания воспринимает как проявление страхов и зависти. И оказывается недалёк от истины. Беспредельные возможности, которые открывает перед человеком власть и богатство, пугают и раздражают Достоевского, заставляют чувствовать себя уязвимым и незащищённым. А это уже достаточный повод для того, чтобы с помощью третьих лиц расторгнуть (партнёрские) супружеские отношения и выйти из игры с определёнными для себя преимуществами.

2. Соотношение квадровых комплексов

Ортогональное противоборство квадровых комплексов: БЕТА - КВАДРОВЫЙ "КОМПЛЕКС ШЕСТЁРКИ" - боязнь жестокой и унизительной эксплуатации (страх вытеснения в нижние слои иерархии) противоборствует ДЕЛЬТА - КВАДРОВЫМ "КОМПЛЕКСОМ "ПОДРЕЗАННЫХ КРЫЛЬЕВ"" - ощущением незащищённости, безысходности и неспособности (в сложившихся условиях) реализовать свою мечту, свой самый смелый проект, свой творческий и возможностный потенциал.

КОНФЛИКТ РЕАЛИСТА И МЕЧТАТЕЛЯ:

Жестокий диктат Жукова, его волевая и психологическая экспансия, тотальный контроль и патриархальный домашний уклад угнетающе действуют на Достоевского: он чувствует себя как узник, заточённый в темнице, как запертая в клетке птица с подрезанными крыльями.

С другой стороны, инфантильно - идеалистические высказывания Достоевского кажутся Жукову несостоятельными, по - детски наивными фантазиями (а во многих отношениях, - опасными и вредными рассуждениями, сбивающими с толку серьёзных людей). Творческие планы Достоевского Жуков часто считает не стоящей внимания, бесполезной и глупой мечтой изнеженного и незрелого человека (недоумка, недоросля).

3. Соотношение по психологическим признакам
3-1. Соотношение по признакам базиса Юнга

Дополнение по признакам: ЭКСТРАВЕРСИИ и ИНТРОВЕРСИИ, ЭТИКИ и ЛОГИКИ, СЕНСОРИКИ и ИНТУИЦИИ - привлекает партнёров и удерживает на начальном этапе отношений. Взаимодействие по каналам 5 - 8 и 7 - 6. Создаёт ложную иллюзию дуализации. При дальнейшем взаимодействии у партнёров возникает ощущение психологического дискомфорта, вызванного (прежде всего) несовпадением (отсутствие дополнения) по признаку РАЦИОНАЛЬНОСТИ и ИРРАЦИОНАЛЬНОСТИ и усугубляются и несовпадением (несовместимостью) по квадровым признакам:

а). по признаку РЕШИТЕЛЬНОСТИ - РАССУДИТЕЛЬНОСТИ.
— НЕСОВМЕСТИМОСТЬ АГРЕССИВНОГО СЕНСОРИКА (СЛЭ, Жукова) и ИНФАНТИЛЬНОГО ИНТУИТА (ЭИИ, Достоевского).

б). по признаку СУБЪЕКТИВИЗМА - ОБЪЕКТИВИЗМА
— НЕСОВМЕСТИМОСТЬ АВТОРИТАРНОГО, СИСТЕМНОГО ЛОГИКА (СЛЭ, Жукова) с ПРИДИРЧИВЫМ ЭТИКОМ - МОРАЛИСТОМ (ЭИИ, Достоевским).

3 - 2. Соотношение по квадровым признакам
3 - 2/ 1. Признак аристократизма - демократизма

Совпадение по признаку АРИСТОКРАТИЗМА на первых порах убеждает обоих в правильности выбора своего партнёра: на начальном этапе отношения складываются легко и удачно. Жуков кажется Достоевскому человеком влиятельным и авторитетным, солидным, надёжным, респектабельным, умеющим утвердить себя в обществе, способным отстоять честь партнёра и быть ему надёжной защитой и опорой. Жукову Достоевский на первых порах кажется "ангелом во плоти", "человеком без недостатков": ДЕЛИКАТНЫМ, честным, искренним, доброжелательным, умеющим держать себя скромно, но с достоинством.

Влияние двух других квадровых признаков (признака РЕШИТЕЛЬНОСТИ - РАССУДИТЕЛЬНОСТИ и признака СУБЪЕКТИВИЗМА - ОБЪЕКТИВИЗМА ) создаёт поле непримиримых антагонистических противоречий, усугубляет конфликт и разрушает эту иллюзию.

3 - 2/ 2. Признак решительности - рассудительности

Несовместимость по признаку РЕШИТЕЛЬНОСТИ - РАССУДИТЕЛЬНОСТИ (у двух статиков СЛЭ и ЭИИ) выявляет антагонистические противоречия (преимущественно) по статическим, иррациональным аспектам. Доминирующий в бета - квадре аспект иерархической волевой сенсорики (программный аспект Жукова: -ч.с.1) конфликтует с доминирующим в дельта - квадре альтернативной иерархической интуиции потенциальных возможностей (-ч.и.2). Позиция Жукова: "Сила, власть, выносливость, волевой напор - гарантия защищённости и жизнестойкости приходит в противоречие с позицией Достоевского: "Способность понимать суть происходящих явлений и мирно уживаться со всеми, - гарантия защищённости, залог мирного и благополучного существования ".

Достоевского раздражает волевой напор и беспредельное наращивание силового потенциала у Жукова, раздражает его позиция: максимум силы - минимум слабости, максимум прочности - минимум ущербности. Жукова раздражает всё убогое, слабое, непрочное, нежизнестойкое и нежизнеспособное.

Распространённая в бета - квадре (главным образом, в системе ценностей Жукова) позиция: "Жалость унизительна, бедность постыдна" возмущает и раздражает Достоевского. А Жукова раздражает позиция беспредельной уступчивости и крайнего самоуничижения как нечто постыдное, противоестественное; провоцирует на ещё большую агрессию и насилие.

3 - 2/ 3. Признак субъективизма - объективизма

Несовместимость по признаку СУБЪЕКТИВИЗМА - ОБЪЕКТИВИЗМА выявляет антагонистические противоречия (преимущественно) по статическим, рациональным аспектам. Доминирующий в бета - квадре аспект иерархической логики систем (+б.л.2) (творческий аспект ЭГО- блока у Жукова) противоборствует с программным аспектом этики отношений Достоевского (+б.э.1): права личности (+б.э.) вступают в противоречие с интересами системы (+б.л.). (Для примера приведём эпизод из фильма "Непридуманная история" - настоящего кладезя "наглядных пособий" по теме "конфликт СЛЭ - ЭИИ"). Муж - СЛЭ выступает на комсомольском собрании с обвинениями в адрес молодого и неопытного сослуживца, совершившего должностное правонарушение: вместо того, чтобы подвозить на стройку необходимый материал, в рабочее время использовал служебный транспорт для того, чтобы перевезти на другую квартиру свою невесту. Все слушают обвинителя, соглашаются с ним, и только жена- ЭИИ выступает в защиту правонарушителя и предлагает оправдать его на том основании, что он влюблён и действовал в интересах своей любимой девушки. Собрание считает её доводы более убедительными и правонарушителя оправдывают. После собрания муж- СЛЭ напускается с упрёками на жену: "Ты что же это делаешь?! Ты что же меня дураком перед всеми выставляешь?! Я говорю одно, ты - другое. Я - за, ты - против! Мы с тобой одна семья, одна система: я тебе муж, а ты - мне жена! Мы должны держаться вместе. Мы должны всегда быть заодно, и ты должна во всём принимать мою сторону. Должна поддерживать моё мнение, потому, что я - муж, глава семьи. Если я говорю: "Он виноват!", ты должна со мной соглашаться!". Жена - ЭИИ ему в ответ: "С какой это стати?!.. И при чём здесь семья и система?!.. У тебя своё мнение, у меня - своё; и я с твоим мнением не согласна. Что хорошо для отдельного человека, хорошо и для семьи. Я его защищала потому, что он был прав: он отстаивал интересы своей девушки. Он не виноват, потому что влюблён. Влюблённый человек всегда прав. Ведь, это такое счастье, - любить! А мы его чуть не осудили…"

3 - 3. Взаимодействие по диадным признакам
3 - 3 / 1.Отношения рационала и иррационала

Несоответствие ( отсутствие дополнения) по признаку РАЦИОНАЛЬНОСТИ и ИРРАЦИОНАЛЬНОСТИ приводит к неадекватности взаимодействия, к смещению систем приоритетов, и ценностей, к взаимному недоверию, к ужесточению споров и обострению антагонизмов.

3 - 3/ 2.Отношения двух предусмотрительных ("накопителей")

Дополнение (совпадение) по признаку БЕСПЕЧНОСТИ - ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНОСТИ.

Оба партнёра ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНЫ: тщательно взвешивают свою выгоду, свои преимущества и привилегии. Никто не желает выходить из игры с пустыми руками, мириться потерями и убытком. Взаимный прагматизм и меркантильный расчёт раздражает и возмущает их обоих. Каждый борется со стяжательством партнёра своими методами, принуждает к уступкам своими средствами: Жуков действует методом принуждения, волевого подавления; Достоевский ориентирует Жукова на позитивные цели, учит добру личным примером, программирует на альтруизм, склоняет к щедрости, призывает к моральному и нравственному самосовершенствованию.

3 - 3 / 3. Отношения двух уступчивых

Дополнение (совпадение) по признаку УПРЯМСТВА - УСТУПЧИВОСТИ.

Оба партнёра УСТУПЧИВЫЕ. Но, вследствие концептуального конфликта, антагонизма целей и несовместимости приоритетов, уступка во внимание не принимается ( аннулируется) возникает критическое отношение к уступкам партнёра; мотивация уступок осуждается и кажется неприемлемой.

УСТУПКА рассматривается Достоевским как удобная и взаимовыгодная форма "взятки", как ценный приз, который он подбрасывает (в своём "лохотроне") и впоследствии заставляет отрабатывать ответным действием, предполагающим ещё большую жертвенность и щедрость. Уступка воспринимается им как удобная форма прагматичной и взаимовыгодной этической сделки. Используется как самый первый, этически корректный, самый выгодный и самый удобный, располагающий к доверию шаг на пути к достижению цели. ("Надо уступать!.. Ты уступишь, и тебе уступят! А будешь упрямиться, никто и ничего для тебя не сделает"). Требовательность Достоевского растёт по мере уступчивости партнёра, а мотивация уступок конфликтёра ему и вовсе кажется неприемлемой и недостойной, вследствие чего и уступка аннулируется. (Пример: эпизод из фильма "Непридуманная история". Подчиняясь давлению жены- ЭИИ (Достоевского) муж - СЛЭ (Жуков) идёт на уступку и после основной работы отправляется оказывать гуманитарную помощь всем страждущим и нуждающимся. Когда он приходит домой, отчитывается о проделанной работе и говорит: "Я одной женщине помог разгрузить машину угля. Я это сделал для тебя!", жена упрекает его в том, что он так и не понял, для кого и для чего нужно оказывать добрые услуги. Она дуется на него весь вечер, бойкотирует его просьбы, не разговаривает с ним, смотрит волком. Желая исправить свою вину, муж на следующий день (в порядке дружеской услуги) идёт в гости к той женщине, которой он накануне помогал разгружать уголь, и остаётся у неё до позднего вечера.

Для Жукова уступка - это возможность присмотреться к партнёру, оценить его силовой, возможностный и этический потенциал; это своего рода (известный в военной тактике) приём "ложного отступления", - "тактический шаг, позволяющий перейти от отступления к нападению: "обидеться" на соконтактника за "злоупотребление" его уступкой и уступчивостью, заломить за свою уступку беспредельно высокую цену и взять реванш (достигнуть намеченной (захватнической) цели, заставив соконтактника (теперь уже "противника") сполна расплатиться за все "упущенные" Жуковым возможности и потери. ("Ложное отступление" - очень эффективный приём, которым можно ввести противника в заблуждение, но ведь и он чреват потерями и не обходится без жертв. Поэтому Жуков (как предусмотрительный "накопитель" - деклатим, решительный - стратег - субъективист) считает себя вправе требовать беспредельно высокой компенсации за нанесённый ему "ущерб".)

Совпадение по ДИАДНЫМ признакам УСТУПЧИВОСТИ и ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНОСТИ вносит элемент здорового прагматизма в их отношения, привлекает разумной расчётливостью, создаёт иллюзию правильного выбора партнёра: "С этим человеком не пропадёшь: он надёжно предусмотрительно защищён от всех житейских невзгод. Он расчётлив, запаслив, хозяйственен. У него всё схвачено. За ним можно жить как за каменной стеной. К тому же, он уступчив и мягок в обращении: им можно с лёгкостью манипулировать. Такой партнёр нам и нужен. Всё остальное - в наших руках!"

3 - 3 / 4. Взаимодействие эволютора и инволютора

Несовпадение по признаку ЭВОЛЮЦИИ и ИНВОЛЮЦИИ (несовместимость "КОНСТРУКТОРА" и "РЕКОНСТРУКТОРА") приводит к взаимному противоборству целей, взаимоисключающим и противоположным средствам и способам их достижения, непримиримой борьбе несовместимых и взаимоисключающих приоритетов, жестокой психологической ломке привычных представлений и подмене их непривычными представлениями, нарушающими естественную систему ценностей, приоритетов и координат. Каждый из конфликтёров заявляет себя созидателем общего (семейного) благополучия, но при этом является разрушителем системы приоритетных ценностей, декларируемых его партнёром. (То есть, конструктивные решения, предлагаемые одним партнёром, беспощадно осуждаются и оспариваются другим, позитивные "всходы", усердно и бережно взращиваемые одним партнёром, напрочь искореняются другим и т.д. Всё, что делает один, аннулирует, безжалостно уничтожает другой, и наоборот.

Один созидает, другой разрушает; при этом у обоих возникает ощущение бессмысленности действий и беспомощности усилий, каждый, желая быть созидателем, чувствует себя разрушителем.

(Эта несостыковка также хорошо видна примере всё тех же персонажей - супругов из фильма "Непридуманная история": муж - СЛЭ всё несёт в дом, жена - ЭИИ - всё из дома. Он с работы идёт домой, она - куда - нибудь подальше от дома: на добровольные общественные работы, в гости к друзьям, в коллектив (они так постоянно расходятся: он - туда, она - обратно; встречаются на улице, по дороге). Муж получает премию, отдаёт деньги жене, чтобы по - хозяйски потратила, она на все деньги покупает магнитофон и тратит всю плёнку, записывая голоса друзей. Он приносит домой зарплату, приходит домой в ожидании обеда, а она собирает какую - то компанию совершенно незнакомых людей, угощает их, устраивает им пристанище в доме. Так, что пришедшему с работы мужу уже не остаётся ни еды, ни места, где он мог бы приткнуться и отдохнуть. Муж обустраивает ей квартиру, убеждает её остаться жить в прежнем городе и работать на прежнем месте работы, она заставляет его переехать в другой город с тем, чтобы работать на другой стройке и жить (как в прежние времена) жить в общежитии. На собрании он выступает и голосует "за", она - выступает с противоположным предложением и голосует "против". И такие принципиально противоположные расхождения у них возникают на каждом шагу.)

3 - 4. Взаимодействие по индивидуальным признакам
3 - 4 / 1.Отношения двух деклатимов

Отсутствие дополнения по признаку КВЕСТИМНОСТИ - ДЕКЛАТИМНОСТИ

Партнёры кажутся друг другу интересными собеседниками, убеждёнными в своей правоте. Находят множество общих и интересных тем, которые хочется обсудить поподробней, на более близкой дистанции. Возникает стремительное притяжение друг к другу: деклатимная модель уже объединяет их в одну информационную систему, но пока ещё не возникает ощущение опасной близости экспансивной атаки партнёра, ощущение волевого натиска с последующим поглощением и абсорбцией слабого партнёра сильным. Чувство предосторожности по "опасливой" интуиции потенциальных возможностей (-ч.и.) ещё не разгоняет партнёров по противоположным, антагонистическим полюсам - это всё ещё впереди: и общение по разную сторону баррикад на предусмотрительно далёкой дистанции и взаимные "бойкоты", блокады, и ультиматумы, и попеременные атаки с целью исправления и перевоспитания партнёра (очередные акты "педагогической комедии" с трагическим исходом. И новая "сдача в плен" (под залог) и "выброс белого флага", печальные выводы, поиск оптимальной психологической дистанции. А затем поиски новых ролей и тактик, используемых в качестве средств и способов манипуляций партёром позволяющих открыть для себя новые возможности и перспективы, необходимые для утверждения личного превосходства. (Отношения двух конформных приспособленцев с позиции ложной уступки и ложного отступления: оба партнёра плутуют (Жукова раздражает наигранная дурашливость Достоевского, способность переводить серьёзный разговор в шутку); оба партнёра ловят друг друга на подтасовках и подменах важного второстепенным, на плутовстве. Оба возмущаются, будучи пойманными; попеременно оспаривают права, преимущества и правомерность действий друг друга. Обоих раздражает даже видимость успехов партнёра (болезненное взаимодействие по (проблематичной для всех деклатимов) интуиции альтернативных(реальных и мнимых) возможностей). Оба завидуют чужой успешности (ловкости, пронырливости, способности хорошо устраиваться за чужой счёт) постоянно спорят и конфликтуют по этому поводу, применяя друг к другу жестокие санкции: наказывают, "ломают" (перевоспитывают и "перековывают") друг друга; в явной и скрытой форме друг другу мстят.) Оба настырно и экспансивно (наезжают) нападают на партнёра, используя эффект внезапности; оба жестоко навязывают свою волю, общаются друг с другом свысока, разговаривают грубым, жестоким (Жуков) или высокомерно - снисходительным тоном. Вытесняют друг друга из системы по вертикали (в пересортицу), в нижние слои иерархии: Жуков - осознанно и непосредственно, отдавая распоряжения командным тоном (как авторитарный аристократ - субъективист), Достоевский - опосредованно и неосознанно, (естественно и непринуждённо) устанавливая отношения соподчинения в частном порядке.
3 - 4 / 2.Взаимодействие двух статиков

Отсутствие дополнения (совпадение) по признаку СТАТИКИ - ДИНАМИКИ . Оба партнёра - СТАТИКИ. Партнёры быстро приходят к взаимному согласию. Решают сократить дистанцию и перейти к прочным и долговременным отношениям.

И с этого момента начинаются их несчастья: все дополнения и совпадения, а также, - не дополнения и несовпадения оборачиваются для них страданиями и неприятностями. Отношения становятся жёсткими. А сами партнёры - неуступчивыми и непреклонными в своих требованиях. Устанавливают жёсткие нормативы по статическим (рациональным и иррациональным аспектам), жёстко и неуклонно преследуют свои цели (оба чётко знают, чего хотят), жестоко и непреклонно диктуют свою волю, навязывают свои требования, преодолевая сопротивление партнёра. Оба становятся деспотичными диктаторами. Любое отступление от навязываемых требований оборачивается новым скандалом, приводит к обострению конфликта.

3 - 4 / 3. Отношения двух стратегов

Оба партнёра ориентированы на скорейшее достижение цели. Склонны максимализировать для этого все ресурсы, все, имеющиеся в их распоряжении, возможности и средства: мнимые, реальные, желаемые, действительные. Игнорируют препятствия, не останавливаются на полпути при достижении цели. Для достижения цели прибегают к посредничеству и поддержке третьих лиц. При прямых столкновениях ведут ожесточённую, упорную борьбу с максимальным использованием силового потенциала. Не останавливаются на достигнутом, повышают запросы и требования. Жестоко и тотально контролируют друг друга, расширяя и упрочняя сферу своего влияния. Каждая новая победа является стимулом для последующей экспансии. ("Каждая новая победа притягивает новую войну" Александр Македонский (СЛЭ, Жуков)

3 - 4 / 4 Взаимодействие двух конструктивистов

Отсутствие дополнения по признаку эмотивности - конструктивности. Оба партнёра - конструктивисты, логические (системные и технологические) манипуляторы, подвергающие друг друга жестоким испытаниям, рискованным (системным и технологическим) проверкам, что приводит к новым обидам и разочарованиям, отсутствию доверия между ними, усилению контроля, ужесточению террора (со стороны логика), обострению споров и антагонизмов.

3-4 / 5.Взаимодействие позитивиста и негативиста

Дополнение по признаку ПОЗИТИВИЗМА и НЕГАТИВИЗМА в ИТО конфликта работает на обострение антагонистических противоречий, на взаимное угнетение партнёров, усиление напряжения В этой диаде конфликт позитивизма и негативизма становится особенно заметным из - за культивируемых Достоевским идеалистически - позитивных целей.

Достоевский кажется Жукову слишком позитивным, слишком ярким, слишком открытым, слишком доверчивым и доброжелательным по отношению к другим людям; слишком альтруистичным, излишне увлечённым благими намерениями и позитивными начинаниями. Сдержанный позитивизм Жукова на начальном этапе их отношений не производит должного впечатления: Достоевский игнорирует предостережения Жукова; более того (в упрёк ему, в насмешку и наперекор ему) становится ещё более раскованным в своих позитивистских отношениях и действиях: доверяет ещё больше, сближается с посторонними и малознакомыми людьми ещё больше, в спорах (между ними и Жуковым ) целиком принимает их сторону, следует их советам и указаниям, разделяет их мнение, внушается их замечаниями, демонстративно и наперекор Жукову действует по их (или своей) инициативе. Становится (с точки зрения Жукова) чужим человеком в своей семье (чуждым элементом в своей системе).

Достоевского шокируют предостережения Жукова, которые становятся всё откровеннее, циничней и настойчивей. Шокирует и глубоко возмущает позиция - предостережение Жукова "Не хочешь зла, не делай добра". Шокируют предостережения Жукова о возможном злоупотреблении избыточной добротой. ("Потому, что людям верить нельзя!"). Достоевского возмущает откровенно негативное отношение Жукова к его (Достоевского) душевной (и материальной) щедрости по отношению к "чужим", к его открытости и доброжелательности, к его добрым услугам и добрым делам. Достоевский пытается перевоспитать Жукова, внушает ему что "Нельзя быть таким!.." ("Нельзя быть таким недобрым! Надо верить людям, надо верить в хорошее, и хорошего прибудет, хорошее приумножится, хорошего в жизни станет больше…"), учит обмениваться добротой и добрыми делами: "Ты сделаешь людям добро и они тебе ответят добром".

Достоевский шокирует Жукова своим примитивным позитивизмом и инфантильным идеализмом, и он начинает бороться с этими явлениями как с основополагающим злом. И тогда уже Жуков начинает шокировать Достоевского своим цинизмом, своей жестокостью. Достоевский припоминает Жукову и другие грехи, вменяет ему в вину его накопительство ("скопидомство"), упрекает в равнодушии к чужому горю, осуждает за стяжательство, алчность, хищнически - жестокую хватку ("стратегию сжимающегося обруча"); осуждает за готовность ради собственной выгоды намеренно подставить человека под неприятности, возмущается его позицией "падающего толкни".

Жуков не остаётся без ответа: позиция Достоевского воспринимается им как предательство интересам семьи, как системы, а его действия он считает откровенно враждебными, направленными на подрыв его (Жукова) авторитета. Возникает борьба за доминирование в семье (как в системе). Достоевский переводит обсуждение на идеологическую почву, навязывая положение: "Кто прав, тот и должен руководить семьёй (руководить поступками и действиями всех её членов), а неправый должен помолчать и поучиться уму - разуму у тех, кто в отличие от него поступает всегда правильно. Таким "правильным" человеком Достоевский считает себя на том основании, что всегда старается быть добрым для всех, старается поступать "как лучше". А поскольку (как известно из сказок) добро всегда одерживает победу над злом, добрый (то есть, позитивист) всегда прав, а злой (то есть, - негативист, - тот, кто смотрит на мир через чёрные очки) - всегда неправ, и его надо учить, перевоспитывать, насильственно изменять его точку зрения, чтобы он правильно смотрел на мир и чтобы мир, вследствие этого, стал светлей и чище, чтобы в мире было меньше злобных и недоброжелательных людей. Тогда только мир станет светлым и добрым.

Всеми этими рассуждениями Достоевский буквально шокирует Жукова, изумляет своим неисправимым идеализмом, граничащим со слабоумием, изумляет ханжеством, невежеством и инфантилизмом, упорным желанием видеть мир сквозь розовые очки. Жукова раздражает позиция Достоевского: "Мир таков, каким мы его себе видим", возмущает позиция: "Если я тебя придумала, будь таким, как я хочу!"). Возмущает наигранная беспечность и легкомыслие Достоевского, недооценка последствий многих его необдуманных решений и несогласованных действий, принимаемых под влиянием настроения, из желания "сделать как лучше". Возмущают многие его "благие намерения", влекущие за собой негативные последствия, приводящие к краху и разрушению семьи.